Серая деревня "Долор" (1/1)

Нельзя сказать, что Кайл был очень рад возвращению домой. Его здесь не любили – как, впрочем, и нигде во всем мире. С детства странный, тихий, увлекающийся рассказами старого священника, худой большеглазый мальчишка вырос, но практически не изменился. Тринадцать прошедших лет оставили след на его лице, но не в душе и сердце. Уйдя отсюда, он всерьез занялся экзорцизмом, довольно долгое время жил при крупном монастыре, изучая способы изгнания бесовщины. А уж о чертях и ведьмах он знал столько, что ему можно было самому обучать священников. Жизнь Кайла была окутана завесой тайны и окружена потусторонними силами, причем мистерия начиналась еще до самого рождения. Его мать рожала одна, без повитух, в старой покосившейся избенке, торчавшей, будто бельмо на глазу, на Проклятой вересковой пустоши, словно намеревалась скрыть ото всех факт рождения незаконного сына. Мужа у ведьмачки – так окрестили Беату, мать Кайла, за то, что она никогда не ходила в церковь – не было, да и вообще мужчины обходили довольно красивую женщину стороной. Никто даже не подозревал, что когда-нибудь у своевольной красавицы появится дитя. Однако однажды весенним утром она пришла к проруби с одной-единственной окровавленной простыней. Ничего не пояснив любопытным соседкам, рыжеволосая бестия утопила белье в реке и, не проронив ни слова, ушла прочь. Кумушки долго чесали языками, но в конце концов решили, что ведьма понесла от черта, раз уж никто не останавливался у нее на постой. Летом она каждую неделю в ночь с четверга на пятницу выходила к реке и, раздевшись донага, со смехом ныряла в воду. Бабы и мужики частенько выбирались поглазеть на невиданное зрелище из кустов, а поутру находили на берегу роскошные украшения из ракушек и стекла, и рыба после ночных купаний беременной ведьмачки едва ли не сама прыгала в сеть. Все вроде бы были довольны этими нежданными дарами, но нет-нет да и всплывало желание деревенских выгнать ворожею прочь. – Родит, – шептались бабы, – а то диавол окажется. Полетим мы все, как есть, в геенну огненную, даже несмотря, что праведные. Слышавшая все пересуды рыжая Беата даже ухом не вела, спокойно проходила между токующих соседок. Без решения старосты и священника ее все равно не могли изгнать из поселения – а те дальновидно предпочитали не делать далеко идущих выводов. Если староста дрожал за собственную шкуру, опасаясь мести дьявольского отродья, священник предпочитал выжидать. Он уже в то время был очень стар, хвор и чувствовал, что до рождения чертенка может и не дожить. Кроме того, многие вообще не верили, что малыш появится на свет или задержится на нем дольше дня: мать не берегла себя, продолжая держать скотину, ухаживать за домом, рубить дрова. Однако ребенок родился здоровым– и его первый крик был таким требовательным и полным стремления к жизни, что его слышала вся деревня. Бабоньки потом долго сетовали, что после полуночного крика, аккурат совпавшего с боем старых башенных часов, у них охрипли и оглохли петухи. Но почти никто не видел, как под покровом темноты лисы и волки из ближнего леса устроили целый парад близ избушки, где рожала ведьма. Выстроившись в четком порядке, звери расселись по периметру Проклятой Пустоши, выжидая появления дьявольского сына. Когда воздух прорезал его первый крик, животные завыли, протягивая морды к луне, ноздреватый блин которой словно зацепился за ржавый флюгер избенки. Спустя пять минут лисы и волки покинули пустошь и вернулись в лес все в том же строгом порядке. Лишь один лисенок остался выжидать появление матери с ребенком на крыльце. Утром ведьма вернулась в свой дом. Больше ее малыш не кричал, и соседи думали, что тот умер. Но нет – Кайл выжил, вырос, но его лучшим другом остался лис, заматеревший рядом с ним. Сын у Беаты, по деревенским меркам, был совсем никудышным: он нисколько не помогал матери, всю пахоту и сенокос просиживая на обрыве под деревом с толстыми книгами о нечисти с дремавшим у его ног лисом. Черные волосы, оттеняющие его болезненно бледное лицо, холодные, словно подернутые дымкой голубые глаза – он был бы первым парнем на деревне, если бы не мать-ведьма да и собственное нежелание общаться с местными. В четырнадцать лет, когда все его сверстники начали бегать за девчонками, он исчез из деревни, уйдя в крупный город, сердце религий – Аниму, что в переводе значит ?душа?. Его старый лис, единственный друг, проводил юношу до края деревни, а потом убежал. Более верного хищника никто не видел. Вчера Кайлу исполнилось двадцать семь, он окончил тринадцатилетний курс в монастыре ?Эль Коразон?, и был вынужден навеки покинуть город. Идти было некуда, и мужчина вернулся домой. Он хотел узнать, не нужен ли деревне священник: старый Ольхазар давно уже собирался уйти на покой. Если бы Кайла, ведьминого сына, здесь не приняли, он бы отправился дальше на север. Уж там-то, в истоках демонической силы, наверняка услуги экзорциста окажутся нужными. Серая деревня с тусклым названием ?Долор?. Кисло усмехнувшись, Кайл признался сам себе, что нимало не скучал по ней. В детстве в ее облике встречались еще хоть какие-то цветные пятна: розоватые цветущие яблони, зеленый луг, смолистые коричневые сосны, синяя лента реки, но теперь все это словно покрылось пылью и выцвело на солнце. И причиной тому – явно не наконец закончившееся жаркое лето. Из деревни ушла душа. Три года назад умерла ведьмачка Беата. Ее дом все еще стоял, но принадлежал другим людям, пришлым, не испугавшимся россказней о ведьме. Решив не проситься к ним, Кайл направился к месту своего рождения – совсем уже прогнившей, но все еще упрямо сопротивлявшейся времени и погоде избушке, накрепко пришитой к заболоченной земле зелеными нитями вереска. Еще не дойдя до избы добрую сотню метров, он понял, что здесь что-то не так. На окне пустующего, как он думал, домишки Кайл заметил занавески. Кто-то явно жил здесь. Кайл хотел уйти, но неожиданно под его ногой хрустнула сухая ветка, невесть каким ветром занесенная на пустошь. В тот же миг на мужчину бросился волк. Большое, мощное животное одним прыжком преодолело расстояние, разделявшее их и, рыча, прижало Кайла к земле. Мужчина приготовился было попрощаться с жизнью – даже на самые дикие крики о помощи никто бы не отозвался, любителей ходить на Проклятую пустошь нет – когда тяжесть туши огромного хищника неожиданно сгинула. Кайл поднялся на локтях. Рядом с ним оказалась рыжая, такая же, как Беата, молоденькая девочка в домотканом платье. Волк сидел подле нее, ее тонкая рука обвивала мощную шею дикого зверя, а он, в свою очередь, преданно заглядывал ей в глаза и норовил лизнуть, совсем как домашняя, прирученная собака. Внезапно Кайлу вспомнился его лис. Нежданная тоска остро кольнула сердце, острее, чем когда он внезапно увидел в этой девочке мать. ?Не привязываться к людям? – было его кредо. По поводу животных такого правила не было. – Кто Вы? – спросила девчонка, без тени страха или интереса. Совсем без каких-либо чувств. – Кайл, – назвал себя тот. – Сын Беаты. Девчонка посмотрела на своего волка. Кайлу показалось, что тот кивнул. – Я Аурика, дочь Беаты, – наконец ответила обитательница Проклятой пустоши. – Сколько тебе лет? – спросил брат, поднимаясь с земли. – Тринадцать. Я родилась после твоего ухода. – Как же ты живешь? – удивился Кайл. – От Бога, от земли, – смиренно пояснила Аурика. – Так это ты сообщила мне, что мама умерла? – Да… Но я не знала, вернешься ли ты… Кайл не понимал, как они могли, родившись от одной матери, быть столь разными. Аурика день-деньской носилась по дому, ухитряясь одновременно быть везде. Ее волк, поначалу с осторожностью относившийся к Кайлу, вскоре привык к нему, но предпочитал всегда находиться ближе к хозяйке. Впрочем, если к ней приходил кто-нибудь из деревни, то зверь охранял Кайла, не давая встречаться с деревенскими. – Почему ты помогаешь им? Они травили маму! – Лично мне эти люди не сделали ничего плохого, – безмятежно отвечала Аурика, измельчая в ступке очередные травки. Ни сын, ни дочь не пошли по стопам матери. Та держалась отстраненно, не помогая, но и не мешая людям. Кайл предпочел вовсе откреститься от Беаты, изгонять бесов и служить Богу. Он говорил с Ольхазаром, но тот отказался передать ему церковь. Зато он написал своему старому другу с семинарии с просьбой о принятии под свое крыло молодого и очень образованного экзорциста. Судьба Кайла как борца с бесовщиной была решена, летом он должен был уйти. А Аурика, хоть и делала все с божьим именем на устах, не гнушалась в столь юном возрасте знахарствовать и лечить. К ней даже приходили за помощью в родах. И почему-то ее брату, с самого младенчества тонко чувствующему присутствие в воздухе предзнаменований, казалось, что добром это не кончится.