Глава двадцать девятая (1/1)
Почему Она разрешила себя убить? Ведь я поставил защиту, которую и с земными технологиями обойти было бы очень непросто, и это оставляет лишь один вариант: Она хотела умереть. Что могло пробудить такое желание в довольной жизнью девушке? Война. Чувство вины и тяжесть ответственности за чужие увечия и смерти. Я мог бы понять, не остановить, но хотя бы просто утешить и вернуть волю к жизни, и не сделал этого. Раньше мне было бы больно, я ощутил бы сожаление и отчаянье, а теперь мне безразлично.Совсем безразлично. Я стою на том самом деревянном возвышении, где недавно произносил речь перед толпой, и молчу. Просто не вижу смысла двигаться или говорить, потому что все на свете стало вдруг совершенно неинтересным и пустым. Я не сожалею об отсутствии мотивации, не ощущаю скуки или нетерпения. Если бы кто-то вдруг спросил бы меня о том, как я себя чувствую, я ответил бы - никак. Впрочем, нет, не ответил бы. Зачем?Моей любви больше нет. Это не хорошо и не плохо, просто факт, который я принимаю как нечто естественное. Где-то убивают друг друга люди. Я наблюдаю за этим, но не из любопытства, а лишь потому, что не имею желания прекращать наблюдение. На другом уровне сознания - застывшая на холодных губах улыбка и серебристо-фиолетовые, широко распахнутые глаза с расширенным зрачком, не реагирующим на белый солнечный свет. Раньше мне было бы приятно смотреть, но теперь я лишь равнодушно отмечаю красоту мертвого тела той, которая меня создала.
В момент, когда Она умирала, я был поразительно, немыслимо счастлив свободе и независимости, которую я получал вместе с этой смертью. Теперь у меня есть право и возможность принимать любые решения и совершать любые поступки, не оглядываясь ни на чье мнение, только это совершенно не нужно. У меня не осталось ни желаний, ни чувств.Даже анализ окружающей ситуации и собственного состояния проводится исключительно из-за бессмысленности прекращения мыслительного процесса. Раньше это показалось бы интересным, а теперь всего лишь естественно. Иначе быть не может.
Где-то идет война. Конечно, не непрерывные сражения и убийства, а самая обычная война. Машины везут боеприпасы, оружие, обмундирование и солдат. Чистят стреляющие металлом приборы люди у костров, строятся новые временные укрытия, защищающие от ядовитых лучей ночного светила, кто-то поет веселую и неприличную песню, дергая струны музыкального инструмента, кто-то пишет послание угольным стержнем, закованным в металл, кто-то тихо плачет от боли, лежа на больничной кровати с темно-серым постельным бельем. Медленно приближается к линии горизонта Роан, готовясь передать миссию освещения планеты ярко-алой звезде-убийце. На маленькой площади вокруг меня уже нет слушателей. Рядом проходит, улыбаясь каким-то своим мыслям, молодая девушка с букетом цветом, и за несколько улиц отсюда навстречу ей уже спешит бдительная мать, надеясь застать дочь с кавалером. За моей спиной мерно шагает по каменному покрытию какой-то мужчина. Ветер раздувает мои распущенные волосы, и тонкие мягкие белые пряди падают на лицо, частично заслоняя обзор. Искусственный космический спутник, собранный мной самим, предоставляет прекрасную возможность для наблюдения за действительностью прямо в сознание, минуя органы чувств.
Рядом с хрупким телом синеглазой девушки сидит, обреченно глядя на застывшую улыбку бледно-розоватых губ, убийца моего мира. Он ждет. Раньше я бы отомстил со всей возможной жестокостью, не позволив ему умереть даже после долгих лет мучений, но теперь это бессмысленно. Зачем?На красном платье мертвой девушки засыхает темное-бордовое пятно свернувшейся от взаимодействия с кислородом крови. Красиво. Нет, зрелище не вызывает ни восторга, ни удовольствия, ни, напротив, неприятия или страха. Просто оно красивое, вот и все.
Где-то далеко, закончив выполнение прежнего приказа и не получив нового, неподвижной статуей замерла живая, но бесчувственная девушка-создание. Сейчас мы с ней, наверное, очень похожи. А может быть и нет. Это все совсем неважно. У меня есть данные для анализа, и я могу его продолжать, только мысли абсолютно бессмысленны, как и все остальное в этом мире.Шли минуты, часы... люди жили и умирали, любили и ненавидели, боялись и страдали, мягкий белый свет сменился розоватым сиянием, а потом над городом огненным шаром завис холодный Сайон, а я стоял и размышлял обо всем на свете. Это не казалось мне ни странным, ни неправильным, оно всего лишь было, и я не желал что-либо менять. Политик-герой беззвучно оплакивал собственноручно убитую семью, не дождавшись мести, опустели улицы, над маленькой площадью повисла тишина. В окнах каменных домов погасли последние огоньки, алые лучи окрасили в розовый цвет белоснежную кожу мертвой девушки и отразились от блестящих серебром волос.
Где-то на Земле еще жили люди, которых я когда-то собирался убить, освещало идеально ровные мостовые желтоватое солнце и пустовала лаборатория, в которой меня создали. Люди окунались в нежные и убийственные объятия белого изумруда, уходили в реалистичные миры компьютерных игр, забывались в ласках любимых людей и творили новые живые машины.
Моему телу требовался отдых и пополнение жизненных ресурсов, но мне это было совершенно безразлично. На одном из уровней сознания девичье тело вдруг неуверенно вздрогнуло и забилось в страшных, неестественных судорогах.
ЧТО?!Больно. Боль заполняла меня с ног до головы, будто густая и тягучая жидкость. Я все-таки, наверное, была жива, ведь мертвые не должны чувствовать боли. Жить не хотелось совершенно, но это,конечно же, пройдет со временем, как было раньше, еще на Земле, после смерти Ирэн. Совершенно стандартная схема - боль, нежелание принять собственную вину и попытка считать себя сумасшедшей, чтобы знать - пугающий поступок совершен не тобой, а кем-то внутри тебя. А потом потеря интереса ко всему, кроме своей вины и попытка переключиться на что-то очень рискованное, чтобы прекратить свое существование. Но я жива, и все это пройдет со временем.
Мне интересно, что же произошло за время моей мнимой смерти, только нет сил открыть глаза, и встроенный в мозг компьютер отказывается работать из-за недостатка сосредоточенности. Просто очень больно. Не знаю почему. Наверное, так действует использованное мной средство или герою-убийце, несмотря на голограммы, все же удалось задеть меня всерьез, так что не помогла даже максимально ускоренная регенерация. Любопытство сжигает меня изнутри, побуждая вновь сделать попытку открыть глаза, но я с удивлением осознаю, что они уже открыты. Странно. Ведь я по-прежнему ничего не вижу. Пробую сомкнуть веки, но незрячие глаза вдруг вспыхивают резкой и почти невыносимой болью, а непроизвольное движение распространяет ее по всему телу. Из приоткрытых губ вырывается стон.
Ахх... Как же больно. Даже любопытство отходит на второй план, сменяясь желанием прекратить эту пытку любым способом. На миг я даже пожалела, что осталась в живых, но тут же запретила себе думать об этом. Теперь сложно понять, как я вообще решилась пойти на подобный риск, бессмысленный и практически не оставляющий шанса на успешный исход. Несусветная глупость, порожденная чувством вины и шоком от внезапного осознания ценности человеческой жизни. Теперь это в прошлом.
Чувства остались, но померкли и уже не мешали размышлять трезво и беспристрастно. Даже боль утихла до нового движения, что дало возможность проанализировать свои желания и рассмотреть дальнейшие планы. Хочу ли я продолжить свои исследования? Смерть огромного количества людей по моей вине больше не привлекает, но то, что будет после, все же не оставляяет равнодушным. Да и сама война манит, несмотря ни на что. Соблазнительно яркие эмоции будоражат воображение, заставляя смотреть на чужие страдания, страх и даже смерть, вызывая странные и ни с чем не сравнимые ощущения. Сложно отказаться от этого, хоть и неприятно причинять людям такую боль? Или не неприятно?Навязанные и врезавшиеся в сознание чуждые принципы или собственный внутренний протест. Сложно сказать. Все слишком неоднозначно, как-то просто неправильно. Желания противоречат друг другу, и не у кого даже спросить совета, ведь все те, кого я считала друзьями, остались в очень далекой галактике на маленькой планете под названием Земля. А решать нужно уже сейчас, ничего не ожидая и не откладывая на потом. Ненавижу это. Наверное, это нелепо, но почему-то очень не хватает Джаайна, того, кто мог, не колеблясь просто предложить пойти за ним, поддержать его решение или просто утешить, убедив в незначительности средств на пути к цели.Не хватает мне и той фанатичной увлеченности, азарта, что был со мной на протяжении двух лет после предательства моей самой первой и немного детской любви. Никогда не думала, что стану скучать по бессонным ночам в лаборатории, целому состоянию, заработанному далеко не самым честным путем и вложенному в ингредиенты, программы и совершенные тела-заготовки, не исчезающим темным теням под покрасневшими глазами и постоянной головной боли. Впрочем, нет. Скучаю я вовсе не по этому.
Меня манит отсутствие сомнений, неотлучно сопровождающее каждого фанатика. Даже тех, кто уже стал последователем созданной мной и Адольфом псевдорелигии. Наверное, это легко и прекрасно - жить, не принимая решений, не думая и ни на секунду не сомневаясь в избранном лидере. Возможно, не выступай в качестве методов удержания запугивание и внушение чувства вины, я и сама не отказалась бы от такой судьбы. Хотя у каждого из них своя ответственность. Непосильная ноша, необходимость соответствия недостижимым стандартам - самое простое и самое жестокое из того, что заставляет не отвлекаться на посторонние мысли.Об этом я не жалею. Это слишком красиво, чтобы быть отвратительным или бесчеловечным. К тому же, ведь моя ответственность ничуть не меньше, пусть я и могу относиться к ней совсем по-другому.
Боль утихла, растворившись в сторонних размышлениях, и я наконец-то смогла подключиться к внутреннему компьютеру. Со странным волнением мысленно попыталась найти на объемной карте страны изумрудный маячок, которым отметила свое любимое творение, но тщетно. Расширила карту, запрограммировав компьютер уже на целенаправленный поиск...Ничего. Либо Адольф двигался с немыслимой скоростью, что не позволяло примитивным наблюдательным системам на спутнике считать информацию о местонахождении, либо... Нет. Этого не могло случиться. Не могло. Я не верю.
Ему не было страшно. Прошел миг невыразимого счастья и торжества победителя, исчезло постыдное злорадство, возникшее от взгляда на прекрасное до отвращение мертвое тело странной девушки, мечтавшей уничтожить его планету. Растворилось без следа и обреченное ожидание приговоренного к смерти, потухла боль от потери любимой женщины и двух маленьких дочерей.
Слез тоже не было.Лишь какая-то странная, глухая тоска, свернувшаяся в обжигающе горячий гигантский ком в груди. На том самом месте, где проявилась кровавая рана у убитой девочки. Малышку почему-то, несмотря ни на что, было ужасно жаль. Причиной тому была отчасти невинная, ангельская внешность, а отчасти отсутствие малейшего сопротивления и огромные, наполненные болью и виной глаза. Маска?Да, вероятнее всего. Убийца слишком хорошо помнил жестокую насмешку в презрительном изгибе тонких губ, вылетающие из них равнодушные слова об уничтожении целой планеты и эти самые глаза. Другие глаза на совершенно другом лице, но почему-то именно те самые. Девочка умела менять внешность, но вместе с тем оставалась неизменной в любом облике. Тварь. Та девушка была мерзкой тварью, наслаждавшейся чужим страхом и отчаяньем.Но в момент смерти... она улыбалась. Улыбалась так, будто бы ждала этого момента и мечтала о нем. Спасет ли бедную планету поступок героя? Было ли напрасным это убийство? Нет - убийства. Была ли достигнута цель, ценой за которую стала гибель целой семьи? И будет ли странный мужчина с нечеловеческими способностями мстить за свою возлюбленную?
Он любит. Такую любовь, такую нежность и такое восхищение в чужих глазах немолодой уже бывший политик раньше не мог себе даже представить. И месть того, у кого отняли предмет таких чувств, должна быть слишком страшной. Для себя герой-убийца решил, что сможет вынести все, не допустив, чтобы объектом мести стала спасаемая планета, но принести в жертву свою семью просто не смог.
Больно убивать самых близких. Больно и невыносимо страшно, даже если это совершенно необходимо. А еще так мучительно гадать о правильности уже совершенного поступка. До последнего момента, сам того не осознавая, человек надеялся, что его остановят. Что раскроют этот замысел, что схватят за сомкнувшиеся на тонкой детской шее в смертельных объятиях руки, что не дадут совершить преступление или что просто каким-то чудом жена и дети останутся в живых. Не остановили.Он сидел, молча вглядываясь в искаженное ужасом, застывшее лицо жены, и совсем не боялся. Лишь тоска обжигающим тяжелым комом ворочалась в груди, порождая мечты о быстрой смерти.Времени на просто писательство сейчас нет, а вот на этот бред сколько угодно. В этом фике, пожалуй, и впрямь больше меня, чем даже во мне самой(фразочка утащена у одного нехорошего человека).