Часть 6 (1/2)
Паника разгорелась неожиданно и парализовала волю. Передо мной стояла главная героиня моих кошмаров. Тех, что Капитолий своими истязаниями сделал частью меня. Глаза заволокло туманом, кровь яростно пульсировала в висках. Меня охватил ужас, чувство угрозы, и руки сами потянулись к расплывчатому монстру, который двигался в мою сторону. Позже я узнал, что это была не обычная для меня галлюцинация, а реальность. Я едва не убил человека. Хотя… человека ли? Кто такая Китнисс на самом деле?В последнее время жизнь стала для меня сложной головоломкой. События предыдущих двух лет будто бы вообще разрушились и оставили после себя лишь горсть обломков. Более ранние воспоминания собрались туманом и осели как грузный сгусток на дне моего сознания. Я не помнил детально событий, но видел общую смазанную картинку. Это были какие-то блеклые акварельные наброски моего прошлого, почти лишенные подробностей. Было еще кое-что: несколько непреложных, как мне поначалу казалось, истин, неоспоримых фактов. Они постоянно патрулировали развалины моего разума: 12-й разрушен после взрыва на арене. В этом виновна Китнисс. Она – мой главный враг и враг всех людей Панема. Она создана, чтобы уничтожить всех и вся. Она – переродок. Я должен убить ее, чтобы спасти Панем и отомстить за 12-й. Эти мысли всегда появлялись стройной цепочкой, когда начиналась паника. Они были яркими и четкими, и потому давали такую желанную определенность и порядок. Я не осознавал, откуда они в моей голове, но без них я бы точно сошел с ума, увязнув в хаосе собственной памяти.Я никак не мог привыкнуть к расплывчатому миру вокруг. Все время хотелось зажмуриться, помотать головой, чтобы сфокусироваться на чем-либо. Но никогда не удавалось. Иногда я видел странные вещи, оглядывался вокруг, чтобы оценить реакцию других людей, но они не замечали моих видений. Помнится, врачи из 13-го долго переговаривались и сосредоточенно что-то писали в своих блокнотах, когда я удивленно спросил, зачем они напустили столько кошек в мою палату.Из-за приобретенного страха надолго закрывать глаза я боялся спать. Но когда усталость все-таки валила меня с ног, я все равно думал, что бодрствую. Я просто перестал замечать границу между сном и реальностью - настолько они были похожи.После обследования и освобождения от осиного яда я впервые за несколько недель почувствовал себя хорошо. Мир вновь стал четко очерченным и ярким. Даже слишком с непривычки. Все тело болело, голова особенно. Но все равно было в 100 раз лучше, чем прежде.
После недели реабилитации ко мне зашел врач с помощниками и начал долгую, размеренную беседу. Это был солидный мужчина лет сорока с черными, как смоль волосами, и мягким голосом. Поначалу он спокойно рассказал мне все, что случилось со времени взрыва на арене вплоть до этого момента. Я даже не перебивал его, хотя и с подозрением относился к сказанному. К тому же у меня не было никакой уверенности в верности своей версии.
- Пит, у тебя было сильное отравление осиным ядом. Ты не умер только потому, что он модифицирован для особого воздействия непосредственно на психику. Так что телом ты совсем скоро будешь здоров. Мы сделали все возможное, чтобы свести на нет урон от побоев и пыток, - он снял очки. – Но вот с твоим психическим состоянием все куда сложнее. Ты осознаешь, что Капитолий деструктировал твои воспоминания и запрограммировал твое сознание с определенной целью?
- Я слышал, как говорили, будто мне промыли мозги.
- Грубо говоря, да. Под действием осиного яда тебе внушили страх к конкретному человеку. Ты понимаешь, о ком идет речь? – осторожно спросил он.Я вздрогнул.
- Да.- Так вот. Пит. Ближайшие две недели мы будем проводить с тобой психоаналитические беседы с целью понять уровень повреждения твоей нервной системы и психики. Я надеюсь, ты будешь стараться оказать полное содействие для твоего же скорейшего выздоровления.- А почему я должен вам доверять? Наверняка вы заодно с ней.
- Не хочешь же ты сказать, что в Капитолии тебе было лучше, чем здесь? Мы дистрикт 13. Мы сами за себя, Пит.- А почему тогда она здесь? – я начал раздражаться. Доктор видимо почувствовал это. Он вздохнул и пристально посмотрел мне в глаза.- Пит, у тебя есть выбор: остаться во власти своих страхов и запутанных воспоминаний и всю оставшуюся жизнь мучиться от этого, либо с нашей помощью попробовать излечиться. А то, на какой мы все стороне разберемся после.- А вдруг вы сделаете со мной что-то похуже Капитолия?- Честно говоря, я не уверен, что может быть хуже, - горько посмеиваясь, сказал доктор.
- Значит, у меня нет выбора. А возможно ли вообще меня вылечить?Доктор довольно приосанился.- Вот это правильный вопрос! Я рад, что наше общение становится конструктивным. Тебя можно вылечить. По крайней мере, восстановить психическую устойчивость.
- Устойчивость? А как же моя память?- Тут тебе самому придется потрудиться. Мы, конечно, поможем ускорить процесс восстановления посредством терапевтических сеансов. Но ты тоже старайся: общайся с посетителями, собирай как можно больше информации, сравнивай, сопоставляй. Постепенно ты сможешь воссоздать картину прошлого и настоящего, уверяю тебя. Ведь дело того стоит, правда? – он слегка похлопал меня по плечу. В голове на миг вспыхнула картинка: я разговариваю с отцом. Тогда я понял, что надежда есть.
Визитов было много, я сильно уставал. Но такой накат посетителей, начиная с Хеймитча и Плутарха, кончая целой оравой докторов и психологов, продолжался только первое время. Последующие недели были относительно спокойными. Мой доктор часто приходил для проведения бесед, во время которых мне даже удавалось смонтировать некоторые кусочки из прошлого. Но при слове ?Китнисс? руки начинали дрожать, и темнело в глазах. Опять этот неприятный сгусток ненависти и страха.
Иногда я забывал самые простые вещи. Но все же постепенно мир моих воспоминаний расцветал деталями. Я гонялся за ними беспрерывно. Появлялись очертания лиц, цвета и звуки. Доктор как-то раз забыл ручку и блокнот в моей палате. Я почти неосознанно начал что-то малевать на белом листе. Руки не слушались, но все равно что-то вычерчивалось: я рисовал пекарню. Удивлению не было конца: я рисовал детально и точно. Рука подгоняла память. Когда доктор увидел рисунок, он довольно улыбнулся. С тех пор рисование стало еще одним способом лечения моей памяти.
Я понял потом, что говоря: ?Мы можем тебя вылечить?, доктор больше убеждал себя, нежели меня. От Джоанны я узнал, что когда меня привезли, никто не знал, что со мной делать. И не знают до сих пор.
Однажды ко мне привели девушку по имени Делли Картрайт. Я долго пытался вспомнить, глядя на ее лицо, что связывало нас в прошлом. В голове пронеслось: ?Кажется, я ей нравился?. Она заговорила о школе, моем отце. Память плохо поддавалась. Это нервировало меня. Погружаясь в детство, я тут же забыл о взрыве в 12-м. В голове пробежали сцены работы в пекарне, семейные обеды, ссоры родителей. Я обрадовался, что столько вспомнил из детства. Но когда спросил про родителей у Делли, она вдруг замялась и начала что-то говорить про новую жизнь. Воспоминания детства вновь блокировались, и меня перекинуло в реальность, в которой 12-й мертв, в которой я остался один среди врагов. И во всем виновата проклятая Китнисс! В голове раздался рык переродка, я на мгновение закрыл глаза и увидел жуткую хищную морду. Руки свело судорогой. Я кричал, пока меня не усыпили. Очередной нервный срыв.Следующий месяц прошел относительно спокойно. Я много рисовал, общался. Энни заходила ко мне. Милая девушка и такая красивая. Она мне нравится. Но мысли не заходят дальше дозволенного, словно внутри какой-то барьер. Резко вспыхивают кусочкидетства: я иду со школы вслед за темноволосой девочкой, украдкой бросаю на нее взгляд во время уроков, ищу ее в толпе на школьном дворе. Она почти всегда одна…
Энни выходит замуж. Я предлагаю испечь для нее свадебный торт. Она смеется. Конечно, я сделаю, если мне разрешат. Доктор согласится. Он решительно выступает за все, что помогает мне придти в себя.
По ночам мне снятся родители и братья, их смерть во время взрыва. Пепел, кости, черепа, застывшие в крике. Меня мучает одиночество и пустота. Порой я даже сомневаюсь, стоит ли вспоминать что-то. Ведь от этого еще горше осознание нынешней безысходности моей жизни. Мне незачем жить, некуда вернуться и больше не о ком заботиться. В такие моменты хочется забыться морфлингом, но врач запретил давать мне его. Остаются только пустые холсты, на которые я изливаю свою боль.
Койн заходила. Неприятная женщина. Жестокая, это видно по глазам. И как-то уж слишком мило она вела себя со мной. Будто я вовсе не предатель, а прямо лучший солдат 13-го. Сказала, что я могу присоединиться к учениям как только буду готов. Получается, ее даже мнение врача не интересует? Пожалуй, я не против. Хоть какое-то разнообразие. От этой палаты уже тошнит.На очередной сеанс доктор приносит записи Игр и публичных выступлений. Сначала я против, стало не по себе. Но другого выхода нет. Первые Игры. Жатва. При виде Китнисс сжимаются кулаки. Но я уже могу контролировать себя. Не без помощи таблеток, конечно.
Недоумение. Вот главное чувство, которое владело мнойпри просмотре. Это как в школе, когда я подготовил не тот параграф, хотя был уверен, что все делаю правильно. В интервью признался ей в любви. Как я мог такое сказать своему убийце?- Вот, вот момент истины! Ее первая попытка меня прикончить, смотрите! – воплю я, когда доходим до момента с осами. Внутри все дрожит при одном виде этих тварей.- Не могу отрицать, Пит. Здесь попытка убийства налицо. Но заметь, не только тебя. Ты же в этот момент на стороне профи, ее враг.
- Ладно, давайте дальше смотреть.Ее первый поцелуй. Внутри что-то екнуло и тут же накрылось злостью. Притворство. Ненавижу ее! Единственный момент, когда я действительно серьезно засомневался в себе, это ее отчаянная вылазка за лекарством. У нее совершенно не было мотивов спасать меня тогда. А может я зачем-то все-таки был ей нужен? Ну конечно, подорвать авторитет Капитолия. Вот зачем я был нужен ей. Никаких личных мотивов. Ради меня самого она ничего не сделала.
Притворство и предательство, предательство и притворство. Как я мог позволить так долго использовать меня?
С каждым новым просмотром прояснялась моя память и росла ненависть. Нет, Китнисс не переродок. Это слишком сильно сказано. Она всего лишь маленькая двуличная тварь, которая вертела мной как заблагорассудится. Я вспомнил наши ночи в поезде. Притворство. Вспомнил ее поцелуй с Гейлом на кухне. Предательство. Вспомнил ночь на пляже. Притворство. Вспомнил ее заговор с Хеймитчем. Предательство.
Я попросил привести ко мне Джоанну.
- Привет.- Да, привет, Пит, - она устало плюхнулась на стул рядом с моей кроватью. – Мерзко тут у тебя. А это что в углу? Ты опять рисуешь?- Что-то пытаюсь. Как ты?- Паршиво. Но лучше, чем ты, - она усмехнулась. – Скоро тебя отсюда выпустят?- Не знаю. Но лучше уж быть запертым тут, чем кого-то убить в припадке.Она поднялась и подошла к картинам, посмеиваясь. С полминуты она осматривала мои мрачные работы, порывистые, резкие и страшные, как моя боль.- Отвратительно тут кормят. За это можно и убить. - Ты общаешься с Китнисс? – нерешительно спросил я.- Приходится. Мы в одной комнате живем.Я насторожился.- И что она делает?- Ее только недавно из второго дистрикта привезли с пулевым. Она туда ездила с этим красавчиком… как его…- С Гейлом?- Угу, - Джоанна противно заулыбалась. – Что, неужели все сохнешь?- Нет, - мне даже смешно вспомнить. Внутри только злость. Теперь я не могу доверять даже Джоанне.