Произносил ли, Александр (а может сам Джордж) стоп-слово когда-либо? (1/1)

С ответственным и иногда почти скучным подходом Джорджа к тому, чем они занимаются, представить, что эксцессы случаются – сложно. Но они люди – хотя чем дольше Александр живет с Джорджем, чем больше он подозревает в нем рептилоида – а потому совершают ошибки, которые приводят к эксцессам.Большая их часть случилась еще в самом начале, когда никто из них не был достаточно опытен. Тогда Александр еще имел наглость иногда проверять, насколько Джордж контролирует себя, особенно когда сессия набирает обороты. Стоп-слово работало в ста случаях из ста, к невероятному восхищению Александра, до которого доходило, какую же власть он имеет над тем, кто жестко имеет его, и нарастающему раздражению Джорджа, который на это самое слово ответственно велся.Решение пришло быстро. Система светофора подходила им обоим в той же степени, что – по мнению Джорджа – кляп иногда подходил красивому рту Александра.Сейчас их неловкие попытки в самом начале отношений кажутся Александру почти курьезными, и, если бы у него была привычка записывать домашние видео, он бы наверняка умер от смеха.Естественно, когда они освоились и почувствовали себя увереннее, эта неловкость забылась, система светофора прочно вошла в обиход. Они научились видеть границы друг друга и выходить за их рамки только тогда, когда оба были готовы к этому.Александр Гамильтон чертовки любит челленджи. А потому, если настроение подходящее, скорее сам толкнет себя дальше привычного. Если, конечно, неустанный контроль Джорджа это ему позволит.Александр давится чересчур резким вдохом, скулит против тяжести резиновой игрушки на языке, смаргивает, и зло, почти взбешенно смотрит на Джорджа, вальяжно развалившегося в кресле напротив. Он выглядит небрежным и незаинтересованным в Александре перед ним, грубо заткнутом и беспомощном, и осознание того, что это на самом деле не так, оседает щекотным, горячим возбуждением в паху.Обычно Александр благосклонно относится к любого вида депривациям, насильно погружающим его в то благословенное состояние покоя, когда нет ничего, кроме простой физической задачи, на которой необходимо сосредоточить все свое внимание.Однако сегодня в его пальцах, на языке и в голове собирается что-то колюче-нервное, тревожность не отпускает, и, отчаянно желающий от нее избавиться, Александр на пробу давится еще пару раз, зарабатывает недовольный взгляд Джорджа.— Я говорил тебе сидеть смирно.Плевать Александр на это хотел. Он ерзает, он давится и шумно дышит, он бросает вызов, потому что это, черт возьми, всегда работало, избавляло от подтачивающей его тревожности. Ему нужен контроль Джорджа, возможно жёсткая рука, хоть что-нибудь. И, разбалованный вниманием, он получает то, что хочет. Джордж откладывает книгу, подается вперед к нему, и Александр ликует. Ровно до того момента, пока жесткая спасительная рука вместо того, чтобы притянуть ближе, давить на плечо, заставляя прогибаться и касаться грудью ковра, душа еще больше. Казалось бы, это то, что Александру нужно: закрой глаза да сосредоточься на дыхании. Он должен быть благодарен, но он теряет всякий контроль над собой и не чувствует контроля чужого, его мелко трясет, голова кружится, а мир сужается до точки.Сквозь пелену собственных эмоций он едва ли слышит обеспокоенный голос Джорджа, не ощущает рук, поднимающих его с пола, освобождающих от игрушки во рту и безопасных наручников.У Александра в голове пульсирует : ?красный, красный?, оно же срывается с языка, стоит только почувствовать свободу.Джордж держит его на своих коленях, пока он не придет в себя. Выглаживает по спине мягкими круговыми движениями, обхватывает вокруг талии, чтобы обеспечить устойчивость. И это помогает.Александр начинает дышать ровнее, открывает глаза, все еще не способный справиться с дрожью. И встревоженное, напряженное лицо Джорджа в противовес его рукам, не помогает ему чувствовать себя лучше.— Джордж, я-— Мы можем поговорить, когда ты придешь в себя. Дыши, Александр. Мы во всем разберемся позже.И Александр верит.