Неузнанный герой (1/1)

Жизнь никогда не была простой. Жившие на задворках цивилизации этергийцы всегда боролись за своё существование вне зависимости от расы. Историю вершили другие — нестерпимо далёкие, пугающе чужие, сопоставимые с богами политики и религиозные фанатики. Они развязывали войны, приказывали истреблять целые народы и забирать вчерашних союзников в рабство; они разорвали на куски, словно полотно старого флага, прежде единый материк. И простым сельским жителям, не имевшим ни выбора, ни права голоса, пришлось безропотно подчиниться и подстроиться под вновь изменившиеся условия игры, которая с каждым разом становилась более жестокой и кровавой.Эпоха Хаоса — так ознаменовали жизнь в теперешней Этергии. Едва дышащий мир, истерзанный оружием массового поражения. Какими бы причинами не оправдывали себя прежние правители, решение создать и использовать магическую бомбу превратило их в истинных монстров. Они обрекли немногих выживших на вымирание среди чудовищных мутантов, от которых не скрыться ни ночью, ни днём. И даже выращивание специальных бойцов из пробирки не принесло ожидаемых плодов. Правление обещало защиту, обещало с помощью расхваленных темперионов выдворить чудовищ из городов, деревней и лесов, но всё осталось по-прежнему. Сорен понимал, что никто никого не защитит и никогда не собирался это делать. Темперионы шествовали по крупным городам, направляемые властной рукой нового правительства, а мирные жители провожали спины этих искусственно созданных воинов взглядами, полными отчаяния. Их мольбы о помощи так и улетали в пустоту. А тем, кто уже на грани, многого не нужно: безразличие солдат, бездействие властей, пара очередных растерзанных тел — и охотничий лук сменяет меч.Башню-опреснитель вывели из строя давно. Кузнец, отправленный устранить поломку, неожиданно пропал, а последовавший за ним через несколько дней стражник вернулся с окровавленным обрубком вместо левой руки. И к полуночи скончался от сжигавшего его изнутри яда, бормоча в лихорадочном бреду что-то о мотыльках. "Мотыльками" со специфическим ядом могли оказаться только ночные соблазнители; яд всех ночных монстров отличали примерно одинаковые свойства и состав, и ошибки быть не может, — так заявляли учёные из академии. Жуткие твари. И ключевое слово во всём этом — "ночных". Но они вылезли из своих укрытий днём.Дневные ночные монстры. Неудивительно, что мэр отказался от идеи отправить к башне темперионов. Да и сами темперионы не горели желанием связываться с кошмарными существами, которые теперь не боялись солнечных лучей. Если они настолько освоились, то какие ещё сюрпризы готовы преподнести? Рисковать своей жизнью не желали ни опытные наёмники, ни отряды отпетых головорезов, вечно искавших битву. Одно упоминание о вышедших на дневной свет ночных чудовищах напрочь отвращало их от идеи похода. А тем временем пресной воды становилось всё меньше.Последней каплей для отбросившего страх Сорена стала гибель беженцев с Парнесса. Обычные торговцы, которым не хватило денег на использование телепорта, и им пришлось добираться в Южный Хаммерин своим ходом. Они сумели пересечь реку и дойти до окраин Тифри, где почти сразу столкнулись с монстрами, оккупировавшими поля. Но монстры оттеснили их к фильтрационной башне, и уже там на несчастных путников напали ночные соблазнители. Беднягам просто не повезло. По сравнению с мучительной смертью в лапах этих тварей, коррупция и нездоровый фанатизм, царствующие на Парнессе, кажутся терпимыми мелочами. Возможно, им не стоило бежать с родных земель.О ночных соблазнителях Сорен знал совсем немного, в основном по обрывкам слухов. Говорили, что они похожи на жутких мотыльков размером с мускулистых и высоких бартуков, а то и выше; что они способны менять облик, уподобляясь любой расе, и умеют имитировать женский голос, завлекая мужчин. Эти рассказы казались самыми правдоподобными, остальные походили на ночные страшилки для непоседливых детей. Хотя какой смысл запугивать сильнее, когда все существующие кошмары и без того бродят ночью за окном?Свои небольшие сбережения Сорен отдал оружейнику за простенький меч, а тушки кроликов выменял у знакомой травницы на склянку с целебным зельем. Он обменялся короткими фразами с изумлённым стражником, заранее простившись, и вышел из Тифри ещё до рассвета. В спину ему прозвучало обречённое: "Благослови тебя Ксеновия".От Тифри фильтрационную башню отделяла пара-тройка миль. Солнце успело выйти из-за горизонта. Сорен шёл вдоль реки, и с высоты левого берега ему открывался чудесный вид на пшеничные поля, раскинувшиеся золотистым морем сразу за чёрной рекой. Он помнил времена далёкого детства, когда ещё живые отец и мать брали его с собой на эти поля, сажали где-нибудь в тени деревьев, вручали котомку с едой, и маленький Сорен с удовольствием уминал тёплый хлеб с козьим сыром, глазея по сторонам. Сейчас среди пшеницы медленно расхаживали громадные тёмные фигуры поскрипывающих железных солдат. Утренний ветер разносил над водой химический запах машинного масла, оседавший горько-кислым привкусом в горле и на языке. Незаметно для самого себя остановившийся Сорен вдруг зашёлся кашлем. Он возобновил шаг, стремясь уйти от невидимого едкого облака.Главные ворота Тифри остались далеко позади. Сорен нашёл удобный выступ у самого края берега, сложил ладонь козырьком и всмотрелся вдаль, щурясь от ярких солнечных бликов на воде. Дорога огибала гору, и из-за этой горы уже виднелись крайние колонны моста, где и стояла облюбованная ночными соблазнителями башня. Он не представлял, где начинается опасность, и не горел желанием сразу бросаться грудью на амбразуру, но и незаметно подкрасться к цели казалось трудной задачей: слева — гора, справа — крутой, высокий берег, и есть только узкая дорога прямиком в объятия смерти. Сорен сделал несколько неуверенных шагов назад, почувствовал, как придававшая сил решимость стремительно покидает его. Он ведь не боец, совсем не боец. Немного владеет мечом и чуть лучше луком, да и охотится преимущественно на пушных зверьков. Ему не победить даже обычных монстров за пределами Тифри, а он замахнулся на стаю ночных. Почему он решил, что способен взмахнуть мечом и выйти из боя победителем? Это дорога в один конец.Он повернулся и торопливо зашагал в обратном направлении, почти побежал. По спине под рубашкой и старенькими кожаными доспехами заструился липкий пот, внутренности болезненно скрутило. Сорен ужаснулся и поддался панике от осознания, на что именно он собирался только что пойти, и чем бы это закончилось. Но так же резко, как сорвался с места, он остановился, будто впечатался в стену. Безрассудная жажда радикальных, отчаянных мер боролась с инстинктом самосохранения и здравым смыслом. И простояв так с минуту посреди дороги, Сорен снова повернул в сторону башни. До них всё равно никому нет дела. Если не он, то никто.Пройдя ещё четверть мили в отрешённом состоянии, мертвенно-бледный Сорен заметил, что берег стал менее крутым. При должной сноровке теперешний наклон позволял спуститься к воде и подкрасться к мосту практически незамеченным с берега, хотя оставалась вероятность свалиться в воду. Неестественное для Сорена безразличие, словно всё происходило в каком-то немыслимом сне, позволило ему без лишних раздумий сойти с тропы и теперь неуклюже продвигаться в сторону башни, цепляясь за земляные и каменные выступы. Несколько раз его нога срывалась в воду. Когда Сорен в очередной раз поднял взгляд, чтобы оценить оставшееся расстояние, то с удивлением обнаружил в десяти метрах от себя устой моста.Выглядывать из укрытия он не спешил. Мысль, что чудовищные монстры, от которых все прячутся в городах, которых вырезают по ночам только отрядами, и которые убивают одиночек за считанные секунды, могут находиться на расстоянии вытянутой руки, вызывала у Сорена мелкую дрожь. В первые минуты он чутко прислушивался, надеясь уловить незнакомые прежде звуки, но не слышал ничего, кроме плеска волн и шелеста листьев. Наконец поборов сковавший тело страх, он вскарабкался выше, пообещав себе, что в случае опасности тотчас прыгнет в реку и с готовностью утопит купленный вчера меч, лишь бы как можно скорее уплыть прочь, сохранив себе жизнь. И осторожно выглянул.К огромному облегчению Сорена мост пустовал. Внимательно оглядевшись по сторонам, он не спеша выбрался на берег и обнажил меч. Простояв так какое-то время подобно каменному изваянию, Сорен всё же сделал первые робкие шаги в сторону фильтрационной башни. Он уже видел её, видел как голубое небо соприкасается с начинавшимся вдали морем, и как у берега за мостом бродят лишённые кожи мутировавшие псы с обнажёнными мышцами и костями.Сперва до Сорена дошёл звук — негромкий, странный, похожий на протяжный свистящий выдох, принадлежащий не то живому существу, не то отключающемуся механизму. Не знай он, кто мог издать здесь подобный звук, в обычное время и не придал бы значение услышанному. И только потом, ошеломлённо застыв и не в силах шевельнуться, он увидел его, выплывшего из-за башни.У Сорена перехватило дыхание при виде тонкого, изящного тела, расписанного невероятным цветным узором, который мерцал и переливался в лучах утреннего солнца. Полупрозрачные крылья — длинные, тонкие, такие же цветные и яркие, как и тело, — походили на воздушный шлейф. Они мягко поднимались и опускались, когда ночной соблазнитель парил над землёй или останавливался и неторопливо кружился на месте. Его плавные движения завораживали, напоминая танец. Сорен сам не заметил, как опустил меч, очарованный этим зрелищем. Ночной соблазнитель и правда выглядел как мотылёк редчайшей расцветки. Даже эти странные протяжные вздохи, словно его угнетала скука, обладали чем-то притягательным и манящим.То, что Сорен знал о соблазнителях, и то, что он видел сейчас, не укладывалось в голове. Парившее у берега существо казалось ему невероятным: с этими тонкими руками, где золотистый цвет переходил в бирюзовый, как если бы изящные запястья обтягивали тончайшие перчатки; с обнажённой женской фигурой, от которой невозможно отвести взгляд. В нём не было ничего, что могло бы представлять опасность или хотя бы наводило на мысль об опасности. Скорее сам соблазнитель выглядел тем, кто нуждается в защите, и его отчаянно хотелось защищать; защищать его невероятную хрупкость и красоту от многочисленных чудовищ отравленной Этергии.Сорен страстно захотел коснуться его. Её. Провести ладонью по бархатистой коже, дотронуться губами до невесомых крыльев и ласкать, ласкать, ласкать, не переставая, пока не иссякнут силы. Одинокая и тоскующая, совсем одна далеко за пределами Тифри, где опасности таятся под каждым камнем, за каждым кустом. Могло ли столь дивное создание навредить туранам, бартукам и всем прочим, обречённым постоянно сражаться за выживание с любым не похожим на них существом, уже не делая никаких различий между другом и врагом? Она ли повредила водные фильтры и убила кузнеца, стражника? Или вина лежит на одном из тех дезертиров, что десятками прячутся в Хаммеринских лесах и устраивают диверсии повсеместно?— Постой, — едва слыша себя, обронил Сорен севшим голосом, когда "она" двинулась обратно к башне, грозясь вот-вот скрыться из виду.Ночной соблазнитель отреагировал на чужой голос мгновенно. Резко повернув голову к Сорену и издав громкий звук, похожий на что-то среднее между ржанием лошади и стрекотом насекомого, он подлетел к нему так быстро, что растерявшийся туран не успел опомниться. Первый удар — и изящные тонкие пальцы чарующего ночного создания вырвали из плеча закричавшего Сорена кусок мяса. Кровь брызнула на его юное лицо и на мерцающую золотом чешуйчатую кожу монстра, хлынула из глубокой раны на землю. Сорен покачнулся, но устоял на ногах и вцепился в рукоять меча. Не успел он замахнуться, как соблазнитель нанёс второй удар — его рука, словно пика, вошла в живот, и кроме острой боли корчащийся Сорен ощутил вкус собственной крови во рту.Эта тварь действовала быстро, хладнокровно, без тени страха. Бродившие неподалёку псы, которые уже оскалились и притрусили на запах свежей крови, её совершенно не интересовали, однако безрассудный и неопытный Сорен воззвал к инстинкту убийцы одним своим видом. Быть может, в виде и дело; в расе, способной развивать свой потенциал посредством наращивания знаний и военной мощи, генной инженерии, магии, невероятной сплочённости с другими видами, к чему этергийские монстры не способны. Быть может, потенциальная угроза, исходившая от одинокого охотника, одна только вероятность, что такой, как он, способен истребить таких, как они, спровоцировали монстра уничтожить врага ещё в зародыше. Быть может, ночные мутанты опасны в первую очередь именно этим инстинктивным пониманием и потому всегда нападают первыми.Меч покоился в луже багряной крови, медленно пропитывавшей желтовато-серую землю. Пальцы ещё живого Сорена судорожно подрагивали в поисках спасительной рукояти, но рука не двигалась с места, а в глазах стремительно темнело. Ночной соблазнитель, вспоров брюхо незадачливому воину, потерял к нему интерес и неторопливо полетел обратно к фильтрационной башне, за которой скрывалась его стая. А голодные церберы с жадностью вгрызлись в разодранное нутро, выедая тёплые внутренности и пачкая свои уродливые морды в туранской крови.