Воскрешение (1/1)

Прошло уже… сколько?.. почти пять месяцев с той кошмарной ночи. Пять месяцев без Энди, пять месяцев без жизни. Еще тогда, когда я закрыл за собой дверь гостиничного номера, я понял, что уже никогда не смогу приблизиться к нему, посмотреть ему в глаза, хотя моя душа ни на секунду не переставала рваться к нему, просто не смогу. Следующим же днем я уехал куда подальше, где и находился все это время.Мое состояние: апатия, депрессия, нервное истощение, отсутствие эмоций… Разве эти слова передают подлинные ощущения? Да ни черта они не передают! И вообще, вроде бы это то, что обычно переживает жертва, а не преступник, которым я был. Но я был преступником, до безумия влюбленным в свою жертву. Что может быть страшнее. Я как свою ощущал всю боль?— и физическую, и душевную?— которую ему причинил. Это было ужасно. Но все же я страдал во много раз сильнее его. Я был в этом уверен. И это было для меня единственным утешением. Ведь это не он был виноват во всем. Это не он совершил все те омерзительные действия и не он собственными руками разрушил свое счастье, свою жизнь и жизнь самого любимого человека. Он был жертвой. А я был преступником. И я не мог оправдываться тем, что это был не я, что это было помешательство, что в меня что-то вселилось… Это был я, и это помешательство было следствием той игры, которую я сам навязал ему и правила которой сам же и нарушил. Я совершил настоящее насилие. Он любил меня. Тот, кого я любил, любил меня. Зачем мне все это было нужно? Все эти игры? Почему я не мог просто наслаждаться нашей любовью?О, эти муки бесконечного желания повернуть время вспять, уничтожающего сознания, что все было так легко исправить, а затем снова воспоминания о случившемся и понимание необратимости, как смертный приговор. Эта адская карусель в мозгу, вращающаяся как вечный двигатель, этот коктейль мыслей, словно серная кислота, которую я пил не останавливаясь, которая разъедала меня изнутри, плавила мои органы, но не позволяла умереть. Если бы хоть кто-то причинил ему хотя бы десятую часть того, что ему пришлось пережить той ночью, то этого человека я бы убивал так медленно и так мучительно, как не умела даже инквизиция. Но я сам был этим человеком.А я и убивал себя: мучительно и медленно. Из-за кошмаров почти не спал, из-за отвращения ко всему почти не ел. Только пил. Если я вообще смотрел в зеркало, то видел, что я был похож на онкобольного после химиотерапии, с той лишь разницей, что я не облысел. Конечно, упиться до смерти можно было бы довольно быстро. Но я никогда не был по-настоящему пьян. Я за этим тщательно следил. Я пару раз напивался вскоре после произошедшего. Но алкоголь не приносил мне забвения. Наоборот. Когда я полностью терял контроль на собой, безобразные сцены той ночи обрушивались на меня с особенной жуткой яркостью, даже осязательностью, я слышал его крики так, словно это вновь происходило, события развивались, я видел его уже мертвым, ощущал, как его тело холодеет и твердеет в моих руках, пока я обливаю его слезами, смотрю в остановившиеся глаза и тщетно зову ответить мне. Нет, таких кошмаров, я был уверен, нельзя увидеть и в аду. Я боялся их больше смерти. Поэтому и о наркоте не могло быть и речи. Даже если бы я решил сделать дозу гарантированно летальной, то мысль о том, какие сцены успеет создать на прощание мое измененное сознание, моментально заставила меня отказаться от этой идеи. Мне оставался только тихий алкоголизм. И я знал, что так я мог продержаться еще очень долго. Не вены же мне было себе резать. Я не мог совершить очевидное самоубийство.Ребята из группы как-то приезжали ко мне. Всё это время в группе ничего не происходило. Официально мы не распадались, не делали никаких заявлений, просто всё остановилось, прекратилось. Ведь даже для того, чтобы распасться или просто мне уйти из группы, мы с Энди должны были бы как-то, пусть и через других людей, но взаимодействовать, а я был уверен, что сама мысль об этом внушает ему ужас и отвращение. Парни, конечно же, должны были понимать, что между мной и Энди что-то произошло, но что именно, они не могли знать. Немыслимо было даже представить, чтобы Энди или я могли им что-то рассказать, объяснить. С какого, блядь, вообще момента следовало начать рассказ, и как вообще можно было его закончить? Они даже близко не догадывались о подлинной причине. Я это понял по той оживленной решимости, которая чувствовалась в них в первые секунды их появления. Они, видимо, думали, что смогут все выяснить и помочь нам наладить наши отношения. Ха… Боже! Их оптимизм быстро испарился, стоило им увидеть меня и провести в моем обществе пару минут. Я чувствовал в них страх, я видел его в их глазах. Наверное, они отлично поняли, что правды им лучше не знать. Разговор не клеился. Больше всего мне хотелось спросить об Энди, узнать все о нем, о его жизни с того момента, как я видел его в последний раз. Но я не спросил ничего. Не смог. Словно у меня не было права даже произнести его имя, даже просто говорить о нем. Они тоже молчали. Я был рад, когда они уехали. Знай они правду, они никогда бы и не приблизились ко мне. И все равно никто не смог бы освободить меня из пыточной камеры моего сознания.Ведь где бы все эти месяцы не находилось мое тело, сам я ни на день не смог сбежать из того проклятого гостиничного номера. Я был приговорен оставаться в нем навечно.А где конкретно сейчас находится мое тело? Я за рулем автомобиля, возвращаюсь из бара… Домой? Какая мерзкая нелепость. Мой дом был рядом с ним. Я потерял свой дом. Я не могу назвать это даже помещением, где я живу. Я ведь не живу с той самой ночи. Впереди скоро будет крутой поворот, а за ним маленький мост через какой-то овраг. Мой взгляд замечает знак, предупреждающий, что впереди аварийно-опасный участок дороги. Аварийно-опасный? А почему бы и нет? Какого черта! Прямо сейчас. Зачем ждать? Окончательно избавлю его от моего присутствия. Его, ребят, весь мир, а главное, самого себя избавлю от своего присутствия в этом мире. Я все равно ненавижу себя. И, как я уже сказал, я все равно не живу.Других машин не видно. Я увеличиваю скорость. Поворот. А вот и мост. Я резко выворачиваю руль. Ограждения разлетаются словно картонные. Невесомость. Линия горизонта не там, где ей положено быть. Так необычно. И земля приближается к лобовому стеклу…***Затем была темнота. И чувство боли, заполнившей все тело настолько, что даже эту боль уже нельзя было ощущать. Небытие. Новый проблеск сознания. Снова разрывающая на части боль. И ярчайший свет, бьющий в глаза сквозь закрытые веки. Хотелось спастись от него, закрыть ладонями глаза. Или открыть их. Но движение было невозможно. А скоро пропало и ощущение боли, вместе с ощущением тела. Снова темнота и небытие. А затем словно звук голоса, знакомого и любимого, сквозь слезы зовущего меня по имени. Смутное ощущение прикосновения: меня как будто держат за руку и гладят по лицу, по волосам. Новый провал в темноту…***Я разлепил глаза. Перед собой я увидел то ли белый свет, то ли белый потолок. Я зажмурился, почувствовав, как гудит у меня голова и болезненно ноет все тело. ?Интересно, я уже умер и нахожусь на том свете?,?— промелькнуло у меня в голове. Я снова заставил себя открыть глаза и оглядеться.И тут я вздрогнул от того, что я не просто определенно был на том свете, но и каким-то невообразимым образом умудрился попасть в рай. Потому что рядом с собой я увидел ангела. Голубоглазого ангела. Моего ангела.Я лежал в больничной палате, ко мне со всех сторон тянулись какие-то провода, а рядом с моей койкой в маленьком и неудобном кресле сидел Энди. На плечи накинут белый халат, под халатом самые обычные майка и синие джинсы. Почему-то я сразу заметил, что его черные волосы выглядели как немытые уже несколько дней. Его лицо было бледным, усталым и немного осунувшимся. Ни малейшего следа макияжа. Еще одна неуместная мысль о том, что в таком виде Энди никогда не позволял себе даже выбежать из дома за сигаретами. Но, не смотря на это, ни один небесный ангел и сейчас не мог бы тягаться с ним красотой.—?Эшли! —?увидев, что я открыл глаза и смотрю на него, Энди резко подался с кресла ко мне.Его лицо рядом с моим, я смотрю прямо в его взволнованные глаза, я чувствую его учащенное дыхание своей кожей. Неужели это реальность?—?Энди… —?шепчу я и тут же чувствую боль в груди, точно мое сердце что-то сдавливает, не могу дышать, в глазах начинает темнеть. Где-то рядом раздается противное механическое пищание.?О, боже! —?вскрикивает Энди, глядя по направлению источника мерзкого звука. Теперь его голос доносится до меня словно издалека. —?Сейчас! Я позову врача!?Я еще вижу его силуэт, быстро растворяющийся в противоположном конце палаты… И опять темнота.***Я снова открываю глаза и сразу начинаю искать его взглядом. Он сидит на прежнем месте и в прежнем виде. В этот раз я, видимо, не слишком долго был без сознания. Встретившись со мной взглядом, Энди вздрагивает, но останавливает себя. Оставаясь в кресле, он протягивает одну руку вперед, словно приказывая мне не шевелиться, а указательный палец другой руки прикладывает к своим губам:—?Тише,?— шепчет он, улыбаясь. Улыбка выходит испуганной. —?Тише. Спокойно. Если хочешь, чтобы я тут остался, ты не должен нервничать.—?Нет, пожалуйста, только не уходи! —?говорю я слишком громко и чувствую, что дыхание у меня опять начинает сбиваться.—?Тссс… —?Энди повторяет свои жесты более отчетливо. —?Я никуда не собираюсь уходить. Но если каждый раз при виде меня тебе будет требоваться реаниматолог, то меня просто выставят отсюда, и уже никакие мои взятки персоналу не помогут.—?Взятки?—?Ага. А вот дополнительная кровать в палате мне оказалась не по карману,?— сказал Энди, поводя шеей и плечами так, словно они у него сильно затекли. —?Строгие у них тут правила. Не положено?— и всё.—?Что со мной? —?спросил я, начиная испытывать новый страх из-за того, что плохо чувствовал свое тело и даже не был уверен, что я могу пошевелиться.—?А что бывает с людьми, которые на полной скорости съезжают с моста, но не отправляются прямиком в морг? —?Энди старался говорить насмешливо-циничным тоном. —?Ну, у тебя сломана правая рука и множественные переломы левой ноги. Правда врачи уверяют, что с рукой все скоро должно быть в порядке, и ты даже сможешь играть, как и прежде. Нога тоже должна восстановиться, но несколько месяцев передвижения на костылях тебе обеспечены. Еще сломано несколько ребер, и сотрясение мозга, и ты накачан обезболивающими настолько, насколько это вообще допустимо... но это уже мелочи… Но рожа у тебя сейчас?— это что-то! Но я не настолько садист, чтобы давать тебе сейчас зеркало. И да, если тебе, вдруг, интересно, то после своей поездки ты почти неделю провел в отключке…Безразличная интонация голоса ему неплохо удавалась, он мог бы легко обмануть кого-нибудь, кто не знал его так хорошо, как я. Но я отчетливо ощущал ненатуральность, да и выражение глаз не соответствовало его тону. Но значение его взгляда я пока не мог прочесть, мне казалось, что там смешано слишком много борющихся друг с другом чувств.—?И ты все это время был здесь? —?спросил я, посмотрев на его волосы.Раз уж я был жив, и ничего непоправимого со мной не произошло, то Энди и его отношение ко мне было единственным, что меня теперь волновало. Но Энди не ответил на мой вопрос, а только слегка закусил губу и отвел глаза. В этом момент я подумал, что своим цинизмом Энди не столько хочет уязвить меня, сколько защищает себя от болезненных эмоций. Но что это были за эмоции? Ненависть ко мне? Жалость? Я не мог понять. Он молчал до тех пор, пока, наверно, не почувствовал, что снова в состоянии изображать безразличие.—?Кстати, когда в следующий раз соберешься кончать жизнь самоубийством при помощи автоаварии,?— не забудь отстегнуть ремень безопасности. А то снова обломаешься и не доведешь дело до конца,?— сказал он, притворно усмехнувшись.—?Черт, про ремень я не подумал.—?Ага. Представляешь, каким идиотом ты бы сейчас выглядел, если бы, скажем, оставил предсмертную записку. Но сейчас все думают, что это был несчастный случай по пьяни, хотя содержание алкоголя в крови и не было таким уж высоким.Энди нервно теребил пальцами край своей футболки, но сам он не замечал этих своих движений.—?Постой, а откуда ТЫ знаешь, что я хотел покончить с собой? —?я озвучил внезапно поразивший меня вопрос.—?Ну, у меня были такие подозрения… А ты их только что подтвердил,?— проговорил он тихо.—?Вот черт! Энди… Я не хотел, чтобы ты знал об этом?— я не хотел заставлять тебя чувствовать себя в чем-то виноватым…Энди резко перебил меня:—?А я и не чувствую себя виноватым?— ты во всем виноват! Но…?— он снова попытался вернуться к безразличному, отстраненному тону,?— Когда я узнал, что ты чуть не погиб, и потом столько времени находился между жизнью и смертью, то… Я понял, что ненавижу тебя не так сильно, как мне это казалось раньше.—?Значит оно того стоило! —?сказал я первое, что пришло в голову.—?Посмотрим, что ты скажешь после того, как тебе придется пройти не одну процедуру по промыванию металлических штифтов, которые сейчас фиксируют кость у тебя в ноге. Думаю, что такой боли даже твоя мазохистская душонка долго не вынесет.—?Я ведь думал, что уже никогда тебя не увижу. А сейчас ты здесь и даже разговариваешь со мной… Да, оно того стоит…—?Знаешь, если бы неделю назад ты вместо своей поездочки просто взял телефон и позвонил мне?— результат был бы тем же самым,?— теперь в его голосе ясно прозвучали упрек, досада, обида, даже злость.—?Все-таки ты прирожденный садист, Энди. Но я тебе не верю… Ты бы не стал говорить со мной тогда.—?Ну, с первого раза, может быть, и не стал, но… —?и тут Энди не выдержал, его голос сорвался, он заговорил быстро и отрывисто, приподнимая лицо слегка вверх, стараясь удержать слезы в глазах. —?Твою ж мать, Эшли! Ты сначала чуть не убиваешь меня, потом избиваешь и насилуешь, потом клянешься мне в вечной любви,?— а потом оставляешь, бросаешь меня совершенно одного, наедине со всем этим. И кто ты после этого?! Твое счастье, что после встречи с тобой ребята говорили мне, что ты похож на покойника. Да, черт возьми, ты должен был страдать! Да, естественно, я приказал тебе убираться, я ненавидел тебя и не хотел видеть, но это же не означает, что ты не должен был приходить стоять у меня под дверью на коленях и в слезах, вымаливая себе прощение. Или ты ждал, что, после всего этого, Я сделаю первый шаг навстречу? Теперь дождался?! Теперь, чуть не убив себя, когда я люб… чтобы окончательно меня…—?О, боже, Энди, пожалуйста, замолчи! —?воскликнул я, с ужасом осознавая, что и после той чудовищной ночи я не перестал совершать непростительные ошибки. —?Можно, мне уже начнут эту процедуру со штифтами или пусть даже отрежут ногу нахрен, без наркоза?— только замолчи! Я такой кретин! Конечно, я должен был попытаться с тобой связаться! Но… мне было так стыдно… если бы я не был настолько виноват перед тобой… Я чувствовал, что не имею права… Я… я должен был понести наказание, как-то искупить…—?Да на хрена мне такое твое искупление! —?Энди резко оборвал меня, громко всхлипывая.—?О, Энди, прости! —?я почувствовал, что снова начинаю задыхаться.Энди заметил это и тут же склонился ко мне.—?Тише, тише,?— зашептал он успокаивающе, прижимая свои прохладные пальцы к моему рту. —?Тише, всё. Извини. Тебе еще нельзя так нервничать. Прости.Я сразу же замолчал. Это его прикосновение к моим губам?— первое его прикосновение после нашей разлуки, первое, о котором я точно знал?— мне захотелось начать целовать его руку. Но Энди быстро отстранился, откинувшись на спинку кресла. Мы оба старались справиться с нахлынувшими эмоциями. Нервно покусывая большой палец левой руки, Энди смотрел куда-то в сторону. Я первый не выдержал наступившей гнетущей тишины.—?Зачем ты здесь? —?спросил я. —?Я могу понять ?почему?, но ?зачем??Энди внимательно посмотрел на меня:—?Если бы ты мог сказать мне сейчас только одну фразу, то что бы ты мне сказал?—?Я люблю тебя,?— ответил я, не задумываясь.Энди опустил голову, закрыл глаза, и по его щекам быстро скатились две слезинки. Он помолчал некоторое время перед тем, как ответить.—?Я рад, что ты сказал мне именно это, а не про прощение там, или чувство вины…—?А ты, что ты мне хочешь сказать? —?спросил я.Энди опять молчал, не поднимая головы, словно собирался с духом.—?Знаешь, я думаю,?— медленно начал он,?— что мы оба тогда чересчур заигрались. И, возможно, что это мне стоило раньше притормозить, раз уж тебя так накрывало…—?Энди, нет, ты тут ни при чем, это всё я… —?я не смог удержаться, чтобы не перебить его, но тут же осекся, испугавшись, что теперь он не скажет мне того, что хотел, что-то очень важное. Но Энди сразу же продолжил:—?Ладно, ладно?— ты. Я не спорю. Я просто хочу сказать, что… что… —?тут он запнулся, пристально посмотрел мне в глаза и, помолчав еще несколько секунд и вздохнув поглубже, с решительностью произнес,?— Может быть, попробуем начать все заново. С чистого листа, конечно, не получится. Но заново?— это мы можем попробовать. Только давай на этот раз уже без этих игр. Вообще без игр…—?О, Энди… —?даже его имя я смог проговорить с трудом, мне казалось, что мое сердце сейчас пробьет мою грудную клетку от переполнившего его восторга.—?Тише, тише. Ты только от счастья не помри,?— наклоняясь ко мне, проговорил Энди уже мягким голосом и с той нежной улыбкой, с какой часто смотрел на меня в начале наших отношений.Я протянул к нему свою здоровую руку ладонью вверх. Помедлив лишь мгновение, он, глядя на меня своими прекрасными, слегка подернутыми слезами, и от того еще более яркими, голубыми глазами, вложил в мою ладонь свои длинные бледные пальцы, и я сжал их так крепко, как только мне сейчас хватало сил…