Моё солнце (1/1)
В этом танце прекрасно всё?— от нежной музыки, заполняющей пространство тягучей сладковатой субстанцией, и до изящной, прекрасно сложенной партнёрши. Каждый сантиметр тела отражает лучи рассветного солнца, шифоновая юбка с приятным шелестом щекочет ноги, левая рука смело скользит по узкой талии, обтянутой роскошным тёмно-синим корсетом, короткими ногтями с хрустальным звоном проходясь по коже.Девушка прекраснее самого заката, пронизывающего блестящие волосы и фальшиво выкрашенных в багряный облаков. Недаром вымощена из хрусталя?— ожившая фигурка, плывущая в танце, озаряет светом мрачную комнатку, играя отражениями самоцветов в волосах Бёль. После создания статуэтки у сумасшедшего мастера будто не хватило терпения на остальной интерьер ловушки.Девушка знает. Это сон. Очередной отвратительнейший сон, превозносящий избитый разум к апогею раздражения. Хрусталь ногтей вонзается в плечи, Бёль завопила бы, но девушка впивается в губы поцелуем, съедая первый страх, сосредоточенный на затворках сознания.Бёль чувствует себя лабораторной крысой, жующей салат целыми днями в своей крошечной клетке в ожидании очередного эксперимента над своей шкуркой, в ходе которого молодой аспирант нивзначай спутает и подаст неверной концентрации кислоту, что приведёт к медленной смерти от химических ожогов. Но ей скорее шею свернут. Хрустальная незнакомка как раз справится.Плавно обходит, как кошка, останавливаясь сзади, поглаживает оголённые плечи и спину, проходясь ногтями по позвоночнику, цепляется за концы шнурков и тянет до пронзающей всё тело боли. Кости захрустели как листья в середине сентября, реальность дрогнула. Прекрасная костоправ осыпалась пылью, кольцо с мизинца со звоном упало прямо в кучу хрустального пепла.Бёль увидела свет через две узкие прорези, боль пронзила тело вспышкой сразу же как та приоткрыла глаза. Девушка отняла маску от лица чтобы осмотреться. Когда-то расшитый кружевом корсет болтался лохмотьями на искалеченных рёбрах, локти саднило и тело не спешило слушаться. Попыталась подняться и в ту же минуту вздрогнула. Дюжины голосов потоком хлынули в голову, боль начала растекаться по всему черепу, разламывая сознание на куски. Керамика обожгла кожу холодом, голоса затихли. Девушка поднялась на ноги, ремешками надёжнее закрепляя маску на лице.Бумажный самолётик взмывает к облезлому потолку и, сквозя утренним лучом по занавескам, чертёнком впивается в шею. Девушка инстинктивно хватает его, зажимая меж пальцев, превращая маленького оборванца в будущий сухпаёк мусорного бака.Оборачивается?— и с потолка падает приличный ошмёток штукатурки, пыль на несколько минут застилает глаза, прилипает к ресницам, покрывает обезвоженные губы безвкусным, вызывающим тошноту порошком. Оглядывает длинный коридор?— погром такой, будто на здание последние несколько месяцев бомбы дюжинами сбрасывали. Резкие пары алебастровой пыли оседают на коже, во рту, на стенках лёгких. Не будь это сном, она бы задохнулась. Или умерла от обезвоживания.Снова бумажный удар в спину?— игнорирует. На лопатках проступают капли крови?— терпит, стиснув зубы. Это походит на карманную ловушку, капкан, созданный отпетым безумцем в единственном экземпляре, чтобы свести попавшуюся внутрь птичку с ума.Тычок в бок, сопровождаемый коротким смешком позади. Он, создатель этого ужаса, шепчет в уши шелестом опавших листьев?— Не думай. Смирись и наслаждайся, пока я выкручиваю тебе суставы вместе с последними кнопками, удерживающими рассудок в относительно равновесии.Девушка вздрагивает. Несколько маленьких призрачных фигурок оббегают её кругом, сцепляя руки в тесном хороводе. Они не хрустальные, в их волосах не играют лучи солнца, а лиц нет. Совсем.Взгляд небрежно мажет по помещению, от стены к стене, от обрушенных потолков к более-менее уцелевшему, но безбожно захламлённому полу, стараясь уцепиться за что-то, не находя ничего. Постепенно продвигается вперёд, подталкиваемая призраками, переступая через размозженные каменные плиты и вынужденно периодически прочищая горло от оседающей на стенках нёба пыли.Стена протяжённость в десяток метров хранит незамысловатый сюжет в красно-медных оттенках. Под кожей ползёт мерзкое ощущение, будто рисунок знаком и она уже была здесь однажды. Изображение мелко подрагивает подобно глади стоячей воды, девушка потирает глаза тыльной стороной ладони?— как после долгой дрёмы, стена дрожит сильнее и чаще, рисунок меняется, перестраиваясь, багровые листья, подхваченные порывом, перелетают с одного конца стены на обратный, дети с картины смеются над ней, синтетической рябью размывая изображение в бледно-синее полотно.Призраки появляются, щекоча спину нежными голосами, один из них?— девочка величиной в три с половиной фута, чуть крупнее остальных, аккуратно, почти бережно вкладывает свою крохотную ручку в её и смотрит на Бёль, робко хлопая стеклянными ресницами.закрывай глаза и спидосчитай до десятиздесь сбываются мечтыэтот кто-то точно тыМелодичные голоса обрываются, малыши расцепляют синеватые пальцы и со всех ног бегут к стене, растворяясь в изображении. Призрачная девочка тащит за жёлтый рукав и смеётся. Успевает рассмотреть её?— кожа расписана узорами сеток вен, глаза светлые, почти прозрачные, на узких детских плечиках болтается бесцветное платьице.—?пойдём с нами. пойдём. пойдём.Другие дети подхватывают.—?пойдём с нами. пойдём. пойдём. пойдём.Холодные призрачные ручонки проходят по линии позвоночника, обводя талию; языки оказываются в ушах, проскальзывают по щекам и переносице. Ужас смыкается на горле металлическими тисками, детские пальцы?— в своеобразных объятиях под грудью, смех?— холодный, жуткий, смешивается с всхлипами десятков голосов и молебным шёпотом, сливаясь в гул, нещадно бьющий по створкам черепа шум.Сопротивляться становилось сложнее, руки и ноги ощущались ватными, тяжёлыми и неподвижными, у детей же обратно, сил будто больше становилось. Бёль оказалась прижатой к стене, а те царапали её, били и толкали. Всё больше походило на пытку, ноги начинали подкашиваться и голова шла кругом от боли.—?ХВАТИТ!!! —?Сквозь образовавшийся туман был едва различим собственный крик на грани отчаяния. Призраки исчезли и Бёль упала на пол, прижимаясь спиной к стене. Глаза смыкались, от боли и усталости неумолимо клонило в сон.Из забытья вывело невесомое прикосновение к виску. Бёль рывком перехватила жёлтый рукав, припадая к нему щекой.—?Эй-эй, полегче, я никуда не уйду.Получилось рассмотреть её. Волосы по плечи, нежно-розовые, на ощупь мягкие, на щеках россыпь медных веснушек и улыбка ослепляюще красивая, обезоруживающая, с ямочками.—?Тебе нужно снять её чтобы пройти дальше, ты сможешь? С масками нужно быть осторожнее, они имеют свойство врастать в кожу.Бёль зябко поёжилась, поджав губы. Девушка присела рядом, заключая её в объятия, и продолжила мягче. —?Пока не отпустишь это, так и не узнаешь, как удивителен мир за гранью твоих страхов.?— Я могу снять её? —?Девушка коснулась затылка чтобы приподнять её голову,?— Ничего не бойся, я же рядом.На глазах проступили слёзы, которые она поспешила сморгнуть. Бёль кивнула и отвернулась, приподнимая волосы. Девушка мягко зарылась в них пальцами, успокаивающе поглаживая, и потянула за шнурок. Маска упала на колени.Мунбёль стиснула зубы, мир вокруг снова пошёл чёртовым вихрем, в голове послышались десятки голосов, жалоб, молебен. Она слышала мысли других людей почти также отчётливо как собственные, беспорядочные и едва различимые, громкие, сходящие до истерического крика, прозрачные и шепчущие ужасные вещи. По щекам хлынули горячие слёзы.Девушка вкладывает её лицо в свои руки, перехватывая испуганный взгляд, и ээзаставляет отвлечься от криков, рвущих разум и душу на куски. Она прижала ту к себе так крепко, как могла.Голоса стали успокаиваться, отдаваясь в уши радиопомехами низких частот. Статично, совсем тихо, но ощутимо.Девушка протягивает руку, обнажая зубы в той самой улыбке с ямочками, что при первой встрече?— тёплой и отчего-то родной. Маска осталась на полу, а они, крепко держась за руки, зашагали дальше.***Перед ними расступается акварельный лес, завораживающий изобилием оттенков. Дыхание перехватывает.Из-за деревьев повсюду выглядывают стеклянные головы маленьких призраков. Дети носятся по округе, играя друг с другом, но крики доносятся словно из толщи воды.Небо пасмурное, с тяжёлыми кучевыми облаками, несущимися низко и быстро.—?А теперь рассказывай, как ты попала сюда? —?девушка упирается худыми ручками в бока, окидывая Мунбёль скептическим взглядом. Сдержать смех получилось с трудом.—?Это мой кошмар.—?Значит я твой кошмар.—?Ты не можешь быть им. —?Бёль прищуривает глаза, скрещивая руки на груди,?— у тебя руки тёплые.—?И что с того?—?А то, что кошмары сеют страх и холод. А ты тёплая,?— аккуратно дотрагивается до щёки, поглаживая большим пальцем, отчего к ушам приливает жар,?— и краснеешь удушливой волной от простых прикосновений.Девушка недовольно шикает, отходя в сторону и скрывая покрасневшие щёки за завесой волос.—?Всё верно, определение кошмара больше подходит тебе. —?как отчеканила, по плечам холодок пролетел.—?Да ладно тебе, я же не хотела обидеть. — невесомо касается её плеча, не встречая сопротивления смелее кладёт руку и поглаживает. —?Так откуда ты здесь?Она молчит, потерянно озираясь по сторонам, вероятно, стараясь найти ответ в памяти. Бёль хмурится.—?Как тебя зовут?—?Я не помню.—?Так не бывает.Девушка обречённо вздыхает, смаргивая подступающие слёзы. Бёль присаживается у её колен и берёт за руку, улыбаясь ощущению, разливающемуся по телу слабыми разрядами тока.—?Это ведь совсем неважно. Я буду называть тебя солнышком.—?Почему? —?стирает слёзы с щёк тыльной стороной ладони. Голос накрывает хрустальная дрожь.Бёль разжимает руку и отходит на несколько шагов.—?Что ты чувствуешь?—?Холод.—?А теперь? —?Она подсаживается рядом, обвивая талию девушки руками и утыкаясь в водопад розовых волос.—?Тепло.—?Вот почему.Обе смеются.***—?Давай сделаем кое-что? Только мне нужна ручка.Девушка щёлкнула пальцами и в протянутой руке появился необходимый предмет.Она поспешила объяснить. —?Это ведь сон, помнишь? Для получения необходимого достаточно просто захотеть.Бёль понимающе кивает, пододвигаясь поближе, протягивая девушке раскрытую ладонь.—?Я боюсь совсем позабыть тебя, понимаешь? Вдруг и моя память не так надёжна, как кажется. —?перехватывает взгляд медовых глаз, попутно оттягивая край рукава повыше,?— воспоминания хрупче хрусталя, а я не хочу терять тебя.Бёль чертит на её запястье растущую луну, закрашивая аккуратно, по контуру, отдаёт девушке ручку и та оставляет на коже солнышко с семью лучиками?— кривое, будто ребёнок рисовал.— Я ни за что не забуду тебя.Ладони скользят по спине девушки, забираясь в складки свитера, щёки вспыхивают от смущения и приятных покалываний на коже. И Бёль чувствует, что самый прекрасный кошмар в её жизни подходит к концу, оттого прижимает её к себе как можно ближе и вдыхает запах волос, спутанных и пушистых, отражающих на концах жемчужных прядей лучи восходящего солнца.—?Надо же... рассвет идёт тебе даже больше, чем небу.Бесцветное предрассветное небо давит на глаза через плотную штору и завесу отяжелевших век, надоедливое размеренное тиканье часов заставляет зарыться под подушку. Мунбёль спросонья жмёт к груди мягкую игрушку, давясь кашлем, выбивающим из лёгких остатки запаса кислорода. Хватает губами воздух, пока комната с сиреневыми обоями не начинает расплываться цветочным водоворотом. Тогда спящий до этих пор инстинкт самосохранения подначивает протянуть руку к ящику тумбочки. В привычном резком жесте Бёль хватает подготовленный пакет и обрывочно, глубоко, через силу вдыхает на протяжении нескольких минут, не отнимая от лица даже когда приступ унимается.Замучено откидывается на подушки, распростирая руки. В нос ударяет стойкий, но тонкий аромат шалфея. Обнаруживая источник, старается вспомнить, откуда у неё крепко прижимаемый к груди кролик. Бедняга изрядно потрепался временем, но очарование не потерял, видимо не первый год тешит хозяйку своими плюшевыми объятиями. Да, точно! Он рядом с ней с момента исцеления.Исцеление?.. ах, да. Ослепляющий свет, острая боль, общее притупление ощущений, потеря сознания. Точно. Рука инстинктивно поглаживает шрам на шее в форме двух крупных точек. Прикрывает глаза?— сознание разрядом прошибает та боль, отдающаяся зудящим ознобом в каждой клетке тела, отнимающая все силы и разламывающая рассудок на два ломтя, как рыхлое печенье.Но как давно у неё этот сероватый кролик? Помнится, раньше он был ярко-розовым, — стискивает зубы от резкой боли в долевых костях,?— а сейчас кажется ещё более свинцовым, чем ненавистное небо над миллионами фабричных прозрачных зонтов.В комнате душно, воздух спёртый и тяжёлый от пыли, но тело исправно пробивает крупная дрожь. Бёль кутается поглубже в колючее одеяло, зарываясь с носом.На запястье красуется выбитое чернилами солнышко, партак неумелый, с подтёками. Как его не свели сразу после операции?— непонятно; что он означает, теперь, когда останки прошлого смыло в канализацию Сеульским проливным дождём?— тем более. Такое примитивно, кривое, будто ребёнок рисовал, кружочек и шесть лучиков. Семь. Проводит пальцами по коже, царапает верхний слой, пытаясь убрать подтёк, смеётся, вспоминая, как прошлым вечером сама же обновляла тату при помощи письменных чернил и иголки. Антисанитария и только. Глупость и отвага.Недолго думая, забирается в ванну, на ходу скидывая блёклый свитер и джинсы, прижимая колени к груди, обхватывая их руками. Ничто не поможет отвлечься от переживаний лучше пассивного разглядывания трещин в потолке во время отмокания в горячей водичке. Новое разочарование. Вода на дне ванны мутная, отвратительно-жёлтого оттенка. Чон бы назвала его благородная ohre,?— давится смехом. Чуть тёплая, ещё лучше.Прохладно и мерзко, но в колючих объятиях шерстяного пледа кошмар наяву подкрадётся скорее, стоит только сомкнуть глаза. Она ощущает тревогу так же явственно, как подступающую к горлу слёзную тошноту. Затхлый воздух в купе с объявленной прошлым днём голодовкой вызывает рвоту, во рту сургучной печатью остаётся синтетических привкус апельсинов и плесени от принятых прошлой ночью таблеток. У неё вчера не хватило сил элементарно открыть окно, вот и терпи теперь свои рвотные позывы, давно пора бы привыкнуть.Тревогу Мунбёль чувствует постоянно, такую смиренную, привычную, от того неотчуждаемую, как обязательный пункт в перечне задач на подкорке.Как сам факт того, насколько потрясающе красива розоволосая девушка, как поразительно гармонично её запах впитался в корни волос, смешавшись с собственным землянисто-озоновым.Бёль пропускает приём снотворных и терпит липнущие к рваным травмам на сердце кошмары, потому что девушка слишком родная, солнечная и близкая.Её отсутствие раскалывает хрустальные остатки сердца в труху, присутствие?— неделями остаётся под ломкими ногтями, совсем немного?— в мелких жестах, подрагивающих от тревоги коленях, в стуке ногтей о стекло и цоканьи, надменном, тихом, возмущённом, в отдушке гнилых фруктов, которую источает затхлый воздух в квартире, в болезненной ржавчине на обоях и мерном шуме ударяющихся о стенки раковины капель.В квартире родителей после их смерти Бёль бывает нечасто, лишь когда чувствует острую необходимость побега от мужа, приевшегося за семь лет совместной жизни до нескрываемой тошноты. Отсюда запах покинутости, пыль на книжных полках слоем в сантиметр и не столь пустота, сколь опустошение. Она никогда не любила мужчин, а опции выбора пола партнёра государство не предоставляет. Приходится мириться. Но как же горло сдавливает от грязного шёпота в уши, слишком резких прикосновений, всегда не вовремя и не там, где нужно. Она не представляет, как можно быть настолько напыщенным, полагая, что истинное удовольствие в сексе для женщины?— доставить его мужу. Фраза о супружеском долге и продолжении рода доводит до припадков истерического смеха. С его исполнением, к слову, всё обстоит совсем отвратительно. Раз в неделю, по вторникам, строго в десять и на протяжении пятнадцати минут?— прикосновения мозолистых рук на коже, снова чересчур неуместные, резкие, грубые, поцелуи мокрые и безвкусные, никакие. Она впадает в оцепенение, с каждым толчком отчётливее ощущая себя пустой куклой, глотает противозачаточные, а потом лживо, до отсутствия уколов совести, как по расписанию согласно перечню обязательных команд?— вместе с мужем и опечаленными родственниками поражается, как же спустя семь лет брака у них так и не появился ребёнок. Слава богу несмотря на официальный запрет таблетки ещё можно было достать окольными путями. Всё лучше, чем дети от этого животного.Нет, Бёль очень хотела ребёнка, маленькую дочку, которую могла бы увезти подальше от противного мужа и государства с его смутными порядками. Словом, оставить после себя хоть что-то хорошее, но не сделать малышку несчастной, что было невозможно по определению. Идея отпала сама собой ещё лет пять назад.—?Полезла в ванну чтобы отвлечься и снова вернулась к тому, от чего бежала. —?нарочито легонько ударяет по лицу, имитируя отрезвляющую пощёчину, губы трогает лёгкая улыбка. Приподнимает ногу, наблюдая за тем, как с кожи скатываются капли холодной воды. Дурные мысли липнут как репейник, стоит лишь дать волю жалости к себе.—?Нужно согреться.— голос звучит неуверенно, Бёль кусает губу, сомнения впиваются в желание мёртвой хваткой,?— у меня же есть несколько часов до возвращения..— оправдывается перед собой же, поддаваясь желанию, вкрадчиво скользя пальцами по влажной коже бедра.Мыльная мочалка прокатывается вдоль живота, обводит грудь, приостанавливаясь, небрежно щекоча таз, спускаясь к бёдрам. Девушка упирается ногами по обе стороны узкой ванны, нещадно кусая губы и очерчивая концами поломанных коготков продолговатые завитки на животе, подушечками пальцев дразняще задевая соски, тут же оглаживая красноватые метки мочалкой.—?Этот индюк ведь даже так не может. —?улыбается своим мыслям, выгибаясь в спине от контраста ощущений. Затхлый воздух разрывает сдержанный грудной стон.Закрывает глаза, представляя чужие руки на тлеющем от желания теле. Бёль извивается, расплёскивая холодную воду по голубой плитке, кричит громче и бесстыднее, отдаваясь чувству, растворяясь в ощущениях и сладости собственных стонов. Проигрывать здравому смыслу всегда чуточку весело, поддаваться своим потаённым желаниям, кусая сухие губы до пятен крови, быть собой только наедине с пыльной тревогой, опаляя тело контрастом жара желания и ледяных брызг, запаха тела и чего-то склизкого, отвратительного, полностью противоположного.Пальцы сплетаются в тесный замок, ключи от которого бережно хранятся в сердцах двух девушек, поодаль от посторонних глаз. Осознание важности общего секрета опаляет изнутри, в купе с юношеский трепетом, жаждой свободы и примитивный желанием обладать друг другом?— выжигает дотла.Резко входит двумя пальцами, вскрикивая от разливающегося по низу живота к кончиками пальцев наслаждения, знакомого и родного как прежний запах квартиры, отдающийся в нос хлористой свежестью, овсянкой и печеньем, похороненного глубоко под окурками и пожелтевшими книгами, вместе с тем и забытого. Толчки остервенелые, почти по-звериному дикие, стоны частые и громкие, кнопки самообладания слетают к чёрту за ненадобностью. Крики, должно быть, слышат даже зануды-соседи за картонными стенами. От мыслей крышу несёт.—?Ты слишком громкая. —?девушка наматывает на палец нежно-розовые волосы, привычно-мягкое выражение лица в миг искажает хищный оскал. Она приподнимает Бёль за подбородок и проводит большим пальцем от скулы к влажной нижней губе, дразняще надавливая и попутно шепча что-то грязное, привычное для подростков. Из потока неприкрытой пошлости удаётся распознать требование, обязательный к исполнению приказ.—?Открой ротик.Раздражение от собственной неспособности сдерживаться подступает постепенно, становясь ощутимым и мерзким. Свободная рука смыкается на горле, ползёт вверх, оглаживая подбородок, очерчивая губы, соскальзывая по ним в рот. Язык касается кончиков пальцев, проходясь по всей длине, припухшие губы приоткрываются. Стоны оказываются грубо смазаны, ещё более неконтролируемы, мазки слюной по пальцам разбавляются сильными покусываниями.Зрительный контакт не прерывается от начала и до самого конца, мягкого ?пожалуйста? хватает чтобы унять смущение, отдающееся приливами пунца к щекам. Пальцы в волосах у самых корней?— жест доверительный, ёмкий, почти интимный.До финиша она доходит критически быстро, но останавливаться не желает. Прерывать сладкую пытку слишком жаль, она чувствует, будто рассыпется после продолжительного вскрика, а за ним снова последует рутина, не имеющее конца разочарование и с грубыми чертами физиономия мужа, приевшаяся до разодранной кожи на костяшках, ненавистная как привычная растущая тревожность, обычно приводящая к тошноте, недоеданию и бессоннице.Она представила его над собой, как всегда делающего всё исключительно для себя, переворачивающего её на живот, сводя руки за спиной и выдерживая это положение до мучительных разрывающих предплечья судорог, двигающегося резко, в своём собственном темпе. Ему чужда мысль о том, что необходимо ей. А ей до одури противен он, со своей внушающей отвращение физиономией, плоскими как картонная кукла из журнала желаниями и отсутствием стремлений. В постели он, кстати, не лучше ужалённого в задницу бревна.Крик. Зубы до боли стискиваются на пальцах, губы опухшие от множественных укусов, на рёбрах и внизу живота короткие красные полосы от ногтей, волосы липнут к испаринам на лбу и висках. Мунбёль блевать тянет от всех осознаний, не отпускающих ни на минуту, а воздух, и прежде спёртый, теперь накалён до жгучего предела.Бёль перекатывает на языке былое отвращение, смакуя, прокручивая в затуманенной голове произошедшее и грядущее, подмечает, что времени осталось совсем немного. Стряхивает пепел прямо в холодную воду, разбавляя смесь отвратительного с мерзким сладкими никотиновыми нотами, тушит сигарету о мокрое ребро.—?Пора возвращаться домой. —?с трудом сдерживает смешок.Называть это место домом странно.