Brain salad surgery (1/1)

***Вообще, эту сакраментальную фразу я слышал бессчетное количество раз в своей жизни. Обычно я на такое отвечаю ?окей? или ?внимательно тебя слушаю?. А иногда даже ?не знаю насчет тебя, а мне не надо?. В общем, оцените степень моей симпатии к Когами, которому я кротко ответил:—?Да, ты прав, давай поговорим.Какое-то время он продолжал молчать и хмуриться.—?Прости,?— сказал он наконец. —?Я вел себя как полный урод.Мда. Прозвучало как начало отменного мозгоебства!—?Когами-тян, ты ни в чем не виноват.Он вскинулся было, но тут же опустил голову и тихо рассмеялся.—?Прости еще раз, да, ты прав, конечно. Я только себе хуже сделал. Но знаешь, если тебе было немного любопытно, как мне живется с тем, что я наврал тебе, будто ты мне не нравишься, да еще и обозвал последними словами, то теперь ты точно знаешь?— мне хуево с этим живется, потому что я постоянно о тебе думаю, потому что я влюбился в тебя как последний идиот и до последнего же идиотизма отрицал это, потому что это плохо, потому что это глупо, потому что это совершенно безнадежная и неправильная история, потому что я не должен был, потому что ты сломаешь мне жизнь, потому что я не знаю, что со всем этим делать.Я придвинулся ближе и обнял его?— в голове было невероятно пусто, поэтому я очень содержательно ответил:—?Ага. Здо?рово.Когами был такой красивый?— он всегда красивый, но он так отчаянно глупо улыбался, у него был такой отчаянный глупый румянец на скулах, такие отчаянно глупые глаза?— совершенно черные и без единого проблеска мысли. Когда он поцеловал меня, я думал, небо упадет на землю?— ну, просто под грузом его многослойных убеждений о правильном и неправильном?— но почему-то оно не упало, и хляби небесные не разверзлись, и геенна огненная не открылась у него за спиной. Поговорить, напомнил я себе, он хотел поговорить. Ладно, не сразу, конечно, минут через полчаса. Но я взял себя в руки и даже немного отодвинулся. И сказал:—?Мы остановились на том, что я сломаю тебе жизнь. Но знаешь, я бы этого не хотел, может, ты передумаешь и я не буду ее тебе ломать?Когами сначала смотрел с недоумением, но потом рассмеялся. И тут же нахмурился.—?Понимаешь, всё это неправильно. Ну, так просто не должно быть! Это ужасно плохо, что ты настолько мне нравишься, и что мне так нравится на тебя смотреть, и что мне так нравится с тобой обниматься и целоваться, и что я столько о тебе думаю?— и, черт возьми, думать мне тоже нравится, и особенно?— что я хотел бы, чтобы ты… чтобы ты меня… ну…—?Чтобы я тебя что?Он покраснел так стремительно, что ужасная догадка посетила меня. Да ну, не может же быть, он такой красивый и ему уже двадцать пять, или даже двадцать шесть.—?Когами, ты что, девственник?—?Что? Нет, господи, почему… ну хотя… да, я никогда не… не спал с мужчинами. Одна мысль казалась мне ужасной и вызывала отвращение… а теперь… слушай, это чертовщина какая-то. Наверное, ты меня просто приворожил и заколдовал.Я вздохнул. Меня, конечно, и раньше в таком обвиняли, но уж от него-то не ожидал.—?Я бы так и сделал, да не умею.—?Ну да, я понимаю,?— уныло протянул Когами. —?Я сам виноват, я идиот. Не знаю, что ты обо мне думаешь, но я всегда был нормальным человеком и хотел, ну, семью там, детей, домик в деревне, вот это вот всё. И я определенно никогда не хотел, чтобы меня трахнул маньяк-убийца.—?Почему? Как порядочный человек, я буду просто обязан на тебе жениться после этого. Хочешь, отсижу свой чертов срок, и мы свалим куда-нибудь в Голландию или Данию, правда поженимся, заведем твой чертов домик,?— господи, блядь, что я несу, подумал я в некотором ужасе, но остановиться уже не мог,?— хочешь детей, ладно, черт с тобой, усыновим каких-нибудь пездюков…Понятия не имею, что я стал бы делать, если бы он вдруг сказал ?да, хочу?. Но он только мрачно усмехнулся.—?А потом тебя все это достанет, и ты сбежишь от меня с какой-нибудь богатой теткой. Нет уж, не хочу я никуда сваливать. И готов побиться об заклад, что тебе Голландия и Дания тоже в хуй не уперлись.Он был совершенно прав?— по всем пунктам! —?и это было самое паскудное.—?Ну тогда давай ты спокойно тут женишься, расплодишься, а со мной будешь просто иногда изменять своей почтенной супруге. Грустно будет всегда оставаться для тебя вторым, но ничего, я не гордый.—?Да, конечно, сразу верю. И через пару лет такой жизни я выйду в окно, потому что не смогу жить ни без тебя, ни с тобой. А ты наверняка тоже себе кого-нибудь найдешь, так что я буду сходить с ума еще и от ревности. Вот как сейчас, когда ты трахаешь Ханамидзу, и он потом шастает такой мерзкий и радостный, что я еле удерживаюсь, чтобы не прописать ему в щи.Ладно, к ревности я привык, а тут-то и повод смехотворный. Я пожал плечами.—?Да брошу я его, хоть сегодня. Тем более он со своим сраным бложиком еще и бабла на мне срубил.Когами посмотрел на меня с некоторым сомнением. Нахмурился и покачал головой.—?Точно, у тебя же еще твой упоротый фан-клуб, к тебе очередь на годы вперед стоит. Вокруг тебя все время кто-нибудь да есть. А я даже не смогу упрекнуть тебя, если в самом деле заведу семью и всё такое. Видишь, я что-то такое имел в виду, когда говорил, что ты сломаешь мне жизнь. У нас всё какое-то несовместимое, как из разных миров.Расписанный на годы вперед план сломанной жизни вверг меня в такое уныние, что я даже не сразу нашелся что ответить. На любую мою фразу у него было как будто заранее придуманное возражение. В какой-то момент мне показалось, что он хотел, чтобы я его уговаривал?— но какого черта. Я и так этим занимался последние несколько месяцев, к тому же, если он так хорошо всё заранее знает, то что ему мои слова.—?Да, конечно, ты прав, Когами-тян. Только я все еще не понимаю?— а от меня-то ты чего хочешь?Он уныло вздохнул. Как будто сам не знал, зачем вообще затеял этот разговор.—?Ну… вдруг ты меня в самом деле заколдовал? Тогда я бы попросил расколдовать обратно.Меня бы кто расколдовал, подумал я с досадой, но вслух, конечно, этого не сказал.—?Нет уж. Справляйся сам.—?Так я и думал.—?Или обратись к своему врачу. Скажи ему, так, мол, и так, Сайга-сенсей, я запал на маньяка, что делать, помогите.—?Ага. Выпишусь и найду на тебя самый стремный компромат.—?Найди.—?Узнаю все самые жуткие подробности твоих дел.—?Валяй.—?Думаешь, это поможет?Нет, подумал я, скорее наоборот, потому и не отговариваю.—?Конечно.Вечером того же дня я и в самом деле пошел к своему лечащему врачу?— который, впрочем, за все это время так и не озаботился моим лечением?— и заявил, что никаких отношений у нас с ним больше быть не может, потому что он мудак и предатель. Что фанаты рассказали мне все про его блог, что он пишет обо мне, чтобы пиариться и зарабатывать на рекламе, что он даже не подумал о моих чувствах. Ну и что я от него такого не ожидал, никогда его не прощу и был бы счастлив больше никогда его не видеть и ничего о нем не слышать. Может, я немного переборщил с градусом драматизма, но Ханамидзу в самом начале моей пламенной речи сделался бледен как полотно, а потому едва ли мог меня поймать на каких-то противоречиях. Он пытался было оправдываться и просить прощения, но я, само собой, был неумолим и послал его к черту. И добавил, что если в нем есть хоть капля совести и сострадания, если он хотя бы немного меня когда-нибудь любил, то, несомненно, придумает, как бы избавить меня от своего присутствия и связанных с этим страданий. Не мог же я, в самом деле, просто пойти к заведующей и сказать?— помогите, блядь, мой врач нихуя меня не лечит, а только точит розовые сопли и стелется под меня. Какое-то странное, глухое отчаяние захватило меня, я хотел, в самом деле, чтобы кто-нибудь нормальный, здравомыслящий выписал мне ударную порцию каких-нибудь забористых таблеток. Чтобы у меня мозги либо встали на место, либо, наоборот, напрочь отъехали от побочек. Это был дурной признак?— я не привык надеяться на кого-то другого, особенно если не знаю четко, на кого именно, поэтому после отбоя на остаток вечера я решил просто засесть в библиотеке, что еще поможет лучше, чем книги. Там, впрочем, уже сидели какие-то печальные больные, а мне хотелось уединения, так что я взял с полки ?Волшебную гору? Манна (наконец-то руки до нее дошли, лет десять собирался прочитать) и стал искать угол поуютнее. Один из шкафов у стены показался мне подозрительным?— он почему-то почти не отбрасывал тени на стену. Так что я, движимый любопытством, попытался обойти его, и, надо же, мне удалось?— более того, за шкафом обнаружилось прекрасное окно с широким подоконником. Я притащил себе плед и на какое-то время выпал из реальности, а потом вернулся в нее раньше, чем хотел, потому что Когами тоже зашел в библиотеку, и я скорее почувствовал, чем услышал, как он выбрал книгу и устроился на небольшой тахте в углу. Странно, но именно в этот момент меня как будто отпустило, и не стало никакой леденящей душу тоски, и никакой власти несбывшегося, хотя я не перестал быть влюбленным в него тогда. Просто это больше не имело значения и я знал, что справлюсь с этим, может быть, мы даже когда-нибудь подружимся, подумал я смутно. Откинулся спиной на стену и, видимо, задремал?— когда я открыл глаза, за окном начинало светать. Как ни странно, меня не хватились и не искали?— а то бы непременно нашли?— и я решил не испытывать судьбу и пойти досыпать в палату.Когами спал на тахте, подложив руку под голову, рядом на столике лежала обложкой вверх раскрытая книга. Это была ?Жизнь взаймы? Ремарка, и я усмехнулся такому нашему совпадению*. Положил ?Волшебную гору? на стол рядом, погасил торшер и накрыл Когами своим пледом?— и тут же вышел.***Утром меня разбудили раньше обычного. Санитар, Кавамура-сан, был отчего-то бледен до зелени, он очень тихо и неуверенно попросил меня зайти к завотделением так скоро, как только я смогу. Я пожал плечами и сказал, что вот только умоюсь и тут же отправлюсь к ней. Когда я слишком резко повернулся к нему, то он натурально шарахнулся в сторону?— это было очень странно. Больные в коридоре, живо что-то обсуждавшие, резко затихли при моем приближении, а Караномори-сенсей, которая выходила из шестой палаты, посмотрела на меня с таким сочувствием, что мне сделалось как-то не по себе. В ванной, слава богу, было почти пусто, только Тома-кун причесывался перед зеркалом. Я поздоровался с ним?— он в ответ посмотрел с явным любопытством. И спросил:—?А зачем ты это сделал, Макисима-кун? Он что, обидел тебя?Я похолодел. Что-то произошло, что-то очень плохое произошло, пока я спал, и я, черт возьми, понятия не имел, что именно, но с Когами что-то случилось, и значит, я был виноват. Пока всё это проносилось у меня в голове и я пытался унять подступающую волну паники и ужаса, мой автопилот умудрился спросить:—?А что с ним?—?Ну как же? Разве ты не знаешь, что он попытался покончить с собой у себя дома? —?видимо, лицо мое сделалось страшным, потому что Тома обеспокоенно нахмурился. —?Ой, кажется, ты и правда не знаешь… прости, что подумал о тебе плохое, Макисима-кун, я знал, что ты бы не стал делать ничего такого, если бы что-то не заставило тебя. У Ханамидзу-сенсея, наверное, просто какие-то свои проблемы в жизни, вот он и…На фамилии ?Ханамидзу? я словно бы очнулся и тут же разозлился на себя, что это произошло только сейчас, а не на фразе ?у себя дома?. Конечно, Когами не мог быть у себя дома, я идиот, он в четыре часа утра спал в библиотеке, а сейчас было всего семь. Наверное, мне должно было быть неловко за облегчение, которое я испытал, когда понял, что это Ханамидзу пытался покончить с собой, а не Когами, но мне не было. Я уверил Тому, что ничего об этом не слышал и мне очень жаль. Хотел было спросить, что обо всем этом думает или говорит Когами, но побоялся?— потому что примерно догадывался и хотел оттянуть момент, когда узнаю наверняка.Касеи-сенсей, вопреки ожиданиям, смотрела на меня не осуждающе, не обвиняюще, а скорее тоже сочувственно, как и Караномори. То ли слишком хорошо знала, как обстоят дела, то ли, наоборот, пребывала в заблуждении относительно моей личности и считала меня добрее, чем я есть. Второй вариант был маловероятен, и я приуныл.—?Ты, должно быть, уже знаешь о том, какая трагедия произошла сегодня утром, Макисима-кун.Конечно, трагедия, сегодня утром Когами спал в библиотеке, а я только укрыл его пледом, но не решился поцеловать, а теперь он никогда мне этого не позволит, подумал я. А вслух нейтрально ответил:—?Я только слышал, что говорят, будто Ханамизду-сенсей пытался покончить с собой, но не могу поверить, я бы никогда не подумал…Не подумал бы, что ему хватит пороху на суицид, иначе, наверное, не стал бы говорить половину того, что сказал вчера. Мне не было стыдно, но, по правде сказать, я никогда не радовался чьим-то попыткам наложить на себя руки из-за меня. А мысли о том, что Когами теперь наверняка считает меня кровожадным чудовищем, и вовсе повергали в тоску.—?Да, мы все были шокированы… Однако его сестра сказала, что врачам удалось спасти Ханамидзу-сан, он теперь в больнице и его жизнь вне опасности.—?Он будет жить, с ним все будет в порядке? Мне так жаль, я бы хотел, чтобы он жил долго и счастливо.И подальше от меня. Интересно, что все-таки он с собой сделал? Неужели топился? **—?Да, Ханамидзу-сан поправится, он только должен восстановиться, все-таки он потерял много крови…По всему выходило, что бедолага пытался зарезаться, ну за что мне всё это.—?Ужас какой,?— прошептал я сдавленно и поднял взгляд на Касеи. —?Слава богу, что всё обошлось.Старая карга пару секунд очень внимательно вглядывалась мне в глаза?— видимо, хотела понять степень моей вины в произошедшем. Видимо, поняла, и ее это устроило?— независимо от того, что именно она там поняла?— потому что она покивала с преувеличенно доброй, сострадательной улыбкой. А потом заверила меня, что, конечно же, меня не оставят вот так на произвол судьбы, что мне обязательно найдут врача с соответствующей специализацией, более опытного и более подходящего, чтобы не подвергать меня больше таким потрясениям. Прозвучало очень многообещающе, и почему-то я тогда начал подозревать, что тут всё не так просто и черт знает какие и чьи интересы связаны со мной, с моей болезнью (в существовании которой я чем дальше, тем больше сомневался), с этой больницей, и, конечно, Касеи много об этом знает. И видимо, пока всё идет по каком-то неведомому плану. Я тут же мысленно пожелал этому плану и его создателям всяческой неудачи и адского пламени. Не потому что я так уж милосерден и вся эта история с Ханамидзу меня так уж расстроила, а просто если какой-то план включает в себя, ну или допускает, чей-то суицид, то это какой-то хуёвый план?— раз, и мне в нем не светит тоже ничего хорошего?— два.Я вернулся к себе и лег спать?— нервы-то не железные?— да так и провалялся потом в кровати до ужина. И только вечером, уже перед сном, вышел в курилку?— в кои-то веки именно покурить, а не поболтать с кем-нибудь за жизнь, тем более что там было совершенно пусто.Шаги на лестнице я услышал после того, как выкурил две сигареты, успокоился, собрал себя во что-то напоминающее человека и хотел было отчалить ко сну. Мне не нужно было оборачиваться, разве я мог его не узнать. И даже не вздрогнул, когда Когами обнял меня со спины и очень тихо сказал:—?Ты чудовище.Что ж, я развернулся лицом к нему?— он не препятствовал этому, но и не отпускал.—?Тогда прекрати обнимать меня.—?Я не могу.Он улыбался светло и безмятежно и смотрел на меня своими ясными, серыми, такими красивыми глазами, и столько в них было нежности и восторга, что я бы испугался, если бы мог. А так просто подумал, что, должно быть, у него все-таки закончилась его стойкая ремиссия и все-таки его не выпишут.—?Меня совсем скоро выпишут,?— сообщил он с явным удовольствием, как будто мысли мои прочитал,?— и я надеюсь, что никогда больше тебя не увижу, никогда-никогда. Потому что теперь я знаю наверняка, что происходит с теми, кто в тебя влюбляется, и это совсем не то, как я хотел бы закончить свою жизнь.Фраза была такая нескладная, такая идиотская, я хотел было возразить, а потом вспомнил его вчерашнее ?а через пару лет такой жизни я выйду в окно? и прикусил язык, и даже отвел глаза, мне было как-то… странно. Еще немного, и я тогда впрямь поверил бы в то, что любить меня?— это какое-то экзотическое проклятие. Ну и ладно.—?Ты прав, я этого не стою.Он только рассмеялся в ответ и прижал меня к себе, и порывисто поцеловал в висок и затем в щеку.—?Ты единственный настоящий живой человек среди всех этих биороботов здесь, и при этом ты самое прекрасное и удивительное существо на свете. Но все равно ты чудовище.—?Тогда отпусти меня.Не то чтобы я правда этого хотел, но что еще я мог сказать. Мы стояли в обнимку и молчали, иногда курили, но в основном все равно просто молчали, и каким-то странным образом все было понятно.***Через неделю вся наша шестая палата собралась провожать Когами на выписку. Тот был хмур, бледен и собран, он поднял взгляд на нас?— и замер на моем лице, глаза его неверяще расширились.Давеча мне было тошно и грустно, и я зашел к Караномори-сенсей?— я числился ее пациентом до тех пор, пока мне не определят нового врача взамен Ханамидзу. Она тут же усадила меня в какое-то дурацкое разлапистое кресло в ее кабинете, закутала в плед, налила чаю, словом, какое-то время я был просто доволен и почти счастлив, а потом она спросила, что такое случилось. Я красноречиво вздохнул.—?А-а, понятно, я помню, что Когами-кун завтра выписывается. Ну и чем же мне помочь тебе?Я вспомнил, как он вчера перебирал мои волосы, задумчиво пропуская их между пальцами, улыбался, смотрел на них, а потом завязал узлом, заправил оставшиеся пряди мне за уши и наконец-то поцеловал меня, как это говорят, по-настоящему. На прощание.—?Можете меня подстричь?—?М? Правда? —?Караномори трагически заломила брови домиком. —?Но у тебя такие красивые серебристые волосы, не жалко будет?—?Нет,?— сказал я мрачно,?— наоборот.Она посмотрела на меня внимательно, усмехнулась и достала ножницы.—?Ну смотри, Макисима-кун, тогда будь добр завтра начать какую-нибудь дурацкую новую жизнь.Именно это я и пытался сделать теперь, и, наверное, это было слишком очевидно. Легкие пряди не желали укладываться и всё время взмывали в стороны вокруг лица. Впрочем, Когами не стал прощаться со мной отдельно, только перед самым выходом он чуть замедлил шаг и посмотрел мне в глаза, а я посмотрел в ответ, что я мог сделать еще?—?Я ненавижу тебя и ты чудовище,?— сказал он.—?Конечно,?— сказал я.Не то чтобы это был самый драматический день в моей жизни, моя последующая жизнь в больнице оказалась еще богаче на переживания.Но, как ни странно, я до сих пор его отлично помню.----------------------------------Brain salad surgery?— альбом группы Emerson, Lake & Palmer, вышел в 1973 году*?— обе книги, ?Волшебная гора? Томаса Манна и ?Жизнь взаймы? Эриха Марии Ремарка, рассказывают о жизни больных туберкулезом.**?— как известно, Осаму Дазай пытался утопиться, и в последний раз даже успешно, поэтому логично, что Макисима предположил такую склонность у человека, названного в честь писателя.