Часть 6 (1/1)

Колесница жизни набирала скорость. Я учился, как проклятый. Кажется, что в школе я никогда не был так заинтересован в учебе. Но здесь, в университете, когда основная часть предметов была сфокусирована на том, что мне всегда нравилось – истории, было в тысячу раз интереснее. Как и все первогодки я морально страдал на обязательных предметах вроде математического анализа, английского языка и испанского языка, как будто в средней школе нам не объяснили в избытке, как внятно писать на родном языке. А математика видимо не давала нам забыть, как выглядят цифры, которыми исчислялись важные исторические даты. Это вранье себе самому не давало сойти с ума. Гораздо больше радовали дополнительные курсы, хоть немного пересекающиеся с моей специальностью. Социология, политология, экономика, философия. Будь она неладна. Мне было легко, потому что отец в последний год давал нам гораздо более продвинутый курс, чем того требовала школа. Но все равно этот предмет был для меня неотрывно связан с двумя очень важными людьми, которые причинили мне немало боли. Отец и Пол. Говоря о важных людях, мы с бабушкой из испанской семьи превратились в итальянскую. Потому что орали друг на друга благим матом практически не останавливаясь. Причин было много. Когда мне начинало казаться, что она отходит от похорон, она снова начинала вести себя странно. Мы ругались по любому поводу. Телефонные звонки, на которые почему-то должен был отвечать я. Мой университет, когда я просыпал первую лекцию, она буквально пинками меня будила, стоило мне задержаться после семинаров, чтобы обсудить ту или иную работу с одногруппниками, она делала вид, что умирает и что я ее бросил. В то утро, мы ругались из-за телефона. Она бегала по дому, и отказывалась отвечать на звонок, потому что это мог быть продюсер, который предлагал ей какую-то роль, но не конкретизировал зарплату. Я бегал за ней с телефоном, уговаривая ответить. В итоге мы орали, пока я сам не взял трубку. Пришлось врать, что она занята, хотя она вопила буквально в соседней комнате, чтобы я оставил ее в покое. Стоило мне положить трубку, как она вышла ко мне, совершенно невозмутимая и сообщила, что продаст всю мебель. Женщины, конечно таинственные существа, но не на столько же. Я рявкнул, что ухожу на занятия. А ей не понравился мой тон, и даже это она смогла свести к смерти сына и городу, который стал совершенно другим. Иногда мне казалось, что она сходит с ума. Все кончилось тем, что я хлопнул дверью, а она швырнула в нее что-то, со своей стороны. Утро задалось. Как и жизнь в целом. Весь день я корил себя за излишнюю черствость и грубость. Так что вернулся домой с цветами. Как любой провинившийся мужик к дорогой ему женщине. Кто сказал, что это работает только с женами?Она меня расцеловала, обдав сигаретным дымом. Это тоже было моим проклятием. Все мои близкие люди курили. Как я умудрился этого избежать, в такой-то семье и с таким-то объектом страсти? Сигареты Пола были тяжелее, чем те, которые курила бабушка. Я научился отличать их дым, и даже на улицах, дергался в ту сторону, откуда слышал аромат этих сигарет. Я был жалок. Увы. Пока меня не было, бабушка отметила наклейками больше половины мебели и предметов, которые хотела продать. И как раз задумчиво смотрела на библиотеку. Продавать книги было выше моих сил, и я решил снова уйти из дома, как она удивленно меня позвала обратно. Я бы не пошел, но она назвала имя, которое заставляло мое сердце биться быстрее. Пол Рубио. Я тут же отправил ему сообщение, чтобы он приехал домой, как освободится. Отослав сообщение я мысленно себя ударил. Почему я сказал ?домой?? Это не был его дом. Но я подсознательно считал его таковым. Пол жил здесь со мной в моей голове до сих пор. Черт, я жил в каком-то выдуманном мире, где мой любимый человек отвечал мне взаимностью. Он ответил сразу. Предсказуемо удивленный. Неуверенный. Но ответил согласием. И это главное. Мне оставалось, как приличной принцессе, сесть у окна, свесив косы, и ждать моего рыцаря. Забавно было, что он имел надо мной такую власть. Хотя во всем, что касалось самоидентификации, отношений, чувств, да даже секса, я был опытнее. Не говоря уже о том, что в наших недоотношениях активную позицию, не в сексуальном смысле, а в эмоциональном, занимал я. Как можно быть сильнее и увереннее и, одновременно, настолько более слабым и жалким? Как он это делал со мной, даже не стараясь? Если Бог так задумывал любовь, то у него было откровенно паршивое чувство юмора. Он приехал спустя несколько часов. Я выставил перед ним перевязанный и завернутый в бумагу сверток. Он аккуратно развязывал бечевку, а я мог полюбоваться его пальцами. Иногда я сам себе напоминал маньяка. Правда. То, как я был на нем зациклен, казалось мне самому ненормальным. И нет, я не переодевался трижды перед его приходом. В итоге оказавшись в слишком большой для себя отцовской рубашке, с расстегнутыми до живота пуговицами. Был очень жаркий вечер. В свертке ожидаемо были книги. Письмо отцу, Кафка. Смерть в Венеции. Что-то еще. Некоторые были для меня совершенно неизвестными, но Пол зарылся в них с очевидным восторгом. Я размышлял, как же мы изменились. Поверить еще два года назад, что Пол Рубио будет так восторгаться книгами, было немыслимо. А он судорожно что-то мне втолковывал, что когда-то он делал школьную работу по философии, а Мерли поставил его перед библиотекой, велел выбрать десять книг, а потом задавал ему вопросы, и если ему не нравился ответ, то он бросался этими книгами. Было на него похоже. И отец сохранил для него эти десять книг. Слишком пафосный жест, но это тоже было похоже на моего отца. Он всегда любил широкие поступки. Это было чушью. Он был мертв. Мы стали нормально общаться буквально последние несколько лет. И я знал, что точно не смогу быть ?наследником его идей?. У него был я – сын по крови. А еще были сыновья по духу. Пол. Иван. Наверняка были еще. Но почему-то меня остро это обожгло. Именно Пол получил от него подарок с того света. Это была совершенно детская ревность. Но это была моя песочница. Я запихнул себе в глотку все свои обиды. И просто поздравил Пола. Поздравление получилось хуже, чем сами похороны. Но я тут же забыл обо всех своих переживаниях, когда увидел мокрые глаза Пола. Иногда я забывал, насколько он был ранимый и чувствительный. А когда он мне об этом напоминал, я чувствовал себя мудаком, зацикленным на сексе. Вот и сейчас, он нервно сказал, что не хочет плакать. Но я видел обратное. Я попытался сделать все, чтобы в этой ситуации выглядеть максимально слабым. Чтобы ему было легче. Кажется, у меня плохо получилось. Потому что я беспардонно отметил, что у него блестят глаза. Сообщил, что это очень красиво, а потом попросил, чтобы он меня обнял, причем назвав его милашкой. Наверное, мои потуги оценили какие-то высшие сферы, потому что он только улыбнулся, закивал и обнял меня. Я все еще рос, и это было забавно. Я все время становился еще чуть-чуть выше него. Вот в этот раз он уткнулся мне в плечо, медленно расслабляясь в моих руках, и как-то умилительно спросил, как долго я буду называть его милашкой. Я не ответил, только переложил руку ему на голову, зарываясь пальцами в его кудряшках. Честно, я был готов стоять так вечность. Я смаковал каждую секунду, понимая, что у меня их остается все меньше и меньше. Любой способ разорвать этот редкий для меня момент близости был ужасен. Так почему не приход бабушки? Она от дверей решила сделать мою жизнь еще менее сладкой, заявив, что два обнимающихся парня могут быть либо геями, либо актерами. Для Пола, который нервно относился к вопросам своей ориентации, это был неприятный момент, но к его чести, он не отпрыгнул от меня. Мы медленно оторвались друг от друга, и он еще на пару секунд задержал одну руку на моей спине. Это было приятно. Менее приятной была попытка бабушки затеять очередной скандал, причем с Полом, я даже попытался вмешаться, когда он буквально несколькими фразами умудрился ее обезоружить, потом утешить, а потом и развеселить. Она даже погладила его по щеке, велев мне заботиться об этом малыше. Этот малыш мог сам откусить кому угодно и что угодно. Но если бы он мне только позволил о нем заботиться, я бы стал счастливейшим из смертных. Увы, максимум, что он мне разрешал - редкие проявления чувств, тщательно замаскированных под дружеские. Он держал мои яйца в кулаке и знал это. И я тоже это знал. Я сам отдал себя ему. Полностью и без остатка. И вот уже столько лет с наслаждением позволял ему топтать мое сердце. После этой короткой встречи мы не виделись несколько недель. Я выдерживал паузу, не писал и не звонил первым. Жил, как умел. Вот только без него моя жизнь была серой и пресной. Я даже почти с этим смирился. Наконец он сбросил мне сообщение, что хочет встретиться со мной во время студенческой забастовки. Я конечно ответил что-то утвердительное, но почему-то остался страшно зол. Я злился, что он может жить без меня, а я без него нет. Что он легко обходится без моего присутствия несколько недель, а я каждую ночь нежно перебираю все наши редкие моменты, выходящие за рамки дружеских. В ночь перед забастовкой я решил, что никуда не пойду. И к черту Пола. Я знал, что еще день спустя я начну так отчаянно скучать, что буду готов ползти за ним по битому стеклу. Но в этот день, я был слишком зол и отчаян. Все усугубила бабуля, разбудив меня с первыми солнечными лучами, с требованием пойти с ней к резчику по мрамору, за надгробием отцу. Я вскинулся, потому что все и так шло не по его желанию. Бабушка согласилась его кремировать, как было указано в завещании, но отказалась развеивать пепел. Урна стояла в нише, а он этого чудовищно не хотел. Теперь она хотела бахнуть туда еще и надгробный камень, которые он считал идиотскими. Я категорически воспротивился. А когда она упомянула Пола, я разозлился еще больше. Решив, что я сильнее и выше всей этой ситуации, я потащил с собой своих одногруппников на эту чертову забастовку. В конце концов, университет у нас был один. Только разные факультеты. Когда я нашел его среди толпы, то почувствовал, что буквально лужей растекаюсь под его ногами. Вот как один человек мог иметь такое дикое воздействие на другого?Он меня обнял, а я заставил себя не отвечать. Лишь слегка хлопнул его по плечу. Он был воодушевлен всем происходящим. И даже познакомил меня с одногруппником. Раи. Я уже был заведен, потому что очевидно мы с Полом недопоняли друг друга. Он тут устроил чуть ли не мировую революцию, а я был винтиком. А когда мы с этим Раи пожали друг другу руки, меня ударило током. Я смотрел, как Пол с ним разговаривает. Как они договариваются о том, что бы учить вместе логику. Как Пол на него смотрит. И понимал, что я в заднице. Я был объективно красивее этого парня, я лучше знал Пола, я в конце концов был геем, а он очевидным натуралом. Но все это было не важно, потому что Пол его хотел. Это бросилось в глаза сразу. Или я просто слишком хорошо его знал. Когда Раи ушел, Пол посмотрел на меня счастливыми глазами. А понял, что либо нужно валить, либо бить ему морду. Кроме ревности поводов у меня не было. Даже тот факт, что он представил меня ?товарищем?, не так взбесил, как его счастливые глаза. Так что я счел за благо уйти. Я чувствовал лопатками, что он смотрит мне в спину. Его прожигающий, осязаемый взгляд никуда не делся. А еще я знал, что он понимает, что я психую. Он никогда не был дураком, в отличие от меня.Я встретил друзей, и они сразу заметили мое взведенное состояние. Я же кипел все больше и больше. Потому что пока я их искал, то увидел, что Пол, который только что два часа орал лозунги, прошмыгнул в аудиторию вслед за своим Раи. Это было так на него похоже. Усидеть одной прекрасной жопой на двух неудобных стульях. Вот и в этот раз он успел и поучаствовать в забастовке и плюнуть на нее, как только она стала мешать его желаниям. Мудак.Друзья конечно меня поддержали, но между нами не было того уровня близости, который мог быть, знай мы друг друга с детства. Я показал им Пола, который как раз вышел из аудитории, и мы совершенно по-идиотски прятались за перилами, хотя я был уверен, что он меня увидел. А может я выдавал желаемое за действительное. Ведь моим главным желанием было именно это. Чтобы он меня видел. Замечал. А не только снисходил. Анхель правильно сказал. Я его ненавидел, но сосал его член. Грубо, но правильно. От этого было еще обиднее. Все несчастья происходят сразу. Это данность. Моя бабушка пришла в мой университет. Оказалось, что мои друзья в восторге от ее актерского таланта, так что ее Эго приятно понежилось в лучах славы. А потом она потащила меня смотреть какую-то аудиторию, где ей в скором времени должны были вручать награду. И в этой самой аудитории, под сводами многовекового здания, мы как-то удивительно хорошо с ней поговорили. О нас. Об отце. О смерти и жизни. А в конце она меня обняла. А я впервые задумался о том, какая она маленькая и хрупкая. И о том, что в данный период моей жизни она заменила мне всех. Мать, отца, друзей и близких. В тот вечер я попускался, как мог. Во-первых, напился. Хотя это, наверное, громкое слово. Но я выпил в гордом одиночестве бутылку вина. Ввиду чего был расслабленный и пьяненький. Потом я заполз в ванну вылил туда почти весь флакон пены, и залег там надолго. Всегда любил горячую воду. В ванне я пролежал не менее часа. Меня еще больше развезло от жары и влажности. И будучи в не самом трезвом виде, я решил, что еще сильнее меня расслабит только сеанс вдумчивой дрочки. И тогда, возможно, я смогу уснуть. Рука сама потянулась к члену. Стоило мне задуматься о чем-то подобном, как перед глазами всплыл образ Пола, на пляже, голого и задорного. Я вспомнил ощущение его кожи в воде под моими пальцами. Жар его тела, который обжигал меня даже в сентябрьском море. Я вспоминал, как горячо он стонал, когда я ласкал его член губами. И мой собственный тут же отреагировал на все эти воспоминания. Я положил одну ногу на бортик ванной, принимая открытую и слегка развратную позу. Мне бы хотелось, чтобы эти острые чувства можно было разделить с ним. Я бы хотел быть таким только для него. Рука скользнула по внутренней стороне бедра, приласкала яйца и чувствительное место за ними. Затем пальцы пробежались по длине члена, всколыхнув воду вокруг головки. Я вздрогнул от едва уловимых, но таких приятных ощущений. Как было бы прекрасно, если бы Пол был со мной в этой ванне. Если бы это он трогал меня своей рукой в пене. Это его пальцы скользили бы по моему члену и под его прикосновениями я бы выгибался, как кошка. Я ускорил движения руки, сжимая свой член крепче, начиная выворачивать руку, чтобы продлевать каждое касание. Вторую руку я забросил назад, упираясь в стену. Как если бы Пол был со мной, втрахивая в дно ванны, а мне нужно было удерживать себя на месте. Я стал задыхаться. Потому что моя фантазия была слишком реальна. Я чувствовал его дыхание на своей шее. Вода плескалась, как будто от движения двух тел. Часть выплеснулась на пол, но я даже не обратил на это внимания. Я двигал рукой быстрее, сжимал головку в кулаке, и каждый раз подбрасывал бедра навстречу своим движениям. Перед глазами неслись картинки того, как я стоял перед Полом на коленях в наш первый раз. Как вздрагивала его головка у меня на языке, как он гортанно стонал и невольно тянул мою голову на себя за затылок. Я до болезненных мелочей помнил его гладкость и нежность там внутри, то, как он сдавливал мой палец своими стеночками, и как распахнул глаза, стоило мне дотянуться до его простаты. Я отдался фантазиям о том, как брал бы его, если бы он мне только это позволил. Как долбил бы его узкую дырку, запрещая закрывать лицо руками, заставляя смотреть мне в глаза. Как румянец расползался бы по его щекам, и как он робко начал бы мне подмахивать. Как он кончал бы в моих руках, выплескиваясь себе на живот. И в тот момент, когда Пол в моих фантазиях кончил с тихим вскриком, я последовал за ним. Медленно возвращаясь в реальность. Мое лицо горело, дыхание было тяжелым, а вода остывшей. Я погрузился под воду с головой, приходя в себя. Но долгожданный оргазм так и не принес мне облегчения.Даже в моих фантазиях Пол властвовал надо мной безраздельно.