Глава 7. (2/2)

— Да. – Странно, но мой голос звучит довольно твердо, во всяком случае, не дрожит, как до этого. Мне показалось, или на миг по лицу демона скользнула усмешка?.. Хотя нет, всего лишь иллюзия. Он абсолютно равнодушен и спокоен.— Тогда вот мой уговор. Спустя неделю мы наведаемся к Гретхен, пусть даже не открывшись ей, и посмотрим, как она поживает. Согласен?Не думаю. Я буду не в состоянии вновь увидеть безумие в ее глазах, а если еще и увижу личико ребенка, то точно не сдержу слез… Киваю. Да что же я, в самом деле?! Губы сами дают ответ вопреки моим желаниям.— Да.Через неделю мне снова придется увидеть мою девочку. Зачем это ему нужно? Впрочем, не важно. Я уже принял решение и не отступлюсь от него. Что бы там не придумал себе Мефистофель.Кто же знал, что ждать придется всего три дня…Я едва поспеваю за демоном. Уверенно идет вперед сквозь поле, колосья пшеницы сами раздвигаются перед ним, мне же приходится расчищать себе путь. Снова в этой своей черной коже. Хотя, должен признать, выглядит довольно впечатляюще.— Куда мы идем?Молчит. Это что еще за новости? Пытаюсь догнать его, но тщетно. Может быть, он даже не слышал меня? Хотя это невозможно…

— Мефистофель!Ни слова в ответ. Да что вообще здесь происходит?! Мефистофель, сукин сын!

— Мефистофель!!— Фауст, нам не придется ждать неделю.Что?.. Черт, чтоб тебя!! Прибавляю шаг, уже бегу, и, наконец, хватаю демона за плечо. Оборачивается, а я столбенею от его взгляда. Что с ним творится?.. Что?.. Глаза демона приобрели темно-бордовый оттенок, а губы растянулись в торжествующей улыбке, обнажив клыки, которые всегда пугали меня. Ты что-то подстроил, друг мой?..— Да что ты?..— Тшш.

Прикладывает палец к губам, кивком указывая мне идти вперед. И почему я подчиняюсь?.. Почему-то мне страшно. Даже не так. Я в ужасе. Я едва иду, с трудом переставляя ноги. Так тихо, только колосья мерно шелестят, перебираемые ветром. Луна ярко светит в небе — я хотя бы вижу, куда идти. Наконец, травы расступаются, и мы выходим на открытое пространство. Впереди я вижу очертания одинокого накрененного вправо дерева. Сердце лихорадочно стучит в груди, страх становится все сильнее с каждым мгновением. Но я продолжаю идти, приближаясь к дереву. Чувствую, что Мефистофель идет за мной.

— Зачем мы здесь? – спрашиваю, остановившись под раскидистой кроной. Молчит, пальцем указывая мне наверх.— Смотри. Вот он – результат твоего бездействия.

Я поднимаю глаза.

Сердце стучит так, что я едва слышу, что происходит вокруг.Ветер мерно теребит одежду и волосы трупа, висящего в петле на ветви. Пустое безжизненное лицо смотрит на меня закатившимися глазами. Почерневшая распухшая кожа, распахнутый рот…Я словно издалека слышу свой вопль. Падаю на траву. Кажется, я потерял способность нормально соображать. Боже, я… Я…— Вот к чему привело твое бездействие… нет, трусость. Нам не пришлось даже ждать эти семь дней.Я не понимаю, что происходит, я ничего не слышу... Гретхен… Гретхен…

— Боже мой, нет!!Ветер медленно раскачивает труп. Я слышу скрип веревки. Я чувствую мерзкий запах мертвой плоти.

— Почему… Почему?! Почему?!— Она убила ребенка, Фауст. А потом повесилась. Вот уже день, как она висит здесь.Рыдаю. Меня трясет, как в лихорадке, я задыхаюсь от душащих меня слез. Демон сказал что-то про моего сына… Оборачиваюсь, и вновь вопль вырывается из моего рта. Мефистофель держит на руках труп младенца. Я не понимаю, что делаю. Кидаюсь на демона, пытаясь воткнуть ему в горло взятый с собой нож, но Мефистофель с легкостью уворачивается, и я вновь оказываюсь на земле, не удержав равновесия. Тела младенца больше нет. Всего лишь иллюзия. Боже, за что?! Не надо, пожалуйста, не поступай настолько жестоко! Я плачу, а Мефистофель затыкает уши.

— Это все ты виноват, Фауст. А еще меня это все достало. Да перестань ты, голова раскалывается…Значение его слов практически не доходит до моего сознания. Я не могу больше выносить это. Окружающий мир канет во тьму, и я падаю в бездну, не пытаясь спастись, уцепиться хотя бы за что-то. Нет смысла больше. Я больше ни в чем не вижу смысла.МефистофельОн почти ангел, когда спит. Впрочем, во сне даже лица моих братьев приобретают кроткое выражение. Пришлось, конечно, использовать магию, чтобы Фауст смог уснуть, но зато теперь нас тут определенно больше ничего не держит.Мне интересно, что он будет делать теперь, когда ее не стало? Замкнется в себе, превратится в чудовище, сопьется?— Увези меня отсюда… куда угодно. Как можно дальше.Эти слова, сказанные моим дорогим смертным перед тем, как сон взял вверх над его разумом, дали мне пищу для размышлений. Подальше, говоришь? Надоела Германия… А в Америке сейчас такое, что в ближайшие лет двести лучше и не соваться в этот бурлящий котел.Мне так хочется в Италию… Я хочу сидеть на берегу, чувствуя на лице дуновение теплого средиземноморского бриза, смотреть, как смуглые итальянки в ярко-красных платьях танцуют сальтарелло. Хочу слушать хор Ватиканского собора – пожалуй, единственный храм в мире, где не пахнет этим жутким ладаном. Хочу, лежа в гондоле, смотреть на бесконечное звездное небо над головой и представлять себе такую же бесконечность темной воды под тонким дном лодки… В конце концов, я хочу итальянского вина – этот немецкий суррогат, которые тут выдают за благородный напиток, мне уже порядком осточертел.А вместо этого я должен увезти тебя куда-то, где ты не будешь предаваться воспоминаниям и постараешься все забыть.Мне кажется, что я слышу твой возмущенный голос:— Зачем мы приехали сюда, в Италию? Мы здесь были до того, как я встретил ее…Что угодно, чтобы оборвать нить воспоминаний, Иоганн. Иначе ты замучаешь меня до смерти. Это будет весело, конечно, но я не планирую умирать раньше тебя.Решено – мы едем в Китай. Оттуда в Индию и дальше – на острова, в огромном количестве разбросанные в океане. Целой жизни будет мало, чтобы исследовать их все… А у тебя и так мало осталось от этой жизни. Под конец мы вернемся сюда – я позволю тебе умереть на родной земле, дорогой друг.Кто после этого скажет, что я законченное чудовище?ФаустКакой черт потащил его в Китай? Впрочем, мне сейчас куда угодно, лишь бы подальше от Германии, подальше от всех этих воспоминаний… Я не могу смириться, что ее нет. Наверное, я никогда не смирюсь. Дни слились в одну сплошную серую полосу, я не живу, а существую. Я ем, не чувствуя вкуса пищи, пью, не ощущая сладости напитка. И ничего не могу поделать с этим.

— Фауст, ау!Из полузабытья меня выдергивает Мефистофель. Правильно. Ты не должен дать мне сойти с ума, я давал тебе такой приказ, когда она еще была жива… В первый день той роковой недели… Оглушительный треск хлопушек, яркие цветные огни, рассыпавшиеся по небосклону. Мир окрашивается в травянисто-зеленый, кроваво-красный, золотисто-желтый цвета… Красиво.

— Я не зря привез тебя в Китай именно в дни проведения Чуньцзе. Где бы ты еще увидел подобное зрелище? – усмехаясь, проговаривает Мефистофель, глядя в небо, в котором распускаются причудливые цветы огней, окрашивая тучи во всевозможные радужные оттенки. Надеешься, что я поблагодарю тебя? А я действительно близок к этому. Демон и правда не дает мне ни минуты покоя, занимая меня чем угодно, не давая погрузиться в собственные мысли. Пожалуй, польза от него все-таки есть. Люди поют и танцуют, разодетые в яркие шелковые одежды, а мы словно чуждые всеобщему счастью. Я просто не в состоянии сейчас предаваться веселью, когда моя девочка… Моя милая девочка… Слезы все-таки текут из глаз, и я поспешно стираю их со щек рукавом, пока Мефистофель не заметил.

— Ты правильно делаешь, что не держишь слез в себе.Проклятье. Что ж ты такой глазастый, демон… Меньше всего на свете я хочу, чтобы он наблюдал приступы моей слабости, участившиеся в последнее время.— Иначе ты сошел бы с ума еще давно, и даже я был бы не в силах предотвратить этого.Вот как… Грохот взрывающихся фейерверков болью отдается в голове. Мне хочется уйти отсюда, но я шагу не могу сделать, словно завороженный наблюдая танец разноцветных искр в темном синем небе. Мефистофель пристально глядит на меня, я едва ли не физически ощущаю его взгляд. Да что же тебе надо-то сейчас от меня…— Если хочешь – мы можем уйти.Да. Хочу. Уведи меня отсюда, пока голова не раскололась от этого невозможного шума. Он понимающе кивает, беря меня за запястье и выводя из толпы, умудрившись никого не задеть. Один из его излюбленных приемчиков, по-видимому. Когда мы, наконец, сравнительно далеко отходим от праздной толпы, Мефистофель отпускает меня, скрещивая руки на груди.— Куда теперь, душенька моя?— В бордель.Демон изумленно выгибает бровь, но мне совершенно все равно, что он сейчас думает. Я хочу в бордель. Хочу забыться в объятьях развратных красавиц, опьяненный ароматом дурмана. Я уже и так пропащая душа, что же мне мешает окончательно удариться во все тяжкие? Только воспоминания о ней… О моей дорогой девочке…— Да как пожелаешь.Хватает меня за руку — и уже привычный полет сквозь вихрь красок. А спустя полчаса я ухожу в отведенную мне комнату в компании двух грудастых китаянок. Интересно, что будет делать Мефистофель все это время, ведь я собираюсь провести с ними всю ночь… Красавицы держат вино и трубку, набитую какой-то травой. Демон лично договорился об этом с хозяином борделя, отсыпав ему приличную сумму. Я постараюсь забыть о Гретхен хотя бы сегодня ночью… Я вложу все силы, чтобы не вспоминать всего того, что случилось. Куртизанки зажигают трубку и дают ее мне, что-то предупреждающе проворковав, но я не слушаю их, набрав сразу полные легкие сладкого дыма. Тотчас окружающий мир рассыпается на сотню частей, а возрождается уже в ином свете. Приятная нега окутывает тело, и я расслабленно откидываюсь на простыни, позволяя двум темноволосым нимфам делать со мной что угодно. Если я уже сгубил свою душу, продав ее Мефистофелю, то почему бы не повеселиться перед смертью?Китай, Малайя, Сабах, теперь вот Индия… Бесчисленное множество женщин, бесконечные часы, проведенные в компании выпивки, дурмана и продажных девиц. Сколько же прошло лет с момента нашего путешествия? Шесть, семь?..— Фауст, может быть уже достаточно?Чего он там говорит? Ничего не достаточно! Еще вина! Я хочу много вина! Я слишком сильно размахиваю рукой, которой держу полный кубок сладкого напитка, и забрызгиваю Мефистофеля. Тот что-то шепчет в раздражении, смахивая влагу с костюма одним движением руки, словно пыль с оконного стекла.

— Знаешь, я, конечно, знал, что человек может быть настолько жалким существом, но не до такой же степени.

Говорит тихо, и хотя все звуки в голове давно слились в один сплошной неразборчивый гул, его слова я слышу совершенно четко. Жалким, говоришь? О да, совершенно верно! Все именно так и я чертовски сильно хочу еще вина! Залпом опустошаю еще кубок, еле удерживая его в руках. Индийская девочка, снятая на сегодняшнюю ночь, подливает мне еще, дает приложиться к трубке, и я без раздумий вдыхаю дурман полной грудью. Она улыбается, беря мои руки и прикладывая ладонями к своей обнаженной груди, а я краем взгляда замечаю, как в отвращении отворачивается Мефистофель. Что, не думал, что я способен опуститься так низко? А я способен, уж поверь! И я не остановлюсь на этом!

— Красавица, налей мне еще!Она беспрекословно подчиняется, пролив пару капель мне на штаны, но меня это совсем не волнует. Новая порция вина сладким водопадом хлещет в глотку, и я сразу же прикладываюсь к трубке. Как хорошо…

— А как же Гретхен? – Голос Мефистофеля вновь звучит в голове.Гретхен? А кто это? Сейчас, когда мое тело сотрясается в лихорадке экстаза, в затуманенном мозгу даже близко не возникает образ Гретхен… Да я и не помню ее. Гораздо важнее девица, расположившаяся у меня на коленях, и трубка в моих руках, и полный кувшин божественного напитка в ее.

— Налей мне еще.Я и не сразу замечаю, что Мефистофель исчез.МефистофельНенавижу Германию. Ненавижу это холодное море на севере страны – его едва колышущаяся поверхность отливает ртутью. Ни в какое сравнение не идет с лазурью и легким бризом Средиземного… Или с теплым спокойствием восточных морей. Последние лучи солнца догорают и растворяются в непроницаемой бездне, и теперь только лунная дорожка позволяет определить, где заканчивается небо и начинается вода.

И тебя тоже ненавижу – хотя бы за то, что приходится тут торчать вместе с тобой, Фауст.— Фауст, — тихо произношу я вслух. Кажется, мой голос растворился в тихом шелесте морских волн – ты не обернулся, все с таким же скучающим видом продолжая разглядывать горизонт. Что там интересного? Мнимая бесконечность?Из всех возможных последствий того, что случилось много лет назад с той бедной девочкой… как же ее звали? Гретхен… Да, именно это имя ты иногда произносишь во сне – даже сейчас. Из всех последствий ты выбрал самое неинтересное – окончательно замкнулся в себе. О, я пытался расшевелить тебя – калейдоскоп стран Востока, сменяющие друг друга города, нации, праздники. И мне казалось, что почти получилось – но нет, ты предпочел упиваться своим горем, эмоциями и вином. Иоганн, ты же творенье Божье…Неторопливо подхожу со спины и опускаюсь на колени позади тебя, медленно веду пальцами вниз по позвоночнику. Ты вздрагиваешь и наконец оборачиваешься – в твоих глазах мелькает удивление пополам со скукой.— Фауст, — улыбаюсь я. – Ты сидишь тут с утра весь день. Неужели ты ничего не хочешь?Пожимаешь плечами, снова бросая взгляд на холодную бесконечную массу воды. Тихий шепот волн, и изредка глухой рокот – сегодня ночью будет буря. Или нет? Или…— Корабль. — Я слышу какую-то заинтересованность в твоем голосе?Киваю и обнимаю его за плечи. Я все понял, дорогой мой. Сегодня ночью будет буря.Твой тихий смех и едва слышные крики с тонущего корабля – прохладный ночной ветер доносит их сюда – не заглушают рев бушующей стихии. Сегодня мы с морем устраиваем бал-маскарад. Всем гостям велено прийти в тине и изображать утопленников. И много-много соленой воды вместо вина и шампанского…— Тебе нравится? – улыбаюсь я, обернувшись.— Я так и знал, что ты выкинешь что-то в этом роде, — на секунду на твоем лице мелькает что-то от тебя прежнего. Что-то такое, что когда-то очень давно сподвигло меня заключить контракт. Что-то такое, что еще удерживает меня от последних шагов, хотя я знаю, что все сроки уже вышли; стоит помедлить еще – и мне тоже придется несладко за несоблюдение условий сделки.— Что там с моим контрактом, демон? — Ты смеешься, и мне кажется в этот момент, что не только Баал и Хозяин могут читать мои мысли.— Завтра, — торжественно заявляю, шутливо поклонившись. – Мы устроим роскошные незабываемые проводы, мой друг.Киваешь и ложишься на песок – тонущий корабль тебе уже совсем неинтересен. Почему? Я оборачиваюсь к морю и понимаю, что бал закончен и гости разошлись. Может быть, я слишком торопил события?Как и обещал – роскошные и незабываемые. Все твои многочисленные друзья, и много женщин, и вся самая дорогая еда и выпивка – сегодня твой особняк превратился в огромную таверну. Я на верхнем этаже – решил, что не стану портить тебе праздник своим присутствием и просто почитаю в тишине. Чуть дрожащий свет восковых свечей, и книги от пола до потолка – все началось библиотеке, все в ней и закончится. Символично, правда? Надеюсь, ты оценишь, Иоганн.Ледяное дуновение в наглухо закрытой комнате, и свечи гаснут, погрузив все во мрак, чтобы через секунду вспыхнуть снова.— Фауст, — тихо зову я, захлопывая трактат Галилея и аккуратно кладу тонкую книжку в пергаментной обложке на низкий столик. Откидываюсь на спинку кресла и медленно считаю про себя в обратном порядке – сорок шесть… тридцать четыре… двадцать… пятнадцать… восемь… четыре. Ноль – дверь в библиотеку бесшумно отворяется, и ты заходишь, уже привычным для меня за столько лет движением поправляя волосы.— Надеюсь, что все будет быстро и не очень больно, — говоришь, бросая взгляд на книжные полки и слегка морщась. Оценил – я знал это.— В принципе, именно так и будет. — Киваю, жестом приглашая занять кресло напротив меня. Садишься, расслаблено закидывая ногу на ногу и глядя прямо мне в глаза. Ты совсем перестал бояться. А может быть, ты никогда не боялся?Не разрывая зрительный контакт, я наполняю вином два пустых бокала, все это время дожидавшихся своего часа и протягиваю один тебе.— Кажется, я сегодня выпил более, чем достаточно, — усмехаешься. – Этот будет последним.— Как пожелаешь, — отвечаю я.Молча киваешь и подносишь бокал к губам, на секунду опустив веки. Я пью медленно, глядя поверх твоей головы и думая о том, что завтра тут наверняка будет полно народу: служители закона, обязательно священник, кучка твоих приятелей, у которых с похмелья голова будет варить туго и которые, конечно же, ничего толком не вспомнят. Тут будет много кого – не будет только нас двоих.Бокал выскальзывает из твоих пальцев, и хрупкое венецианское стекло с мелодичным звоном рассыпается сверкающими брызгами на полу. Сгибаешься, прижимая ладони к груди, и что-то пытаешься мне сказать, но я не слышу. В моем бокале тоже был яд, и сейчас у меня кровь шумит в ушах, а сердце бьется так часто, словно я влюбленный под балконом своей пассии, и она вот-вот появится и сделает меня самым счастливым на земле… Ты уже задыхаешься, твое тело корчится в судорогах, когда яд в моей крови растворяется, унося с собой это ощущение так и не наступившего чуда.Тебе не так больно, как могло бы быть, Иоганн – как ты и хотел. Опускаюсь на корточки рядом, беру за руку и медленно притягиваю к себе, заставляя поднять на меня глаза.— Как только перестанет болеть, вставай и иди во вторую дверь справа. – В который раз за всю жизнь я это произношу?Впрочем, какая разница – ты меня уже не слышишь.ЭпилогИталия, Рим.Наши дниНет ничего лучше итальянского кофе и классической музыки в рок-обработке, звучащей в наушниках. Как же я люблю прогресс… В Италии даже сваренный в забегаловке кофе кажется райским нектаром. Музыка, громыхнув на какой-то уж совсем невероятной ноте, резко оборвалась.— Твою мать, — с чувством произношу я, вытаскивая из кармана плеер и глядя на севшую батарейку. Мигнув на прощанье дисплеем, плеер выключается, и волей неволей приходится выныривать обратно в реальный мир.Маленькие толпы туристов среди развалин мертвой империи – вокруг меня говорят на десятках языков, и я не успеваю уловить нить одного разговора, как ее тут же пересекает другая.Японская, русская, английская, французская, немецкая… Немецкая?В эту секунду кто-то толкает меня в бок, и я, на секунду потеряв равновесие, чуть не падаю в один из сотен римских фонтанов. Немыслимо извернувшись, поворачиваюсь к толкнувшему, чтобы наградить его как минимум порчей до конца жизни, и застываю на месте.— Поцарапался, — по-немецки мрачно сообщает мне стоящий прямо передо мной парень лет двадцати с пепельными волосами и карими глазами, с недовольным видом растирая запястье. Эти глаза я уж точно не забуду еще лет триста. А запах этой крови я буду помнить до конца жизни. Темно-синие кокетливые завитушки на сером фоне, превращающиеся в пульсирующие багровые вены… Гретхен…— Ну, извини, что толкнул, — смеется парень, хлопая меня по плечу. Видимо, мой ошарашенный взгляд он истолковал по-своему.

— Генрих! – К нам подлетает красивая девушка в легком кремовом платье и буквально виснет на руке парня. – Пойдем скорее, мы там такое нашли! Возле Колизея!Махнув мне рукой на прощанье, он разворачивается и уходит, а я все так же недоуменно смотрю ему в след. Через секунду, когда толпа очередных туристов скрывает от меня эту парочку, я сгибаюсь пополам в приступе хохота. Марта?! Тот твой взгляд, когда что-то такое мелькнуло на секунду в твоих глазах… Как ты… как тебе удалось провести меня вот [i]так[/i]?! Честное слово, я бы расцеловал тебя сейчас, не будь ты уже не первое столетие кучкой праха и парой костей, старая ведьма. Не переставая смеяться, сажусь на парапет фонтана, в который чуть не рухнул минуту назад.— Генрих, значит, — шепчу я.Отсмеявшись, подношу стаканчик из плотной бумаги с давно остывшим напитком к губам, в этот момент включается плеер, и после парочки оглушительных органных аккордов я слышу голос Хозяина:— Единственная просьба – не заиграйся, как в прошлый раз.— На этот счет можешь не волноваться, — отвечаю, одним глотком допивая кофе.Сминаю стаканчик и, с самым наглым видом бросив его в фонтан, встаю, на ходу разрабатывая план действий. Куда там они пошли? Колизей? Вот и замечательно.Генрих, скоро у тебя будет все, что ты пожелаешь. И даже больше.