Часть 1 (1/1)
Опять утро. Опять полная пепельница. Опять в душе скребется и царапается.Почему?
Просто нельзя уснуть, почему?Опять больше суток без сна и фактического отдыха. Опять глаз заливает слезами из-за простуды.
Когда это всё, мать его ебать, кончится?А самое любопытное - нет повода для страданий. Ну нету его, ну нету, валите нахуй со своими предположениями. Только это чувство беспокойства, как подсевшая на наркоту шлюха, приходит ко мне и требует дозу, требует мои бессонные часы, требует глупую улыбку, сигареты в приоткрытых губах, дыма и чтоб обязательно в глаз, сука, лез. А в ответ жаркий секс. И ленивый, утомленный, упорно не желающий кончать, я.По-че-му?Просто нельзя уткнуться лицом в подушку и тихонько рыдать о проблемах, которые давно не волнуют, почему?И кто мне скажет, зачем я каждый день в ванной вытряхиваю из своей головы мысли, иду с пустой башкой на работу, засыпаю в автобусе от того, что занять себя нечем, мысли-то в раковине остались.Никто не скажет.Потому что всем похуй.
Потому что нет охуенного психиатра, или кто там занимается плесенью на чужих мозгах, чтобы копался в моём личном дерьме, настолько личном, что я его сам, ебать мой рот, не вижу.Потому что я сам себе на уме, потому что забрасываю людей мелочью своей жизни, как пропахшими мной шмотками, чтобы не рухнуло на них что-то большее. Липкое и, сука, тошнотворно воняющее стариной и гнилью. А что это, тяжелое и огромное, я уже даже не помню.Перестал помнить.Охуеть.
Бред.Это ещё больший бред, чем лежать на полу и орать старые песни.Ещё больший бред, чем забраться на крышу с явным намерением спрыгнуть, только потому что, блядь, кончились сигареты.Только потому, что в этом блядском мире что-то не так. Если не смотреть на мою родную дыру, насквозь прошитую нитками дыма, на запыленный стол с хламом, не смотреть, сука, сквозь призму "хааа, каак всё охуеееннаааа", а взглянуть в лицо той правде, которую уже миллион раз я должен был увидеть.
Взглянул. Тошно. Но терпимо.
Пожалуй, на свете нет слишком конченных дебилов. Есть вот такие, хронически страдающие долбоебизмом, на подобие меня.И знаете что?Всё охуеннааааааааа...***Оставить жизни ровно на десять ударов сердца. Ни больше, ни меньше.
Так, чтобы рыжая тварь задыхалась, чтобы расширился зрачок в единственном глазу, чтобы оглушительный хрип из стиснутой глотки. Подождать, пока пережатая артерия станет толкаться в ладонь чаще, так часто, что невозможно вести счет. Посмотреть, как худое тело безжалостно ударит первая судорога, как начнет закатываться глаз, а побледневшие губы разомкнутся и станут беззвучно что-то шептать."Хайн" "Сигарету" "Хайне"Хайне рычит, заставляет себя перестать сжимать жилистую шею, отдергивает шершавую ладонь, как от разряда тока. Нейлз хватает ртом воздух, хрипит с сильным присвистом, сгибается пополам и сползает на пол, только начав приходить в себя, начав прогонять темноту, заполнившую голову.
Раммштайнер уходит под рваный, мокрый кашель Бадо, старается вслушиваться в скрип своего кожаного пальто, в свои шаги, в шум сквозняка. Но слышит всё равно только этот его лай, этот кашель вперемешку с хрипами. Слышит еле различимую возню. Оборачивается, сверкнув в темноте алой радужкой глаз, и едва успевает увернуться от стеклянной пепельницы, что со звоном разбивается о дверь прямо рядом с головой. Благо, что пустая.Бадо сжимает зубы, скрежещет ими, не жалея. Он столько сейчас хочет сказать своему белобрысому напарнику, но глотка наотрез отказывается выталкивать что-то, кроме нечленораздельных звуков. Несколько секунд Нейлз фиксирует у себя в голове горящие в темноте глаза и едва различимый силуэт. Слышит грохот замка. А после видит уже лишь закрытую дверь.***- Рыжий, не дергайся.- Мммннаамм...
- Ты можешь не издавать этих отвратительных звуков?- Тьфу.. не могу! Ты слишком глубоко лезешь!- Не ори.
- Я не ор..мммн...- Да закрой ты пасть. А! Не кусай, кретин!- Ты же сам сказал пасть закрыть.- Просто заткнись.- Мнннаамм... мммнннн!Хайне вытаскивает пальцы изо рта Бадо, отвешивает ему подзатыльник.- Красное у тебя горло, красное. Хрен тебе, а не сигареты.- Спасибо, мне пальцев хватило..***У него нет большого счастья. Нет жены и детей, любимой работы.У него есть кровать, насквозь пропахшая дымом. Есть крепкий кофе по утрам и целая половина мира. Ведь чтобы увидеть вторую половину, нужно повернуть голову.Идущий вперед не увидит того, что видит стоящий на месте. И наоборот. Тьфу. Философия дрянна на вкус, как мокрый табак.Бадо крепко затягивается, задерживает дым в легких, прикрывает веки. Сжимает губами фильтр сигареты.Слишком мало света, чтобы просыпаться и осознавать, что пришел новый день. И слишком много срочных дел, чтобы остаться лежать в постели.Столбик пепла падает на шею, обжигает кожу, но Бадо даже не вздрагивает.
Рука сама поднимается, пальцы давят пепел, оставляя серую полосу.Еще пара секунд уходит на то, чтобы отбросить философские мысли и проглотить тошнотворный комок в горле. И встать.А вот Хайн уже вовсю разошелся и гремит на кухне, опустошая холодильник. Встрепанный, не до конца еще проснувшийся, в расстегнутой рубашке. Даже голову не поднимает, набивает рот всем, что сумел найти в холодильнике.- Ты хоть когда-нибудь забываешь о жратве, Хайн? - бормочет Нейлз, выдыхая дым.- Сказал он и закурил сто пятидесятую сигарету за сутки.- рычит в ответ альбинос, едва успев проглотить кусок мяса.Бадо морщит нос и затягивается снова, идет к окну, сонно шаркая ногами по полу.- Если ты бросишь столько жрать, я брошу курить.
На несколько минут повисает тишина, разбавляемая только шумом старого холодильника. Альбинос захлопывает дверцу, выпрямляется и смотрит на рыжего в упор.- Если ты бросишь курить, а я брошу жрать, то мы просто убьем друг друга.- Хэппи энд, мать его...***Полуденный свет рассеянно лежит на лице, совсем не греет, просто беспокоит и заставляет проснуться. По волосам скользит что-то легкое. Ласковое. Но быстрое, как прикосновение крыльев бабочки.Так. Какие нахрен бабочки?!
Бадо резко открывает глаз, очухивается от дымки сна, тряся лохматой головой, быстро и невнимательно оглядывается на открытую форточку. Всего-лишь сквозняк.А в кресле, развалившись самым наглым образом, спит Хайнэ, распахнув пасть и задрав голову. Нет чтобы спать нормально в своей квартире, так нет ведь, занял любимое старое кресло и храпит, как сволочь последняя.
На лице альбиноса пляшет солнечный зайчик. Хайнэ так смешно морщится, что Бадо хрипло посмеивается, привычно вытаскивая зубами сигарету из полу-пустой пачки. Напарник просыпается от сухого чирканья зажигалки, приоткрывает глаз, косится на рыжего, корча недовольную мину.- Опять ты..- А должна быть блондинка с пятым размером?Хайнэ невнятно огрызается, ворочаясь в кресле и тихо выдает:- Если бы сейчас на твоем месте была блондинка, я бы застрелился..***Вот он передо мной. Такой, какой он есть. Со спутанными волосами, распухшими и потрескавшимися губами, с неизменной сигаретой в зубах. Потрепанный, в помятой рубашке и затертых джинсах. Несчастный. Но только на вид, возможно. Ведь улыбается, сука, почти всегда улыбается.
И никогда не лжет, всегда говорит то, что думает, забывая о том, что можно за это и отгрести. Всегда озвучивает даже самые глупые свои мысли, не опасаясь насмешек, ведь он так любит забавно реагировать на них, дуться и психовать. Жить.
Он весь такой, живой, светящийся, суетливый даже в своей лени, когда сидит и хочет чай, но не поднимает задницу, чтобы сходить на кухню. Живой, даже когда избитый и усталый, когда плюется кровью и матерится на блядскую жизнь.И все равно, все равно улыбается, сука. Как умалишенный или слепой, как человек, которому на все наплевать. Как тот, кто не видит ничего плохого в том, что случаются неприятности, ведь он всего-лишь живет.
И вот сейчас, такой открытый и простой, роняет с подбородка кровь на пол, опирается загипсованной рукой о косяк, хрипло, весело цедит сквозь стиснутые на фильтре сигареты зубы:- Андед, я соскучился.И улыбается, падла.***Бадо очнулся от того, что по лицу у него кто-то шарил пальцами. Скинув руку, Нейлз резко сел, быстро осматриваясь. Взгляд его споткнулся об раскинувшегося на дорожке Хайне, заскользил дальше. Глаз расширился, наблюдая вокруг причудливый лес. Искривленные деревья нависали своими кронами над дорожкой, на которой очнулся Бадо. Наткнувшись ошалевшим взглядом на цветы, неразборчиво пищащие что-то тонкими голосками и на огромные грибы, одноглазый тяжело сглотнул и, наконец, моргнул. Нейлз сильно дернулся от раздавшегося за спиной голоса:- Твою мать, рыжий, я тебе говорил при мне эту дрянь не курить!