Глава 9. Виниловая пластинка (1/1)

Тьма.Глаза Теодора словно застелила плотная дымка ночного одеяния.Пустота.Он не ощущал буквально ничего. Будто сердце вырвали с корнями из груди и нарочито медленно топтали, а он, Тео, одеревенел, не в силах прекратить это безумие.Лишь странное чувство постепенно возвращало его к реальности; рядом с его собственным билось ещё одно сердце, такое же возбуждённое волнениями, но более маленькое и какое-то жалкое. Двигатель спутника с такой силой молотил по рёбрам, что, казалось, ещё чуть-чуть и раздробит их в порошок.- Тео, ты в порядке? - прохрипел Кобзарь. - Слышишь?- А? - Ливиану протёр глаза, выпуская пальцы из прядей чужих волос. - Ага.- Тогда, пожалуйста, пойдём домой. Я не хочу, чтобы кто-то увидел меня таким.Теодора смутила эта фраза, но виду он старался не подавать. Послушно отворил дверь чёрного хода и пригласил музыканта внутрь. Кобзарь юркнул в сырость комнаты, и парень последовал за ним, прикрывая скрипящую дверь.В воздухе повисла гробовая тишина. И тут неловкость нахлынула вновь сбивающей с ног волной. Теодор ощущал невиданное прежде чувство ответственности, будто сохранность отдавшегося ему музыканта теперь зависела только от него, Тео.Дыхание неожиданно участилось, но Теодор принял решение ни за что не показывать своего смятения. Музыкант, сопровождавший его, и так пребывал в тревожных чувствах, не хотелось подливать масла в огонь.- Если хочешь, можешь подняться на чердак, - Теодор неловко похлопал по спине того, кого пару минут назад поцеловал. - Там есть кровать, можешь отдохнуть.- Нет, ты же знаешь, - тот поднял лихорадочно блестящие глаза на собеседника. - Мне не нужен отдых. Я просто...- Да, - согласился Теодор, обрубая незаконченный разговор. Машинально спрятал лицо за длинными чёрными патлами.Но Кобзарь не отступил:- Я просто не думал, что ты ответишь мне взаимностью.А ведь и правда, парень дал положительный ответ на немой вопрос музыканта. "Ты меня любишь?" - примерно так звучал он. Или нет, скорее беспомощный крик души: "Люби меня, люби! Скажи, что любишь!"- Это так сложно, осознавать, как быстро всё меняется, - Кобзарь покачал головой, неосознанно запахивая куртку, будто ему было очень и очень холодно. - Скажи, Теодор, это ведь искренне?Он прижался спиной к деревянной стенке домика и съехал вниз, усаживаясь на сыроватые половицы. Прикрыл глаза и как-то весь сжался.Теодор присел рядом и приобнял спутника за плечи, хотя это казалось совершенно неправильным. Подумать только, он же целовался с парнем. Ливиану передёрнуло... Не просто парнем, а с самой Смертью воплоти!Однако эта же Смерть сейчас, робко обняв колени, прижималась к его груди, положив голову ему на плечо. Теодор густо покраснел, осознав, в какой неловкой позе они расположились.Сам Кобзарь был бледен, как фарфоровая кукла. Оттеняла его алебастровое лицо лишь россыпь неаккуратных веснушек с рваными краями.Какой он красивый, думал Тео, но мысли эти появляться в его голове не должны были. Нет-нет-нет.- Я не знаю, - Теодор сокрушённо вздохнул, отгоняя от себя всю лишнюю черноту.Кобзарь мелко задрожал и одарил его взглядом, от которого сердце Ливиану невольно сжалось.- Ясно, - прошептал музыкант и отвёл проницательные глаза.Он поднялся со своего места и потянулся, разминая затёкшие конечности с характерным хрустом.- Что ж, ты говорил, что любишь музыку, - его настроение резко переменилось. В уголках губ показались едва заметные ямочки. - Я могу показать тебе кое-что.Теодор неуклюже встал.- Ах, и что же?- Секунду.Кобзарь грациозно взмахнул рукой, - и вот в ней уже показался круглый плоский предмет. Теодор присмотрелся, - виниловая пластинка.- Готов поспорить, у тебя нет проигрывателя, - волшебник улыбнулся и указал ладонью в угол комнаты близ Ливиану. Там уже громоздился начищенный до блеска патифон. - Зато у меня есть.Теодор с плохо скрываемым интересом рассматривал новое явление.- Ты когда-нибудь слушал инди-рок? Ты заикался о том, что как-то краем уха ознакомился с металлом и тебе понравилось. А что насчёт инди?- Никогда не слышал о таком.- Зря. Сейчас и услышишь.Кобзарь присел на колени перед патифоном и бережно вложил виниловую пластинку. Опустил на неё иглу.Послышался неопределённый шорох, помехи, но постепенно мелодия, приятная на слух, начала выстраиваться в задорном темпе.Теодор с удивлением отметил, что слегка пританцовывает носком ступни, повторяя звуки ударных. Гитарист играл профессионально; фантазия поражалась ловкости его пальцев, умело перебирающих струны инструмента. Приятные ноты вокала разливались по комнате, порой даже ударяясь о шаткие стены и разлетаясь гулким эхом.- Дубль два? - Кобзарь развёл руки в приглашающем к танцу жесте. Теодор, неловко кашлянув, колеблясь, согласился и подошёл к собеседнику. Их лица были так близко.Музыкант, не стесняясь, положил руку ему на плечо, другой захватил ладонь замешкавшегося Ливиану в объятия цепких пальцев. Тихонько хихикнул и кивнул куда-то вниз, видимо, намекая на то, что Теодор должен повести.Да, они вальсировали в полуобнимку в быстром темпе инди-рока, крутящегося на виниловой пластинке. Половицы порой угрожающе скрипели, вспарывая застоявшийся сырой воздух, но Кобзарю, с явным удовольствием прикрывшему веки и напевающему некоторые мотивы, было совершенно не до этого. И Теодор, наблюдая за его уверенными действиями, тоже полностью расслабился.Сквозь стены вдруг проступили морои и, поддавшись чувствам, пульсировавшим в воздухе домика кладбищенского смотрителя, затанцевали-закружились друг с другом, рассредоточившись по всей комнате.Импровизированный бал оборвался так же резко, как и начался, - с окончанием песни. Кобзарь вздрогнул, остановившись там, где стоял, и быстро, в один прыжок, оказался рядом с патифоном. Достал виниловую пластинку и как-то незаметно убрал, - даже не понятно, куда именно её положил.- Вечный народ! - улыбнулся он, приветственно размахивая руками. - Я благодарен вам за этот праздник. Но, боюсь, - теперь он улыбался смущённо. - Вас не приглашали в чужой дом. По крайней мере, не разрешали войти.Музыкант отряхнул невидимые пылинки с курточки и панталон, прочистил голос.- Разойдитесь, пожалуйста, по своим могилам, - сказал он. И вежливо добавил: - Спасибо.Подавляющее большинство отреагировало на сей заявление адекватно и не стали мешать намечающейся личной беседе. Попрощались и ушли.А вот излюбленная парочка - тётки Фифика и Марта - покидать дом не спешили. Их выгонять пришлось взашей. Однако и с ними справились.Кобзарь заправил золотистую прядь за ухо и вновь расцвёл:- Спасибо тебе за всё. Отоспись, - и отворил дверь чёрного хода.Но Теодор не отпустил его руки.- Нет, не уходи, - вдруг выпалил он. - Я уже так привык к твоей компании.Кобзарь усмехнулся и развернулся к парню лицом.- Ну взгляни на себя! - рассмеялся он. - Так дорожишь мной, даришь плюшевых медведей, не можешь оставить ни на секунду. И ты сомневаешься в своих чувствах?Замечание было правдивым, но шутка из него вышла неважная. По крайней мере, не такой реакции ожидал музыкант; Теодор залился краской и отступил на шаг, но руки спутника не выпустил.Кобзарь пребывал в замешательстве и все его эмоции ясно читались на раздосадованном лице.Теодор неожиданно для самого себя сделал порывистое движение. Легко снял гигантскую шляпу Кобзаря, крепко сжав её в запотевшей ладони, притянул её к своему и чужому лицу, как бы образуя ограду от внешнего мира, закрыл от посторонних глаз, - хотя взглядов чужих здесь быть не должно.И парень прильнул к покрасневшей щеке музыканта так, словно играл на флуере. Естественно и мимолётно. Послышался звонкий цокающий звук, как бывает при детском "чмок" в щёчку, и Теодор отпустил собеседника.- Вот теперь можешь идти.Но, немного подумав, добавил:- Если хочешь. А если на самом деле нет, то оставайся, - сглотнул. - Прошу, оставайся.Он опустил шляпу вниз и, немного не рассчитав и чересчур ослабив руку, пустил её в полёт плавной пушинки. Она, попланировав немного над небольшой полянкой возле дома, опустилась на мягкую молодую травку.Кобзарь выскочил на улицу, кивнув Теодору, а-ля "сейчас вернусь", и вдруг встретился взглядом с неугомонной Шнырялой:- Ой...