18 мая 1758 года (1/1)

Первый выстрел пришелся в ассасина-телохранителя, который тут же пал навзничь. В нашу сторону, напрямик к порту, неслись с мушкетами на изготовку британские солдаты. Прескотт одарил меня взглядом, который я назвал бы уничтожающим, и обнажил сабли, зарубив первого, подлетевшего к нему сзади, солдата. Я лишь выругался, мысленно проклиная всю Британию за срыв моего плана, который почти удался, и кинулся вместе с Чарльзом навстречу оголенным штыкам. Мы сражались недолго, потому что солдат оказалось довольно мало: всего лишь двенадцать мушкетов и один офицер. Они, судя по всему, явились в порт на смену тому патрулю, который был застигнут нами по прибытию утром, и вот, обнаружив тела своих товарищей, попытались нас задержать. Где-то вдалеке раздался приглушенный грохот: начиналась гроза. И право: уже спустя несколько минут я почувствовал на своей руке первые капли дождя. Я парировал атаку очередного нападавшего, распорол ему предплечье и, лишив его оружия, почти рассек тело надвое: на землю тотчас хлынула, смешиваясь с грязью, кровь под его оглушительный вопль боли и лязг чужой стали. Подобное я уже видел, причем, надо признаться, не раз, а вот Чарльза, который бился рядом со мной, от такой картины едва не вывернуло, и он поспешил заняться офицером, схлестнувшись с ним в схватке в стороне. Я осмотрелся и увидел сквозь серую пелену ливня Прескотта, сражавшегося неподалеку от нас. Он парировал атаки сразу двоих, и я не без восхищения отметил, что, несмотря на весь свой болезненный вид, этот человек дрался ловко, движения его были слаженны и целенаправленны, а по проворности и скорости он не уступал противникам. На мгновение, всего лишь на мгновение я отвлекся, чтобы зарубить еще одного летящего на меня со штыком солдата, но этого хватило, чтобы я успел потерять потенциального союзника из виду. Я рванулся вперед, на ходу уложив стрелка, и, когда Чарльз добил офицера, последнего из патруля, заметил, как ассасин проворно убегает с поля боя, расталкивая собравшихся неподалеку зевак. Я кинулся за ним, однако дождь, толпа и образовавшаяся под ногами жижа затормозили меня настолько, что я окончательно потерял его. Он исчез, а я остался ни с чем, и это злило меня больше всего. В особенности я злился на чертовых британских солдат, которых мы хладнокровно перерезали еще в порту. И хотя они уже мертвы, чувство негодования оставило во мне неприятный осадок.