5. Леди и звери (1/1)
...назад— Плохой прикол, кукла.Взгляд у нового начальника пристальный, цепкий, неподвижный — как у хищника, притаившегося перед броском, а в пренебрежительной сухости интонации — ни намека на вынужденно-вежливое "попробуем сработаться". Здесь ей по умолчанию не рады, и даже стопка документов, красноречиво свидетельствующих о том, какой капитан Лаврова ценный работник, начальника СКМ, похоже, нисколько не впечатляют.Катя до предела выпрямляет и без того по-офицерски ровную спину и в обледенелую пустоту застывше-зеленых глаз смотрит спокойно и прямо.— А вы, простите, ко всем своим подчиненным так обращаетесь? — и в голосе тонкая насмешка похрустывает первым ледком — ровно настолько, чтобы это не прозвучало дерзостью.Подполковник вальяжно откидывается в кресле и вглядывается в новую сотрудницу чуть внимательнее.— Язвить умеешь, это я понял. А какими-нибудь полезными для дела достоинствами можешь блеснуть?— А у нас что, рекламная пауза, чтобы расхваливать свои деловые качества? Или я все-таки могу уже пойти работать? — парирует сходу.Когда за язвительной девицей-колючкой с внешностью ромашки захлопывается дверь, Карпов хмурый взгляд переводит на забранное решеткой окно и бесконтрольно злится. Подполковник Карпов привык доверять своему звериному чутью, а сейчас это чутье подсказывает ему только одно: с этой железной леди в погонах неприятностей они не оберутся.---В коллектив (правильнее сказать — стаю) Катя не вписывается как-то сразу и окончательно — потому что единственная девушка среди карповских отморозков, потому что слишком привлекательна и надменна, чтобы стать "своим в доску парнем", потому что умна как-то чересчур — не только с неженской логикой разматывает самые запутанные дела, но еще и замечает в новом отделе то, чего другие достаточно сообразительные предпочитают не понимать.Катя, хоть и блондинка, но далеко не дура — с оперской цепкостью, мужским умом и женской интуицией подмечает и понимает даже чуть больше, чем следовало, и вывод из наблюдений получается неутешительным: ее начальник подполковник Карпов далек от образа образцово-показательного мента, а если совсем жестко и прямо — самый обыкновенный оборотень в погонах, который плевать хотел на все законы, нормы морали и проявления человечности.Яркую иллюстрацию этого Катя наблюдает в самое ближайшее время, когда возвращается в отдел поздно вечером за забытым мобильником. В затихшем коридоре даже сквозь тяжелую дверь допросной отчетливо слышатся глухие удары и отрывистый мат — Кате, стремительно влетевшей внутрь, кажется, что попала не то в какой-то дешевый боевик, не то в фильм ужасов: на заплеванном грязном полу корчится окровавленный парень, пытаясь укрыться от града сыплющихся ударов.— Что здесь происходит?! — разрезает гулкую тишину вопрос почти риторический.— Дверь закрой с той стороны, — лениво цедит Карпов, невозмутимо вытирая платком окровавленные ладони. А затем, повыше закатав рукава форменной рубашки, приподнимает парня за шиворот и, отпихнув к стене, наносит в качестве решающего аргумента контрольный размашистый удар в солнечное сплетение.— Вы что делаете? Вы же его убьете! — поспешно-резкий перестук каблуков затихает совсем рядом.— Выйди отсюда, я сказал! Со слухом проблемы?Несколько секунд неотрывно смотрят друг другу в глаза — у Лавровой в ее апрельских — изумленное кипящее возмущение, в по-звериному застывших Карпова — абсолютно-бесчувственное ничего.Катя отходит первой — вскидывает подбородок и чеканит непримиримо-резко:— Это вы выйдите, Станислав Михайлович. Иначе завтра мне придется доложить обо всех ваших подвигах начальству.Стас долю секунды стоит неподвижно, затем переводит взгляд на скрючившегося на полу несговорчивого бизнесменишку и молча направляется к выходу. В конце концов, лишние неприятности ему совсем ни к чему, а воспитательную беседу и без того можно считать продуктивной — переговоры в подобной форме подполковника Карпова еще ни разу не подводили.---Новый рабочий день после выходных встречает мертвой тишиной — Катя, пристраивая на вешалку пальто и метким броском закидывая сумку на стул, не слышит даже формально-вынужденного приветствия — опера, зарывшиеся в отчеты, одновременно одаривают выразительными взглядами, а затем подчеркнуто-сосредоточенно углубляются в работу.— Понятно, — роняет в пустоту Лаврова, так и не дождавшись дежурного "привет" — хотя на самом деле не понимает ровным счетом ничего. Дергает узел душащего галстука и устраивается за столом, но не успевает даже раскрыть папку с делом — в кабинет вваливается припозднивший Воронов.— Лаврова, тебя Стас вызывал, — бросает, как-то подчеркнуто не глядя в ее сторону, и выглядит озадаченным.Непонимание происходящего достигает критической точки.---— Ты че, кукла, совсем охренела?Карпов на своем месте подчеркнуто спокоен и якобы расслаблен — и если бы не недавняя сцена в допросной и взгляд, которым сопровождается реплика, можно было решить, что прекрасно держит себя в руках.— Простите?Катя только непонимающе приподнимает брови — ждет, когда хоть кто-то объяснит, какого черта творится в отделе с утра.— Ты тут святошу из себя не строй, — все также подозрительно невозмутимо выговаривает Карпов, а смотрит так, будто мысленно уже руки на изящной шее смыкает мертвой хваткой. — Скажешь, не твоя работа?На столешницу, шурша свежими листами, вспархивает утренняя газета, предусмотрительно раскрытая на нужном развороте.?Ад на "земле": как районная милиция вымогает деньги у бизнесменов и что происходит с теми, кто не хочет делиться?, — бьет по глазам броский заголовок. А чуть ниже, в массиве буквенных переплетений — фотографии подполковника и его недавней жертвы в очень плачевном виде.— Впечатляет, — кивает наконец Катя и поднимает на начальника вопросительный взгляд. — Только я здесь причем?Смотрит открыто и прямо, не прячет глаз — это сбивает с толку. И бесит еще сильнее.— Скажешь, ни причем? А кому это еще во всем отделе могло бы понадобиться? Это же ты у нас тут борец за справедливость, мать твою! И подружка у тебя журналистка, неплохое такое совпадение?— Станислав Михайлович, но я… — прерывается практически рыком.— Вон пошла! Уволена нахрен! И скажи спасибо, что я баб не трогаю, а то быстро забыла бы, как стучать!— Да послушайте…— Вон пошла, я сказал!!! — почти звериное оглушительное рычание бьет по вискам. Катя пару мгновений не двигается, судорожно кусая губы — неизменная выдержка стремительно трещит по швам. Смотрит в искаженное звериной яростью лицо подполковника и молча выходит за дверь.В идеально-ровной спине что-то незаметно и страшно надламывается.---На работе Катя появляется только через неделю. С облегчением замечает, что кабинет практически пуст, не считая дымящего в форточку Воронова, и поспешно скидывает в первую попавшуюся коробку какие-то мелочи — ручки, карандаши, блокнот с записями, листочки с понятными только ей надписями и схемами.Обводит взглядом кабинет и выдыхает неожиданно свободно — фанатично любящая свою работу капитан Лаврова впервые ничуть не жалеет, что придется уйти.Подхватывает сумку, набрасывает на шею шарф и уже тянется к ручке двери, когда со спины бьет глуховатое:— Кать, подожди. Вот, возьмиВоронов, обыденно-хмурый и какой-то растерянный, протягивает букет подмерзших тюльпанов и смотрит куда-то вбок.— Спасибо, не стоит. Я же у вас уже не работаю. Ну, почти, — улыбается уголками губ.— Да просто… возьми.Катя медлит всего лишь мгновение — принимает букет и тянется к карману пальто.— Спасибо. И передайте это своему начальнику, — на ближайший стол поверх беспорядочного скопления папок ложится миниатюрный диктофон. — Не забудьте только.Поудобнее перехватывает букет в хрустящем целлофане и выходит в продрогшее мартовское утро, оставляя шлейф тонких прохладных духов и неуловимую недосказанность.