Глава 1 (1/1)

Фигаро был уже достаточно взрослым, чтобы понять слово ?развод?. Однако обычно так называли расставание супругов, а его родители супругами не были: почти шестнадцать лет совместной жизни прошли под флагом сожительства. Фигаро считал, что это очень удобная позиция для старшего Банкорана, учитывая его склонность к изменам. Мараих был для него возлюбленным, но не мужем – и это уже снижало планку ответственности. Мараих же за шестнадцать лет едва ли не вознёсся на небеса подобно Небожителям – не каждому смертному дано пройти столько мучений. И всё же, когда до вознесения оставался один шаг, терпение достигло предела. Мараих уже не был тем юношей, у которого вся жизнь вращалась вокруг любимого мужчины: на самом деле с появлением Фигаро потребность в Банкоране как в источнике любви и объекте заботы если не отпала, то на порядок ослабла. Мараих не отказывался от чувств, просто помимо своей романтической любви обрёл ещё и родительскую. Фигаро же отказывался понимать, как Джек к своим сорока с лишним годам умудрился сохранить поистине ослиное упрямство... Упрямство не понимать, что своими интрижками причиняет боль возлюбленному. В последнее время из-за возраста ли, из-за уверенности ли в своей безнаказанности, Банкоран совсем осмелел, и вместо оправданий Мараих услышал грубое ?И что?? на предвещающую скандал фразу: ?Твой телефон нашли в отеле?. Ситуация накалялась вот уже шестнадцать лет, и многие бы подумали, что в тридцать три пора бы осознать своё положение, а не надеяться на чужую совесть... Однако Мараих поистине любил Банкорана, привык быть домработницей, кухаркой и прачкой, привык ждать вечерами до глубокой ночи, придумывать всевозможные оправдания, радостно вешать лапшу на свои уши и прощать за ?извини?; и он готов был продолжать, если бы не глупый вопрос. И что? За пару секунд молчания, повисшего сразу после двух простых слов, Мараих вдруг осознал, что вот уже несколько лет не имел со стороны своего мужа, каковым он его считал, ни капли уважения. И более того, не уважал и сам себя, прощая неверность. ?Такой уж он человек, ничего не поделаешь. Что со мной, что без меня – горбатого могила исправит?. Что со мной, что без меня. – И куда ты собрался? – глядя на полный чемодан, спросил Банкоран, и Мараих лишь фыркнул. – Ты подумал о Фигаро? – Он уезжает со мной, – не поворачиваясь, ответил Мараих и застегнул сумку. – Куда? – не унимался Банкоран, едва ли желающий отпускать куда-то Мараиха: сколько раз тот намеревался уйти, но всякий раз возвращался, остывая после ссоры по одному и тому же поводу. Теперь же Джек был крайне недоволен тем, что Мараих хочет втянуть в свою истерику и Фигаро. – На Малинеру. – Я не давал согласия. – Ему уже пятнадцать, если ты помнишь, и он вправе решать с кем жить. – Ты считаешь, всё на пользу? Он ребёнок, это для него стресс – об этом ты подумал? – Ах, а ты считаешь, он живёт в аквариуме и не знает, что происходит? Чем занимается его отец в свободное от работы время, с кем он этим занимается и где. Подумай сам, а потом спроси ещё раз, подумал ли я о Фигаро. Несмотря на крайне нервное состояние, Мараих пытался держать себя в руках, как бы ни хотел выцарапать проклятые глаза псевдомужа. Тот же, впрочем, уже не знал, стоит ли скептически относиться к этому расставанию или сейчас пора бы начать беспокоиться. С одной стороны, Мараих уже пытался уйти, но лишь единожды всерьёз убежал в посольство Малинеры на пару дней, пока Банкоран за ним не приехал. Теперь же речь шла не только о Мараихе, но и о Фигаро, который вот-вот окажется очень далеко от Лондона. – Что же вы собрались делать на Малинере? Жить во дворце с Паталлиро? – Это уже не твои заботы. Фигаро собирал последнюю сумку, слушая, как в очередной раз препираются родители, и чувствовал себя предателем. Больше всего на свете он любил Мараиха… может, даже из-за жалости, но какая разница? Его папа заслужил хоть немного сочувствия и сострадания за всю свою жизнь. В то же время, Фигаро не отрицал и любовь к Джеку, хоть тот зачастую поступал по-свински с Мараихом. Как отец он был не плохим, однако как постоянный партнёр в отношениях – хуже не придумаешь. И Фигаро сожалел, что его родители больше не хотят быть вместе (по крайней мере, один из них), но ему становилось легче от мысли о наконец наступившей свободе для Мараиха. Расставание означало, что больше не будет выматывающих ссор, подозрений, обмана и предательства. Не будет слез и битой посуды. Битую посуду Фигаро не любил больше всего. Но расставание родителей не означало, что Фигаро собирался как и Мараих рвать связи. Он верил в своё право общаться с Джеком, к тому же тот часто бывал на Малинере из-за способностей Паталлиро наживать врагов. Возможно, Банкоран будет чаще навещать Малинеру, если там будет Фигаро? С другой же стороны, сотруднику МИ-6 и дома-то бывать некогда, о каких частых поездках может идти речь? Фигаро, признаться, даже стал сомневаться в том, что у Джека найдётся время просто поговорить по телефону, особенно если он с головой уйдёт в работу от стресса… Или у него появится новый любовник. И всё же Фигаро никак не мог поверить, что они действительно улетают. Навсегда или на время – пока вопросов не возникало. Сидя в аэропорту и ожидая рейс, Фигаро то и дело поглядывал на Мараиха, в чьих усталых глазах читались тоска и решимость. И стоит ли объяснять, откуда на лице человека, настолько озабоченного своим внешним видом, появилась бледность, тёмные круги и редкие морщинки. Решение уйти Мараиху обычно давалось очень просто: обида так сильно задевала его, что он без промедлений сбегал из квартиры, в которой прожил десяток лет. Однако проронив литр слёз и закатив истерику, он рано или поздно остывал и возвращался, чтобы услышать слова любви, извинения, обещания и прочие слова, не несущие никакого смысла. Потому что всё повторялось. В этот же раз Мараих так тихо отреагировал на слова Банкорана, что тому и придумывать ничего не пришлось. Это обстоятельство не могло не обрадовать Джека, порядком уставшего от скрытности и скандалов, однако затишье действительно оказалось лишь предвестником бури. Мараих не почувствовал в себе сил лить слёзы – за шестнадцать лет, кажется, они просто кончились. Или он просто устал. Всё было действительно очень просто: Банкорану стало не интересно. Человек, менявший возлюбленных не реже раза в год, наверняка соскучился по жизни холостяка без семьи, и семья в данном случае не была для него оплотом, поддержкой и опорой, как для Мараиха. Наверное, мысль, что нужно возвращаться домой, потому что тебя там ждут, наводила на Джека тоску, уныние и злость. Разве может он быть кому-то должен, кроме своей страны? Разве его ?сожитель? и ребёнок могут решать, когда ему – успешному, сильному и независимому – возвращаться? Мараих так крепко зацепился за эти мысли, что перестал воспринимать их как свою фантазию, каковыми они и были. И тогда, уже под утро, лёжа на краю когда-то ?их? кровати, тупо глядя в темноту, за ночь не сомкнув глаз, он понял, что уже давно не чувствует себя нужным… Нужным Банкорану, разумеется: в отличие от своего отца, Фигаро взаимно уделял Мараиху намного больше внимания и заботы. Фигаро же так хорошо знал Мараиха, что прочитал все его мысли, и был в какой-то степени с ними не согласен. Банкоран не очень любил лишний раз выражать чувства, но всё-таки совсем отрицать его любовь и заботу было неправильно. Возможно, это видел лишь Фигаро с позиции третьей стороны… Но пусть так, он не спешил переубеждать отца: Мараих всё ещё находился в состоянии невесомости – решительный, но таящий сомнения; и Фигаро боялся тревожить его хрупкое сердце. Он лишь тактично молчал, готовый идти за Мараихом хоть на Северный полюс, и ждал нужного момента. Малинера же тревожных настроений не разделяла, и встретила новоприбывших тёплым солнцем, освежающим бризом и запахом цветов. Туманный Лондон остался далеко позади, страна вечной весны цвела круглый год, а Мараих стал выглядеть чуть лучше после сна в самолёте, но всё ещё не избавился от налёта усталости. Как Фигаро и ожидал, на первое время им пришлось остановиться в замке Паталлиро. Король молча проводил взглядом Мараиха, решившего прилечь на пару часов, и выжидающе взглянул на Фигаро. – Насколько серьёзно в этот раз? – Ну, учитывая, что дома не разбилась ни одна тарелка, это решение явно не спонтанное, – поделился Фигаро уже в гостиной, когда лукоголовые унесли весь багаж. – Даже при мне бывало, что папа резко бросал всё и уходил, иногда даже с вещами… Если честно, мне кажется, Джек даже не до конца понял, из-за чего папа решил уйти – настолько тихо это произошло. – Так что, мне ждать визита? В прошлый раз Банкоран приехал в посольство за Мараихом на следующий день. – У него с завтрашнего дня командировка во Францию, так что не думаю, что он найдёт время на перелёт и выяснение отношений. – Встретились два дурака – на том и сошлись, – взвыл Паталлиро и сполз с кресла, выставив ноги далеко вперёд. На его лице появилось задумчивое выражение пополам с усталостью. – Они делают из меня крайнего каждый раз, когда ссорятся, вот уже шестнадцать лет! Что им спокойно не живётся? Зачем я вообще с ними познакомился? Почему я должен решать их проблемы? – Потому что они решают твои, – напомнил Фигаро шёпотом. – В любом случае, сейчас папа выспится, и нам нужно будет что-то придумывать с жильём. Я, конечно, не исключаю, что через неделю мы можем оказаться дома, однако в этот раз всё совсем не так, как было во все прошлые расставания. – Чем тебя не устраивает дворец? Моё королевское величество готово принять мать-одиночку и её несмышлёныша. За символическую плату. – В самолёте папа сказал, что нашёл несколько вариантов в интернете. Это тоже можно расценивать как серьёзные намерения: иначе мы бы действительно остановились у тебя. Поиск жилья при расставании ?назло? или ?на время? – точно не в его духе, – вздохнул Фигаро и подставил кулак под подбородок, взглянув в окно. Ответной реплики от Паталлиро не последовало, и после молчания Фигаро поднялся. – Пойду позвоню. – Банкорану? – Очень надеюсь, что он волнуется. Отыскав во дворце телефон, Фигаро набрал домашний номер, заученный наизусть, однако после серии длинных гудков так и не получил ответа. Сбросив вызов, он набрал ещё один номер. Глупо было полагать, что в разгар дня Банкоран может ответить на домашний телефон. Да и ночью, бывало, он не брал трубку, находясь совсем не дома – может, на работе, может, с любовником в отеле или в ресторане. А распространение мобильных телефонов вовсе сделало Джека хитрее. Как и ожидалось, трубку всё же сняли, но ответил на другом конце совсем не тот голос, который хотелось услышать. Секретарь Банкорана, которого тот нанял сразу же после повышения, был лет на пять старше Фигаро, но мнил из себя невесть что. Фигаро из-за этого очень не любил звонить на работу отцу, но машинально набирал именно этот номер, а не мобильный. Узнав, что Банкоран у себя, Фигаро ничуть не удивился и даже немного успокоился… Успокоился тому, что Джек не побежал искать любовника хотя бы в первые пару часов. После короткого сигнала трубку вновь сняли, и теперь это был тот самый человек, от которого больше всего хотелось услышать ?Алло?. – Привет, – оглядевшись, тихо произнёс Фигаро, будто шпион докладывал начальству о ходе миссии. – Добрались? – спросил Банкоран, и в его голосе не было слышно ни намёка на злость или вину. Ответа он не ждал, и Фигаро, в ту короткую паузу, что выдержал Джек, услышал щелчок зажигалки. Он вдруг подумал, что пепельница на столе, наверное, уже переполнена. – Да, остановились у Паталлиро. Папа решил сначала поспать... – Сначала? – переспросил Банкоран. – Ну, потом поедем смотреть жильё, наверное. Он так сказал… – теперь Фигаро действительно чувствовал себя засланцем на вражеской стороне. Или же это была сверхъестественная сила английской разведки – вытягивать информацию у кого угодно. – Вы можете остановиться у Паталлиро, к чему эта морока? – Похоже, ?остановиться? – это не подходящее слово для переезда… – Не дай ему творить глупости. Фигаро на мгновение замешкался. Да, возможно, спонтанный разрыв отношений и переезд в другую страну и были глупостями, но вправе ли человек, который не стесняется изменять своему партнёру, зная, что тот очень ревнует и переживает, давать такие советы? Может, Фигаро надо было ?не давать творить глупости? именно старшему Банкорану? Тогда и ?не давать творить глупости? Мараиху не пришлось бы. – Из твоих уст это звучит не очень… – Я-я не понимаю, что его не устроило, – попытался оправдаться Банкоран, заикнувшись. – И всё-таки ты даже не попытался его остановить. Да, он уже не первый раз уходит, но, мне кажется, ты мог бы просто попросить его остаться. И он бы остался. Банкоран на другом конце выдохнул. С начала разговора прошло достаточно времени, чтобы выкурить сигарету, и эта сигарета, похоже, была уже второй. – В общем, я позвоню, когда мы определимся с домом… – Я буду в командировке всю следующую неделю. Прилечу на Малинеру сразу из Франции. К тому времени Мараих уже отойдёт, потяни время – пока поживите у Паталлиро. – Может, тогда поговоришь с ним хотя бы по телефону? – Он бросит трубку. – Я скажу, что ты собираешься прилететь? – Как хочешь. Фигаро ответил тихим ?Ладно? и после короткого прощания положил трубку. Он думал, что разговор его немного успокоит, но на самом деле всё стало хуже – злость поднялась откуда-то изнутри, но никуда не могла выйти. Фигаро медленно перевёл взгляд на вазу, стоящую рядом с телефоном. Пышные красные розы источали тонкий травянистый аромат, а их цвет ярко выделялся на фоне пастельных тонов коридора. Осторожное движение рукой, и ваза, заполненная водой лишь на половину, мягко соскользнула со стола и разбилась вдребезги. Лужа с плавающими лепестками начала расползаться в стороны, и на шум прибежали проходившие мимо лукоголовые. – Что такое? Фигаро, ты не поранился? – Я случайно рукой махнул, когда клал трубку. От недосыпа, наверное, – неловко посмеялся Фигаро, показав ?непослушную? руку, и ещё раз взглянул на осколки не самой дешёвой вазы. Так вот зачем Мараих бил посуду – так действительно становилось чуть легче, хоть и ненадолго.