Аэропорты, женская гордость и перебои с доверием (1/1)

Обними меня и замри. Запомню я все твои:?Что больно?— не говори?.Иди, что же ты стоишь? ?Зарождающийся декабрь растекается под кожей по-утреннему крепким морозом; лед под ногами хрустит карамельной крошкой.Холодно.Стоят у дверей аэропорта, молча глядя друг на друга. Сказать решительно нечего. Ему?— разве что:—?Прости что так и не смог полюбить.Ей?— разве что:—?Счастливого пути.Почти-искренне.У них нет и не может быть будущего, хотя в какой-нибудь другой истории сошлись бы безупречно-правильно: она?— мечтающая о настоящем, любящем, надежном мужчине; он?— ищущий тихую мирную пристань с любимой женщиной.Только между ними?— килотонны поделенной на двоих лжи, ее бывшая лучшая подруга и память об их общем предательстве. А самое главное?— его не-любовь.Оба ведь понимают, что она не станет для него никогда тойсамой. Что не будет он смотреть на нее, как на ту. И полюбить так, как любил Катю, уже никогда никого больше не сможет.Поэтому она только обнимет его так, как обнимают, прощаясь навсегда. Поэтому он только поправит ей сползающий шарф и губами коснется холодной щеки. Поэтому они только соприкоснутся на миг замерзшими ладонями и разойдутся, не обернувшись. Хотя очень хочется.Он улетит, оставляя после себя несбывшиеся надежды и в пыль перемолотые сердца.Она останется и попытается простожить.Заклеивают разбитые души.---—?Катька, я люблю его.Саша красное полусладкое разбавляет солью слез и на бывшую подругу не находит сил посмотреть.—?Зачем ты мне это говоришь?Катя скрещивает руки на груди?— закрывается. От боли, от воспоминаний, от чужих ненужных признаний.—?Не знаю.И Кате бы накричать, высказаться, обвинить, выставить Вострякову за дверь?— но почему-то скользит взглядом по спутанным завиткам, по согнутой устало спине, по зареванному лицу без грамма косметики, и вдруг понимает.Понимает, что для Саши Игорь?— тот, кем для нее самой не был и не смог бы стать никогда. Настолько банально любимый, что принципы, верность дружбе и просто женская гордость с размаху отправляются в утиль за короткие мгновения вороватого счастья?— и за это не жаль даже своего разбитого сердца, не то что других людей. Невероятно важный и бесконечно нужный?— вот как для нее Родион. С той лишь огромной трагической разницей, что здесь никогда не будет взаимности.—?Сашка… Ну что ж ты такая дурочка-то у меня…Прижимает к своему плечу и позволяет просто выплакаться.Их отношения теперь?— навсегда с горьким привкусом вранья и предательства, но бесчисленные годы дружбы?— с взаимовыручкой, помощью, выплаканными совместно слезами и молчаливым пониманием?— вот так легко не выбросить на свалку бракованных расколотых чувств.Даже если навсегда?— перебои с доверием.---А спустя три года они встретятся вновь. Она?— едва отошедшая от тяжелого расставания с очередным Димусиком; он?— прочно женатый, еще более успешный и еще сильнее прежнего выгоревший.И хотя жена у него?— по всем законам жанра красивая-умная-понимающая, а в бумажнике лежит фото забавной симпатичной девчушки; и хотя в остальном все, как и мечталось?— большой уютный дом, крепкая семья и полное благополучие во всем, чего-то главного все равно не хватает. Чего-то, что тусклой солнечной вспышкой мелькнет в кудрявых волосах и напомнит про настоящее. Пусть и не такое всецелое, отчаянное и больное, как с той, с которой не сложилось, но не менее нужное и по-своему важное. Но у него?— удачный брак и любимая дочка, а у нее?— не зажившие до сих пор душевные раны, после которых страдать, любить и гореть уже не осталось сил. Поэтому они лишь столкнутся в дверях, растерянно улыбнувшись друг другу. И он скажет только:—?Здравствуй, Саш.И она не ответит ничего, кроме:—?Здравствуй, Игорь.А потом ей позвонит, желая помириться, ее Димусик; а его кликнет жена?— красивая блондинка, неуловимо чем-то похожая на Лаврову.Разойдутся хлипкие швы на кое-как залатанных сердцах.И они разойдутся тоже.Навсегда?Может быть.