Часть 6 (2/2)

- Хм. Твой доктор, он прихвостень Койн. Ты знаешь?- Могу догадаться.- И как он? Чем-то помогает тебе?- Да, конечно.- Хм, странно.- Почему? – искренне удивляюсь я.- Потому что, - тихо говорит она, присаживаясь рядом со мной и подбираясь к самому уху, - он ее шпион, а не доктор.Я посмеиваюсь.- Тогда он просто хороший человек.Она смотрит вопросительно.- Потому что искренне пытается мне помочь.Возле двери слышатся шаги, Джоанна поднимается. Входит доктор.- Выздоравливай, Пит. Может, зайду еще.Как бы там ни было, сказать мне все равно нечего ни Койн, ни кому-либо еще.

Однажды доктор сам начинает странный разговор:- Койн больше не заинтересована в твоем лечении, Пит. Она считает, что мы зря тратим время. И Китнисс уже смирилась. – он вздыхает и прохаживается по палате. От последней фразы невольно сжимаю кулаки. - В общем, с тех пор, как все попытки выяснить что-то об этой методике промывки мозгов не принесли реальных плодов, Койн приказала нам просто делать вид, что мы лечим тебя. Она почему-то убеждена, что ты безнадежен.- Да, я заметил, что никто, кроме вас больше не приходит, – я помолчал. – Вы тоже думаете, что я безнадежен?- Я думаю Пит, что у меня не хватает опыта.- Но ведь вы не откажетесь от меня?Он молчит.- Я бы хотел тебе помочь. И ты заслужил это.- И?- Будем продолжать нашу прежнюю методику.В меня проникает тепло. Кому-то не безразлична моя участь. От этого появляются силы.Меня снова мучает Китнисс. Внутри новое чувство - любопытство. Мне захотелось увидеть ее теперь, когда я был не под действием яда и мог себя сдерживать.

Прошло еще пару недель. К свадьбе я подготовил огромный торт на тему моря. На пару дней я полностью ушел в работу. Это было счастье. На праздник меня не пустили. Это могло плохо кончиться, но Энни я все-таки поздравил, когда показывал торт. Она была с Финником. Хеймитч тоже зашел посмотреть на мои труды. Теперь у него вечно виноватый вид. Он заходит всегда очень ненадолго.

Я попросил его привести Китнисс после праздника.Она осторожно зашла в палату и остановилась на приличном расстоянии от меня. Видимо, я правда чуть не убил ее тогда. С интересом рассматриваю ее как какую-нибудь незнакомую бабочку или жука. Память демонстрирует ассоциации, тасует кусочки прошлого, но ничего определенного. Ужасно неудобно лежать перед ней в ремнях и с иглой в руке. Чувствую себя каким-то ущербным. Хотя, почему меня это волнует? Разве она хоть что-то значит для меня? Продолжаю изучать ее, каждую деталь – привычка последних недель – погоня за деталями.- А ты не такая уж высокая и не особо красивая, - констатирую я свои наблюдения. И вроде бы я сказал это равнодушно, но внутри, кажется, порадовался, что задел ее.Она сжимает губы и тормошит пальцами рукав своего платья.- Ну, раньше ты тоже выглядел лучше.После терпеливого тона врачей и ласковых речей посетителей эта реплика изрядно режет слух, но я не обижаюсь, а скорее удивляюсь. В конце концов, я тоже слишком уж привык пользоваться своим положением больного и перестал следить за словами. А Китнисс… Она разговаривала со мной, как будто я был совсем здоров, как будто я был прежний. Это мне понравилось.Меня опять тянет сказать что-то колкое, но Китнисс не намерена терпеть, она идет к двери. Ладно, хватит пререканий, нужно сказать самое важное:- Китнисс, я помню про хлеб.Она озаряется светом. Мы вместе вспоминаем памятный день в школе, одуванчик. Я вижу эту картинку в голове, и накатывает грусть. Я никогда не буду прежним. Однако внутри что-то теплится: маленький огонек прежних чувств. Он начал искриться, когда мы вместе вспоминали наше детство.

- Должно быть, я очень тебя любил.Ее голос срывается, она пытается скрыть, но бесполезно. Мне вдруг ужасно хочется добиться от нее правды, посмотреть на наши отношения ее глазами. К тому же мое положение дает мне полное право на прямоту.- А ты любила меня? – я впиваюсь в нее глазами. Чего я жду от нее? Что она может сказать парню, который еще месяц назад едва не задушил ее? Какая уж тут любовь. Но вспоминая просмотренные записи… в голове полная неразбериха. В конце концов, мной движет только любопытство, стремление восстановить память. Она говорит уклончиво и все не то. Наверное, нет. Не любила. Я почему-то начинаю злиться. И с каждым ее слово все больше и больше. С чего вдруг? Я ее больше не люблю, нас ничто не связывает…- И нас это устраивало, что ты целуешься с обоими? – в моем голосе звучит равнодушный упрек. Она готова взорваться от злости.

- Нет. Вас это не устраивало. Только я у вас и не спрашивалась.Мой последний выпад, и она вылетает в коридор как ошпаренная. Хеймитч с упреком смотрит на меня. Я презрительно улыбаюсь и все-таки внутри чувствую что-то к этой маленькой стерве. И это что-то причиняет мне боль. А еще из глубин поднимается застарелая ревность, которая будит неприятные воспоминания. Снова начинается приступ. Руки ищут шею мерзкого переродка.Вскоре мне разрешают выходить из палаты и бывать на учениях. Пока что просто осматриваться. Руки постоянно в наручниках и рядом охрана. После встречи с Китнисс я снова и снова пересматриваю записи. Злоба растет. Постепенно я осознаю, какой никчемной пешкой был во время всей этой заварушки с Играми. А ведь когда-то я так боялся быть именно пешкой в чужих руках. От этого злость еще сильнее. Каким же ничтожеством я был, бегая за ней, даже не пытаясь разглядеть, насколько она расчетлива и лицемерна. Последнее время мысли все чаще возвращаются к Китнисс. Почему я не могу просто вычеркнуть ее из жизни? И ведь чувствую совсем не любовь, а ненависть.Беру поднос с едой и иду прямо к ее столу. Вот они, бывшие победители, Делли, Гейл - все здесь, все на ее стороне. Знают ли они, что она из себя представляет? Сидит рядом с Гейлом и даже глаз не поднимает на меня. Неужели совесть зашевелилась, Китнисс? Зачем она притворялась, будто запуталась, зачем постоянно выбирала между нами? Было бы куда легче с самого начала знать, что ничего невозможно. Но нет, ей нравилось дразнить меня, заигрывать с нами поочередно. Двуличная стерва.

- А вы как – уже официальная пара? Или они все талдычат про несчастных влюбленных?- Все талдычат, - отвечает Джоанна.Злость закипает с новой силой, я близок к очередному приступу. Последней каплей становится упрек Делли, и я погружаюсь в пучину своей ярости. В этой бездне со мной разговаривают окровавленные безгласые, переродки откусывают мне руки и ноги, там Китнисс снова и снова превращается в зверя и охотится за мной, там она раз за разом отвергает мою любовь. А я кричу, пока не чувствую боль в горле. Когда я просыпаюсь, боль остается. Похоже, я и вправду кричал.Пару недель я спокойно тренируюсь, изредка вижу Китнисс на другой стороне поля. Мне вспоминается детство, школа, моя любовь. С последней стычки я сижу за столом только с новобранцами. Тело ноет от нагрузок. За время, проведенное в палате, я изрядно потерял форму. Да еще ушибы и синяки зажили не до конца. Я много думаю о прошлом. И кажется, принимаю его.Однажды меня с тренировок вызывают к Койн. Ничего себе, меня направляют с отрядом в Капитолий. Что ж, я не против. Тем более, Койн, кажется, не потерпит отказа. Похоже, для нас с Китнисс наступают новые Голодные Игры. Только теперь у меня нет никаких иллюзий на ее счет. Единственное, что я хочу – это вновь стать собой. Или умереть. Без разницы.

Снова думаю о Китнисс. С тех пор, как она нашла меня у ручья, я стал для нее вечной проблемой. Из-за меня ей пришлось притворяться. Наверное, она тоже ненавидит меня. А между тем, я стал лучше понимать свои воспоминания: все-таки Капитолий не настолько искусен, чтобы полностью изменить мою память. Я чувствую в голове какие-то инородные, неестественные вкрапления. Они заметны, я научился вычленять их, но от них тяжело избавиться, как от старой привычки.

Когда я попал в отряд, Китнисс места себе не находила, но потом стала мягче. Впервые за все эти месяцы я почувствовал ее участие. Это было так непривычно. И еще стало больно: я ведь видел, что после всего, что между нами было, она бросила меня. Оставила наедине со своей проблемой, отгородилась, как от прокаженного. Все эти месяцы она избегала меня, а за те пару встреч показала больше презрения, чем сочувствия. И только сейчас потянулась ко мне. Резко, беспричинно. Наверняка по наводке Хеймитча. Как всегда.Я думаю, стал бы я так же вести себя с ней, будь она на моем месте? Неужели я бы также избегал ее? Хотя я все же понимаю Китнисс: что можно сделать для парня, который пытается тебя задушить при каждом удобном случае? Нет, нет, все правильно. Тогда было не время, это бы только усложнило все. И моя злость…Постепенно я начинаю доверять своему отделению. В конце концов, мне больше ничего не остается. Пусть уж субъективная картина событий, чем полное ее отсутствие. Разбираюсь с собственными накрепко втиснутыми в мозг мыслями. Убить Китнисс, 12-й разрушен. Финник рассказывает про Игры, Гейл – про наш дистрикт. Труднее всего с Китнисс. Вроде бы я помню многое по записям, но опять же ускользают детали. Она мало-помалу начинает мне помогать, и я уже не ощущаю прежней злости к ней. Мы как будто сближаемся. Так не хватает человеческого тепла. Как же я одинок сейчас! Чем больше я осознаю реальность, тем больнее и тоскливее. Все чаще я вспоминаю родителей, братьев, знакомых из 12-го. Всех тех людей, которых я теперь уже никогда не увижу. Хочется взвыть от внутренней пустоты. Хорошо, что на утро думать становится некогда. Мы движемся вперед.

Капитолий с его ловушками производит на меня пугающее впечатление. Снова в голове возникают сцены пыток, жестокости, смерти. Боюсь, как бы обстановка ни спровоцировала приступ. Еще эти безгласые с камерой…

И все-таки это происходит. Взрыв, и я вновь не управляю собой. Это ужасно, видеть, как твои руки убивают кого-то, но ты не в силах контролировать себя. Меня запирают в шкафу, я бьюсь, пока снова не ухожу в небытие. Когда я очнулся, мысль только одна - умереть. Но мне отказывают. Неужели они не понимают, насколько я опасен?Зачем Койн это сделала? И вправду, зачем? Неужели она надеется, что я убью Китнисс? Роли меняются. Настоящий переродок здесь только я. Вновь передо мной извечная задача – защищать Китнисс. Только на этот раз все сложнее: ведь бороться предстоит с самим собой.Мы лежим внизу, под Капитолием. Китнисс дежурит. Я будто возвращаюсь на первые Игры. Темнота. Она дает мне банку с едой. Мы разговариваем как прежде. А потом она гладит меня по волосам, и на мгновение мне кажется, что вовсе не было Капитолия с его пытками, не было промывки мозгов. Первые опасения уходят. Я принимаю ее ласку. Мне тепло и хорошо от ее руки.

- Такие уж мы с тобой, вечно защищаем друг друга, - говорит она. ?Всегда?, - проносится у меня в голове. Тяжесть от потерь, преследовавшая меня последнее время, уходит. Я вновь чувствую кого-то дорогого рядом.Я по-прежнему люблю тебя, Китнисс.

Китнисс Китнисс Китнисс Китнисс… - шепчут сами собой губы. Внутри опять страх, ощущение угрозы. Руки содрогаются, но наручники тут же возвращают в реальность. Защищать ее, защищать до конца.

- Беги, Китнисс!

Начинается смертельная гонка. Они умирают, люди, которых я только-только начал узнавать. От осознания всего ужаса происходящего и чувства погони я снова теряю контроль. Наручники уже не спасают. Во тьме моей реальности появляется знакомое лицо: Китнисс.- Пит! – раздается где-то по ту сторону. – Пит!

Она борется за меня. Борется, хотя я уже похоронил себя.У меня нет шансов, но она снова опровергает это. Ее губы грубо впиваются в мои, лишая меня дыхания. Мне казалось, я уже проиграл, но этот поцелуй что-то сделал. Будто вернул мне тысячу прежних, вкус которых я давно забыл. А вместе с ними волю к жизни, надежду.Ее руки сжимают мои крепче наручников.

- Не дай им разлучить нас, - твердо говорит она. И побеждает. Также, как тогда на крыше рога изобилия. Я начинаю бороться ради нее. Теперь, пробираясь сквозь дебри своих воспоминаний, я с надеждой смотрю вперед.

В подвале Тигрис она обрабатывает мне руки. И снова дежавю. Первые Игры, пещера, наши поцелуи, лекарство. Привычка смотреть в прошлое, копаться в мусорке собственной памяти. Это весьма изматывающее занятие. Я устал. Может, пора жить настоящим, не оглядываясь? Падаю в сон. Просыпаюсь от боли в руках. Все затекло.

Не могу заснуть. В голове слишком много мыслей, слишком много вариантов развития событий. Я пытаюсь просчитать все, чтобы помочь ей, защитить ее. Так было всегда: Китнисс спасает Панем, а я спасаю Китнисс. Я вспоминаю наши ночи бок о бок без прежней ненависти. Я жалею ее, такую сильную и слабую одновременно. Она столько пережила за эти два года. Ни я ни она никогда не будем прежними. Мы повзрослели одномоментно, окончательно и бесповоротно. Я вспоминаю себя до Игр и не могу понять, как так резко стал тем, кем являюсь сейчас. Помню, как работал в пекарне, витая в своих мыслях о светлом будущем, в котором видел себя художником, как мечтал встречаться с Китнисс, как украдкой следил за ней, когда она приходила в лавку. Мне частенько доставалось от матери из-за своей мечтательности, она говорила мне, что пора взрослеть, пора понимать, что мы живем в ужасном мире, где нет места мечтам. А я все равно в душе радовался, что живу благополучнее многих, и голод, нищета где-то далеко и не очень то касаются меня. А потом в 11 лет я увидел Китнисс, привалившуюся к яблоне у нашего дома. Истощенную, промокшую от дождя, погибающую девочку. Я помог ей. И в тот день мой мир омрачился, и никогда уже его краски не были так светлы.

Она лежит рядом. Неужели все это было на самом деле: Игры, дом в Деревне победителей, тур, вторые Игры, пытки в Капитолии, восстание...? Столько событий... И все связаны с ней. Я долго злился на Китнисс, долго чувствовал боль из-за нее, но теперь, когда она вновь вернулась в мою жизнь, я больше не в силах расстаться с ней. Она единственный близкий мне человек на всем свете. И если я лишусь ее, то потеряю разум. Она нужна мне, чтобы выжить. Эти мысли вызвали желание коснуться ее, обнять как раньше, когда страх преследовал нас, и мы так нуждались друг в друге. Я невольно потянулся к ней, отчего наручники напряглись и звонко заскрежетали по поверхности трубы.Но потом появились и другие мысли, я снова стал подозревать Китнисс. Почему именно сейчас она вновь стала налаживать контакт со мной, может ли в этом быть расчет? Я начал копаться в темной стороне вопроса, отчего сердце заколотилось еще сильнее прежнего. И вдруг из глубины сознания снова возник чудовищный переродок, разрывая мое сознание на куски. Будто в жутком параличе я несколько секунд боролся с наваждением. Наручники звенели в такт возрастающему тремору. Тело покрыл холодный пот, во рту пересохло. Я судорожно глотал влажный воздух и испуганно озирался по сторонам. Еще не вполне придя в себя, я услышал тихий голос Гейла:Эй Пит, все в порядке?Что? Да, в порядке. Подай воды пожалуйста.Глоток за глотком я медленно пришел в себя. Мы говорил о Китнисс. Он понимает меня, я его. Опять история нашего любовного треугольника. Кто из нас больше достоин ее? Кого любит она? Вечные вопросы без ответа.Гейл говорит странную вещь:

- Она выберет того, кто, по ее мнению, поможет ей выжить.Я думаю над этим, пока не засыпаю. ?Кто поможет ей выжить?. Странно, но мне пришла та же мысль. Мне казалось в тот момент, что я уже никогда не смогу любить кого-то по-настоящему. Что жизнь превратится в сплошное выживание, попытки жить нормальной жизнью, но не сама жизнь. Как, в самом деле, все сложится, если планы убийства Сноу осуществятся?