Глава 3. Обретая мечту (1/1)

После осознания себя воином, у Мичиру начался новый этап жизни, к сожалению, не такой радостный, как хотелось бы. Постоянные встречи с демонами один на один, жестокие схватки в страхе первого убийства и удивление при виде людей, которые несколько секунд назад были монстрами. Пока все демоны выглядели довольно однотипно: воронки с щупальцами гигантского роста, но их физическая сила возрастала в геометрической прогрессии. Еще Мичиру казалось, что у них появляются зачатки мозга, и в скором будущем при таком хорошем развитии они смогут даже говорить, и тогда вряд ли одна Нептун сможет противостоять им. Конечно, хрупкая и беззащитная Мичиру Кайо при перевоплощении становилась сильной и ловкой Нептун, но в одиночку больше не было сил бороться. Еще чуть-чуть и она сорвется. И тогда два варианта: либо "прощай, жизнь", либо "здравствуй, желтый дом". Причем непонятно, что лучше. Кроме всего этого, на неокрепшую подростковую психику Мичиру совершались и ночные набеги. Вопреки ее ожиданиям, ужасающие сны не исчезли, а лишь немного изменились. Теперь в своих снах она бежала в облике Нептун по тому же разрушенному городу, поскальзываясь в крови многочисленных жертв, и искала что-то или кого-то. Впереди ускользала чья-то тень, скорее друга, чем врага, но догнать ее у Нептун не получалось. Она отчаянно бежала, стирая подошву туфель и чувствуя, как жар поднимается во всем ее теле, и видела, как ее вот-вот заглотит Пустота. Фирменный крик в финале сна, и Мичиру вновь просыпается в поту в своей огромной постели посреди ночи, а по стенам пляшут сумасшедшие тени. В общем, не жизнь, а сплошная война с неизвестным врагом. Если к этому прибавить еще и неразделенную любовь, то становится совсем тоскливо. Мичиру постоянно натыкалась на свою пассию то в кафе, то в магазине или на улице. Самое страшное, что каждое утро она просыпалась с пониманием того, что когда придет в школу, ей придется полдня смотреть на пшеничную шевелюру звезды гонок среди юниоров Харуки Тено, а в переменах лицезреть, как его раздирает "слабая" половина Мюгена. Тем более с приходом зимы приходит и хандра, депрессия и так далее и тому подобное. Мичиру оставалось лишь благодарить Бога за отсутствие конфликтов с матерью, которая уехала на Багамы с новым хахалем. Именно в таких настроениях прошла осень, а затем и зима. С приходом весны стало совсем плохо, так как ко всему этому примешалось острое желание любить и быть любимой. Когда же эти действия расходятся, тоска изъедает мозг круглосуточно, томя вопросом: "Почему не я? Почему он любит не меня?" Ответ прост, как все гениальное — это судьба. Но разве кто-то будет мириться с этим? Да никогда! На каждое "это судьба" найдется "надежда умирает последней".Мичиру устало расчесала волосы и перевязала их голубой лентой. Сейчас должен был вот-вот начаться урок физкультуры, и девушки болтали в раздевалке. В стороне от них Мичиру тщательно поправляла футболку и шорты, отчужденно слушая девчачий треп:— Он такой галантный! Настоящий джентльмен!— Не всегда. Все зависит от его настроения.

— Я так люблю слушать его голос. По-моему, он похож на чеширского кота.— Ну уж точно он не Алиса! Харука такой мужественный...— Я обожаю его одеколон. И стиль. У него неповторимый стиль! Я вчера наткнулась на него в кафе и просто голову потеряла!— А еще он любит классическую музыку! И прекрасно играет на рояле! Я так хочу увидеть его во время выступления!— На прошлой неделе мы с ним ездили на мотокросс, и после его ошеломляющей победы я подавала ему полотенце.— Повезло тебе!— А то! Я теперь это полотенце всегда с собой ношу, — девушка открыла шкафчик и показала всем предмет своей гордости. Мичиру фыркнула. Хотя нельзя сказать, что она не завидовала. Скрипачка видела, как с одними Харука ходит в кафе, с другими в кино, третьих возит на мотокросс, и они вытирают его взмокший лоб полотенцем. А на нее, Мичиру, гонщик совершенно не обращает внимания, хотя она не была безмозглой уродиной.Мичиру натянула кроссовки и выбежала на спортплощадку. Она ожидала увидеть блистающего Харуку, в рекордное время пробегающего дистанцию под дифирамбы учителя, но среди мальчишек его не было. Всю физкультуру скрипачка искала глазами светловолосого ловеласа, но обнаружила его только под конец урока. Харука непринужденно стоял, оперевшись спиной о стену школы и наблюдал за бегающими девчонками, лениво пожевывая травинку. Во всей его позе сквозило превосходство над окружающими: в небрежно повязанном галстуке, руках, глубоко спрятанных в карманах школьных брюк, сковывающем взгляде. Как Мичиру хотела расшатать его! Лишить навязчивой самоуверенности и вселить в душу ноющее беспокойство! Сделать человеком со всеми человеческими недостатками и пороками! Но в глазах Мичиру он всегда был недосягаемым идеалом, жестоким в своем безразличии к ней.После уроков художница задержалась в школе. У нее было какое-то странное чувство, что в нападениях демонов как-то был замешан Мюген. Мичиру ходила по коридорам подозрительно пустой школы, разглядывая различные вспомогательные помещения и лаборантские. Спустя час пустых исследований девушка оказалась на крыше. Невозможно описать, что она почувствовала. Сумасшедший ветер трепал ее волосы, напирал, будто пылкий любовник, пытаясь сорвать школьную форму, настойчиво бил в глаза запахом недавно расцветшей сакуры. Под Мичиру, казалось, лежал целый Токио, чьи парки превратились в розовую дымку, а люди — в копошащиеся растушеванные туманом точки. У девушки захватило дыхание: ее распирал бешеный восторг. Со спятившей улыбкой на обветренном лице скрипачка подошла к самому краю крыши и, раздираемая любопытством, заглянула вниз. Ветер-таки сорвал с ее волос обруч, и тот стремительно понесся к аккуратным асфальтированным дорожкам Мюгена. Мичиру неожиданно для себя накренилась вперед, вытянула руку в бессмысленной попытке схватить обруч. Ветер упруго толкнул ее в грудь, пытаясь вернуть назад, к центру крыши, но девушка вытянуларуки, сохраняя баланс. А затем, вопреки просьбам воздушной стихии, шагнула не назад, а вперед, в пропасть. Точнее хотела шагнуть, но когда занесла ногу, чья-то рука цепко схватила ее за запястье.— Свихнулась, что ли?!— Что?... Я... Не знаю, — Мичиру рывком втянули на крышу, ее ноги подломились и она упала неловко, набок. Замедленно, словно в ступоре, девушка убирала сине-зеленые пряди с лица, освобождая простор для лицезрения спасителя.— Очухалась? — Мичиру подняла голову и увидела, как над ней склонился Харука. Она не могла ошибиться: в его глазах было беспокойство и... забота? Он протянул руку и осторожно стер слезы с лица скрипачки.— Вставай, я тебе помогу, — Харука надежно ухватил ее за руки и потянул на себя. Мичиру встала, ощущая, как ватные ноги трясутся, будто желе. Узнать в ней воина Нептуна сейчас было абсолютно невозможно.

— Обопрись об меня, — Мичиру не могла не следовать этому бархатному, уверенному голосу. Она несмело прислонилась к его обладателю, а Харука властно обнял ее за талию и провел ее руку у себя за головой, придерживая, смягчая последствия каждого неосторожного шага своей спутницы. Как ей было тепло, надежно в его объятьях! Ей казалось, что она готова падать с крыши, только чтобы вдыхать запах его одеколона, трепетать от его прикосновений и чувствовать легкое головокружение от понимания того, что долгожданная мечта сбылась.Они спустились на один этаж, и Мичиру, почувствовав в себе силы, отпрянула от Харуки.— Все, спасибо. Дальше я сама.Харука, к удивлению скрипачки, ничего не ответил, а сел на одну из ступенек, поставив локти на колени и запустив пальцы в золотистые волосы. Мичиру ничего лучше не нашла, чем присесть рядом с ним, молча разглядывая свои белые носочки. Спустя пару минут тишины гонщик поднял голову и проговорил как-то отчужденно, глядя глубоко в себя:— После этого... инцидента... ты не можешь оставаться одна.Мичиру хотела возразить, сказать, что у нее нет суицидальных наклонностей, отшутиться, но оценив ледяной тон спасителя, отступила.— У тебя есть кто-нибудь? Кто мог бы за тобой присмотреть?— Нет, — соврала художница. Мать должна была скоро вернуться, да и у Рико была своя небольшая квартирка.— Хм... Ну что ж, тогда за тобой присматривать буду я.— Что? Нет, не стоит... Ты наверно шутишь?— Нисколько.— Но мы же совсем не знакомы!— Ошибаешься. Я несколько раз натыкался на твои работы — замечательные картины. Особенно море. У тебя великолепно получается море и движение воздуха над ним. Окончательно твое имя запомнилось мне после той картины, где изображен разрушенный город под толщей воды — ужасающая трагедия. По причине своей любви к классической музыке я узнал и о твоей скрипичной игре. А в прошлом году я видел, как ты танцевала на неостывшем от дождя асфальте, прямо посередине дороги. Я сначала жутко разозлился, а потом понял, что это была ты, и успокоился. Творческие люди все немного с прибабахом. Потом я начал заглядывать в кафе неподалеку и в какой-то день увидел там тебя, играющую на скрипке. Заинтересовался. Тогда я перешел в Мюген, чтобы посмотреть на тебя вблизи. Ты действительно странная, особенно после этого...— Надо же... А ты, оказывается, знаешь обо мне намного больше, чем я о тебе. Я ведь правда ничего о тебе не знаю.— Эти дурочки-фанатки тоже мало что знают. Ну так что, ты разрешаешь мне быть твоим опекуном?Мичиру была в смятении. Харука оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Все это он говорил так уверенно, прямо, без увиливаний и недомолвок, как не смог бы сказать больше никто. И пусть он называет ее странной, сам он намного таинственнее. Ей захотелось узнать его получше и она согласилась.— Хорошо, тогда сегодня ты переезжаешь ко мне.— К тебе? Я думала, ты просто будешь проверять, как я живу. У себя дома.— Как ты живешь у себя дома я могу проверить и по телефону, но смысла в этом не будет.

Мичиру в первый раз уговаривал пожить у себя совершенно незнакомый человек, который, оказывается, чуть ли не следил за ней примерно три года. Все обстоятельства указывали на то, что надо возвращать свои слова обратно и бежать скорее домой, но Мичиру вспомнила, как она была счастлива, чувствуя прикосновение Харуки к своей талии, как сидела у морского берега под проливным дождем и глупо улыбалась. Море снова ударило ей в голову, призывая согласиться и жить так, как указывает предчувствие.— А где ты живешь?— В общежитии Мюгена, во втором корпусе. Мне, как ученику знаменитому (здесь Харука фыркнул), предоставили огромную квартиру, в которой мне чересчур одиноко.— Удивительно, я тоже живу в общежитии Мюгена, только в первом корпусе.— Я помогу тебе собраться, — вопреки обычаю джентльменов помогать дамам вставать с грязных школьных ступенек, элегантно подавая руку, Харука встал, привычно положил руки в карманы и неспешно направился вниз по лестнице, не оборачиваясь. После всех откровений это выглядело немного странно. Слегка ошарашенная Мичиру поднялась, отряхнула юбку и помчалась догонять кавалера.Спустя двадцать минут Мичиру с Харукой уже направлялись к нему в общежитие. Гонщик с кем-то поговорил, на кого-то надавил, и все спокойно закрыли глаза на то, что в одной квартире будут проживать два несовершеннолетних студента разного пола. Удивительно, как у Харуки получалось налаживать дела и устранять конфликты. В считанные минуты он разрулил ситуацию, не предлагая взяток и не повышая голос. Талант общения с людьми, одним словом. Особенно с людьми женского пола. Мичиру обеспокоенно смотрела на своего благодетеля, понимая, что будет жить с настоящим Казановой. Ей, скромной, высоко образованной леди, было страшно довериться этому ловеласу, и на всем пути до своего нового жилища она застенчиво опускала юбку как можно ниже, хотя юбка свободно закрывала колени. Вещей с собой она взяла немного, по женским меркам. Это конечно не был маленький узелок с зубной щеткой и сменным бельем, а чемодан с половиной гардероба, но Мичиру все равно гордилась собой из-за оперативных сборов. Все то время, пока она металась по комнате, доставая из многочисленных шкафчиков, коробочек и шкатулок нужные вещицы, Харука прохаживался вдоль стен, разглядывая закрепленные на них рисунки. Он долго стоял напротив небольшой картины под названием "Ветер". Мичиру нарисовала ее, когда Харука пришел в ее школу. На ней он был изображен обнаженным в потоке воздуха в скоплении золотых и голубых лент, сотканных, казалось, из солнечного света. Когда Мичиру заметила, какую именно картину разглядывает ее гость, она смущенно вышла из комнаты, а до ее слуха донеслись задумчивые слова Харуки: "Чего-то не хватает..." Знал бы он, сколько часов Мичиру стояла перед этой картиной, задаваясь тем же вопросом и порываясь еще что-то пририсовать, но не зная что.Когда скрипачка вошла в квартиру Харуки, она была приятно удивлена выдержанным стилем и отсутствием свинарника. Ей всегда казалось, что холостяцкая каморка доверху набита нестиранными трусами, пивом и чипсами, здесь же светло-голубые стены идеально гармонировали с белой мебелью совершенной чистоты, хотя кто-кто, а Мичиру знала, как трудно уберечь белые вещи от въедливой грязи. Внизу синий ковролин с мягким густым ворсом, огромная комната усыпана уютными креслами с большими подушками. Перед софой стоял журнальный столик, на нем несколько журналов о гонках и длинная белая свеча в изящном подсвечнике. Надо ли говорить о дорогом плазменном телевизоре напротив и музыкальном центре. Шикарная гостиная, но нисколько не раздражающая роскошью. Харука проводил девушку в ее спальню. Разглядывая все по сторонам, Мичиру удивлялась удобству и чистоте кухни и воздушной атмосферой спальни Харуки, чьи окна выходили на побережье. Ей, Мичиру, всегда приходилось довольствоваться видом Мюгена. В свою новую спальню скрипачка влюбилась: повсюду угадывалась морская тематика, а над письменным столом висела одна из ее картин. Мичиру с одобрением посмотрела на вместительный шкаф и стала разбирать вещи. Харука, картинно откинув челку назад и пробормотав что-то вроде "Женщины! Чтоб их..", удалился в гостиную, где сразу забормотал телевизор.Остаток дня прошел как-то... никак. Харука сидел в интернете, отвечая на письма поклонниц, Мичиру вообще ни разу не вышла из комнаты: она тихо делала уроки, а когда осмелела нарушить тишину, старательно выводила смычком печальную мелодию. Ничего, чего она боялась, не случилось, и никаких надежд, что случится, не было. Ей казалось, что вся ее жизнь перевернется, как только она переступит порог квартиры Харуки, преграды между ними рухнут, и начнется неземная любовь. Но жизнь текла обычным чередом, гонщик делал что-то в глубине квартиры, не заходя в комнату Мичиру. Ближе к ночи она вышла выпить воды на кухне. В темноте полы ее длинной старомодной ночной сорочки цеплялись кружевами за ворс ковра. Когда Мичиру проходила мимо комнаты Харуки, она услышала шорох. Девушка обернулась и уткнулась прямо в грудь гонщика, все еще одетого в привычный для него костюм. Он испуганно отпрянул, а затем вновь прильнул к скрипачке, его тонкие пальцы обвели контуры подбородка Мичиру и приподняли его. Она заглянула ему в глаза, в которых стальной блеск сменился теплым мерцанием радужки. Порочно-влекущий взгляд переворачивал душу, обнимал Мичиру за хрупкие плечи, пугая и притягивая одновременно. Девушка внутренне сжалась, не прекращая зачарованного взгляда, скользящего по четко очерченным губам Харуки, взъерошенным пшеничным локонам, спадающим на его лоб, пушистым длинным ресницам, тонкой шее и ниже, под ворот белоснежной рубашки. Харука поймал этот взгляд и деспотично сжал безвольную ладонь Мичиру, прижимая девушку к стене. Скрипачка забыла дышать, чувствуя, как свободная рука Харуки перебирает складки ничего не скрывающей сорочки где-то на животе и выше. Мичиру закрыла глаза, решаясь опробовать на вкус столь соблазнительного обольстителя, и потянулась к его губам. Харука перехватил поцелуй, требовательно расстегивая верхние пуговки одеяния девушки и вжимая ее все сильнее в стену. Мичиру плавилась в первом, таком страстном поцелуе, отдавая все силы на его продолжение. Харука все еще сжимал ее ладонь, яростно оставляя на ней красные вмятины от ногтей, и художница положила вторую, пылающую жаром, на напряженную спину гонщика. Тот на мгновение замер и вновь впился губами, выпивая Мичиру всю, до остатка. Ее рука скользила вверх по плотному пиджаку, задержалась на плече, нежно лаская шею, и спустилась к пуговицам. В одну секунду ее сорочка, наконец расстегнутая, упала к ногам своей обладательницы, обнажая бледные плечи, а в сторону полетел ненужный пиджак. Насыщаясь друг другом, два тела сближались в отчаянной попытке добраться до сокровенного. Харука запустил пальцы в водопад волос Мичиру, а она с внезапной смелостью ухватилась за пуговицы ненавистной сейчас рубашки. Тут Харука резко схватил девушку за плечи, с силой оттолкнул, больно ударив о стену, развернулся и, подняв пиджак, скрылся в своей комнате, жестоко хлопнув дверью. У Мичиру начали пробиваться слезы, и девушка закусила распухшие от поцелуя губы, не давая им пролиться. Она стояла, почти обнаженная, у стены, неожиданно понимая, насколько холодный воздух гулял по неприветливым комнатам, и содрогалась в беззвучных рыданиях.Окончательно замерзнув, Мичиру одела сорочку, на ватных ногах прошла в свою, а скорее чужую, комнату и спряталась под тяжестью одеяла, кусая подушку, мокрую от соленых слез. Сквозь всхлипы до Мичиру доходило, что этой ночью она не уснет. Попытки понять и обосновать странное поведение Харуки заходили в тупик, когда Мичиру раз за разом начинала прокручивать в голове их сдавленные вдохи, ищущие движения рук и сумасшедший поцелуй. Медленно, толчками приходил стыд за бессознательное поведение, но Мичиру понимала, что если бы она еще раз столкнулась с Харукой, она бы сделала все именно так. Может быть даже лучше, с большей отдачей, с пылающей страстью. Но сейчас она боялась, как утром посмотрит в его глаза. Она же не выдержит: либо расплачется от стыда и сбежит, либо набросится на него прямо на кухонном столе. Набраться смелости и поговорить — вот единственный выход, но что она ему скажет? Почему он не взял ее этой ночью на полу? Глупо и пошло. Мичиру больше беспокоило то, почему Харука так долго следил за ней, стал поклонником ее творчества, спас от неминуемой гибели, пригласил в свой дом и внезапно охладел, почти после признания в своих чувствах. Она же видела: он любит ее! Тот взгляд не мог говорить о чем-либо другом.Мичиру успокоилась, она больше не содрогалась, растирая покрасневшие глаза дрожащими руками. Она перевернулась на другой бок, чутко прислушалась к ночной тишине. Ее вдруг нарушило чье-то бормотание (понятно чье) в другой половине квартиры. Резкий шорох, тонкий, пронзительный крик оборвался на самой высокой ноте, застывая в воздухе и звоном растекаясь по каждой клеточке тела Мичиру. Снова шуршание, будто Харука яростно метался по кровати, сбивая тонкое постельное белье в безмерный хаос. Мичиру аккуратно спустила ноги на пол, дрожащими руками поправила сорочку, обнажившую замерзшие плечи, встала, стараясь не произвести ни звука, приоткрыла дверь и просочилась в образовавшуюся щель. Неуверенными шагами она двигалась в темноте, ощупывала стены, сдерживала обезумевшее от напряжения дыхание. Дверь в комнату Харуки была приоткрыта, позволяя юркому ветерку проникать сквозь форточку в остальную часть квартиры. Харука в плотной пижаме лежал на кровати, раскинув руки и ноги под немыслимым углом, конвульсивно прогибаясь над простыней, сгребая последнюю в сильных кулаках. Пот крупными каплями проступил на лбу, чем придал лицу лихорадочное выражение. Стон за стоном, крик за криком метания прерывались вполне осознанными словами:— Нет, не хочу! Этого не будет! Никогда! Это просто не может случиться! Я буду сопротивляться! НЕТ!!!Удивленная Мичиру слушала, опираясь о дверной косяк. Смутно знакомые ощущения всплывали в памяти, завуалированные более важными на данный этап жизни переживаниями. Почувствовав приступ бессилия, Мичиру глубоко вздохнула, решив, что разберется со всем завтра, и вернулась в свою похолодевшую от одиночества постель, втайне от себя самой надеясь увидеть сон, где они с Харукой вместе выступают в кафе: он играет на рояле, а она — на скрипке.