Призраки прошлого (1/1)

Остаться здесь... Среди вещей и предметов, до которых мы оба дотрагивались. Которые еще помнят наше дыхание. Во имя чего? Ради надежды на ее возвращение? Но у меня нет этой надежды. Единственное, что мне остается — это ждать. Чего ждать? Не знаю… новых чудес? (с) Солярис.Дождь барабанил по старым черепицам маленьких домиков, рядком вдоль узкой улицы выстроившихся на окраине города. Грозовые свинцовые тучи наглухо затянули ночное небо, и в непроглядной тьме косые нити обрушались мощным потоком на вымощенные черным щебнем дороги. В конце осени частые дожди для Праги были явлением хоть и неприятным, но давно уже привычным и обыкновенным. Шататься в это время по улицам у нормальных людей желания не возникало, да и бездомные с оборванцами тоже попрятались по своим углам. Ночью в дождь только беду кликать, ежели ты самоубийца. Но и таковые были.Сквозь шум ливня и шелестевшей мокрой листвы отчетливо слышались торопливые шаги спотыкающихся и заплетающихся ног, а иногда это был и бег. Кто-то, очевидно очень напуганный, улепетывал от своей судьбы, панически озираясь по сторонам. Этим ночным беглецом был совсем еще молодой парнишка, худощавый и невысокий. Его рыжие кудри потяжелели от дождя, под зелеными глазами залегли тени, а пухлые губы были искусаны в кровь. Он бежал от преследующего его проклятья, что шло за ним по пятам. И если раньше этот побег был осторожен и медлителен — из Испании в Чехию — то сейчас парень в прямом смысле ?бежал?. Его надежда затеряться в Праге и остаться в живых рушилась на глазах. Но он усердно боролся за свою никчемную жизнь — умирать очень не хотелось. Тем более таким молодым. Какого это — знать, что за тобой уже идут? И, к сожалению, быть абсолютно уверенным, что убьют наверняка, а сейчас ты всего лишь бесполезно оттягиваешь это событие. Мальчишка мчался по пустынным улицам, совсем не разбирая дороги, и с ужасом словил себя на мысли, что сам себя загнал в парк. В темный, давно забывший все радости ухода и заботы. Волна страха нахлынула на парня, и он замер на месте, лихорадочно соображая, что же ему делать дальше. Куда бежать? Однако ответы найти он не успел, ибо мысли прервало самодовольное фырканье за его спиной. Поледеневший от страха, юноша несколько мгновений лишь глупо смотрел впереди себя и только после медленно повернулся, с каждой секундой все больше поддаваясь панике. А вот и его палач. Ноги будто бы одеревенели, не позволяя двигаться, а треглавый пес, нависший над своей жертвой, терпеливо выжидал и наслаждался минутой промедления, давая парню возможность вдоволь наораться. На несгибаемых ногах тот все же отпрянул назад, приземлился кобчиком о землю и, выставив руку вперед, начал отползать, попутно умоляя оставить его в живых:— Я не виноват! Не виноват! — заполошно кричал он, не обращая внимания на свои собственные слезы. — Не убивай меня, я ни в чем не виноват! Я делал лишь по приказу Агэпито, мне нужны были деньги, иначе он убил бы меня! Я не знал, откуда они взяли этого парня, я думал... я думал, что он тоже такой же, как и все мы!Цербер скептично прищурился парой глаз, несмешливо фыркнул.— Я не знал! Я не знал! Умоляю, пощади! — стонала жертва, беспомощно карабкаясь назад. Но пес лишь покачал головами и, осклабившись, в один большой прыжок достиг парня и накрыл его собой.Отчаянный вопль затерялся в раскате грома... ***Год спустя. В небольшом поместье на окраине Лондона, спрятавшись от любопытных людских глаз, преспокойненько жила всеми давно забытая графиня де Ленмар. И в этот вечер она ужинала со своим гостем, который прислугой давно уже был возведен в статус сожителя. Но на все их сплетни немолодая графиня лишь молча отмахивалась — мол, думайте, что хотите. Сейчас же она сидела за столом наедине с молодым мужчиной, которому разрешила спуститься впервые за год. — Я думал, буду вечно в заточении, — хмыкнул собеседник, подхватив бокал с вином.— Ну, что вы, зачем мне это? — невозмутимо улыбалась женщина. — Я же вам говорила: как только ваши раны затянутся окончательно, вы будете свободны.— Свободен ли? Помнится, вы говорили мне о странных вещах, из которых я понял, что нахожусь в не очень приятной ситуации. Графиня скептически взглянула на собеседника, молча отправляя в рот кусочек тушеной баранины и запивая его глотком вина. Нарушать нависшую паузу женщина не торопилась, однако чуть погодя, видимо, все же приняв для себя какое решение, утомленно вздохнула:— Томас, вы ведь прекрасно все помните. Незачем ломать комедию.— Помню, — согласно кивнул Хиддлстон, так и не притронувшись к еде. — Однако я все еще не могу понять, какое ко всему этому отношение имеете вы, что вам, собственно, надо, и почему я жив. — О, все это я с удовольствием вам поведаю, — вскинув брови и взглянув в свою тарелку, чуть отодвинув ее, графиня коротко улыбнулась. Щелкнув пальцами, подозвала прислугу, приказав убрать вторые блюда и подать десерт.Все то время, пока им обоим меняли жаркое из баранины на клубничный чизкейк с кленовым сиропом, никто не проронил ни единого слова. Когда прислуга вновь оставила хозяйку наедине с гостем, графиня нарушила тишину:— А вы, собственно, недовольны тем, что живы? — задумчиво уточнила она, подковырнув ложечкой мягкий чизкейк. — Не заговаривайте мне зубы.— Томас, Томас... — она легко улыбнулась. — Вы видите во мне зло, опасность, врага. Не надо — не моя вина, что два властолюбивых человека решили присвоить себе силу, несущую сплошные разрушения. Я же не собираюсь строить интриги или угрожать вам. Наоборот, я несу вам ваше спасение. Скажем так, лишь я могу сказать вам, в чем заключается ваша задача.— Моя задача? — усмехнулся Хиддлстон, пробуя на вкус десерт. Аристократ почувствовал себя немного пристыженным, когда графиня тонко намекнула ему на его жадность и тщеславие. — Вы должны взять под контроль Цербера, — невозмутимо и коротко оповестила его графиня, и Том едва не поперхнулся.— Вы шутите? Я видел этого пса, это совсем невозможно!— Все возможно. Его необходимо контролировать, — жестко повторила женщина.— Помнится, после первой крови он уже в состоянии давать себе отчеты в содеянном?Графиня молча кивнула.— Слушайте, — утомленно вздохнул Томас, — я не хочу играть в эти ребусы. Вы собираетесь мне загадками говорить?— Упаси боже, — меланхолично отмахнулась женщина. — Я расскажу вам все понятно и коротко. А вы, пожалуйста, слушайте и не перебивайте.Том кивнул. — Вы не могли умереть, — с удивительным спокойствием начала она. — Это просто было... невозможно. Первая жертва Цербера становится его же хозяином, ибо в его жилах начинает течь та самая первая кровь. Так что стали вы одним целым, могу вас поздравить, — в ее голосе Том уловил горькую иронию. — После первой жертвы Цербер смог контролировать свою силу, но он по-прежнему не в состоянии контролировать сам себя. Как человек, как монстр, как существо, желающее мести и власти. Проще говоря, это ребенок, который понимает, что он делает, но без контроля родителей позволяет себе много лишнего. Да вот, пожалуй, и все. Томас молчал, едва ли немигающим взглядом следя за движением губ графини, будто бы это помогло ему лучше воспринять информацию. — То есть, если я правильно вас понял, я должен оберегать мир от его попыток захвата, читать вечерами ему Библию и водить на воскресную службу, дабы он проникся к возвышенному, а всю его силу направлять во благо? Женщина молча сделала глоток вина, не сводя укоризненного и холодного взгляда с Хиддлстона, без слов осуждая его за неуместную иронию. Томас виновато вздохнул и продолжил уже без прежнего сарказма:— А что, если я сам окажусь злым гением и с помощью своего же подручного захочу поработить аж целый мир? Взгляд графини угрожающе потемнел, однако вскоре невозмутимая улыбка вновь озарила бледное личико.— Помните, мой дорогой, что Цербер и его хозяйка уже были повержены. И на вас противодействие найдется. — Прекрасно, — весело усмехнулся аристократ. — Слушайте, к чему все это путанное волшебство? Какие-то везде подводные камни, загадки, недомолвки, поправки... не легче ли было взять и уничтожить к чертовой матери все реликвии, чтобы и желания ни у кого не было воспользоваться ими? — Не легче, — женщина равнодушно пожала плечами. — Их просто не уничтожить, вот и все. — Еще лучше... но я не хочу ничего общего иметь с Хемсвортом, — внезапно опомнился аристократ. — Ваши отношения с пиратом мне неинтересны — это ваше личное дело. Контроль Цербера — вот, что необходимо. А тут, уж извините, но вы связаны до самой смерти. — Однако если я откажусь?— Потомственные пиратские бароны уже знают, что пес снова бродит по земле, — улыбнулась графиня. — Будьте уверены, с огромными жертвами и долгой борьбой, но они запихнут его обратно в преисподнюю. И вас вместе с ним. Так что через пару лет вы умрете. Вас радует такая перспектива?— Нет, — честно ответил Том и вздохнул. — И... как мне его искать? А главное, где? Я же не знаю!— Это уже не мое дело. Однако кое в чем я могу облегчить вашу участь — Хемсворт так был опечален вашей гибелью, что забыл ошейник в пещере. Гребень он, правда, забрал, — задумчиво протянула женщина. — А вообще странно... как он мог забыть одно, но взять другое? Или вовсе не воспринял силу цепей? Зря...— И что? Прикажете мне бегать с этим ошейником по всему миру что ли?— Ну, например. А, впрочем, начните с Тортуги? Вам лучше знать, где можно найти Хемсворта... Томас тяжело вздохнул и запустил пятерню в волосы, нервно ероша их. — И когда мне отправляться?— Сейчас, — графиня обворожительно улыбнулась.— Что!? Среди ночи? — опешил аристократ. — Давайте на рассвете? А лучше через день, м? — Томас, — холодно осадила его женщина. — На ваше восстановление ушел год. Год! Хемсворт уже изрядно наворотил дел и продолжает этим заниматься.— И чего ему неймется-то? — Вообще-то, он за вас там мстит. За вашу честь, и все дела.— Рыцарь чертов. — Что-то вроде этого. Покиньте меня уже, наконец, — беззлобно улыбнулась графиня. — Спасайте себя и шкуру вашего пса, Томас. ***1801 год. Звук разбившегося хрусталя неприятно резанул слух. Острые осколки, испачканные вином, посыпались в тарелку с горячим супом, остальные же врезались в тонкую кожу.— То есть как — завтра? — тонкий голосок едва дрогнул. Лиам не повел и бровью.— Что тебя так удивляет? —отпивая вино из своего бокала, уточнил он. — Я говорил тебе, осторожнее с хрусталем. Он очень хрупкий.— Ты вернулся три дня назад и уже завтра собираешься опять в море?— Повторяю свой вопрос, — прожевывая кусочек мяса, спокойно проговорил Лиам. — Что тебя так удивляет? — Ты, очевидно, забываешь, что у тебя есть семья, — с нажимом произнесла Эмма, стряхивая с ладони осколки, не обращая внимания на боль. — Я жду тебя месяцами. Извини, я не записывалась воспитывать детей одна, просиживая дырки в юбках на суше, и ждать, пока ты соизволишь нагуляться в этом чертовом море!— Прошу тебя, не начинай. Ты прекрасно знала, выбирая меня, что я пират и нуждаюсь в этом, как ты выразилась, ?чертовом море?. — Превосходно, милый! Только знаешь ли, я тоже хочу наконец-то отправиться в путешествия на корабле с командой! — А детей одних оставить? Правильно, им же уже год, они в состоянии позаботиться о себе лично!— Останься еще хотя бы на пару недель.— Я не могу оставить команду на столько, — непреклонно отказал Лиам, отбрасывая салфетку в пустую тарелку перед собой. — Перебинтуй руку, кровоточит.— Какая забота, — криво усмехнулась Эмма, плотно сжав зубы. — Ты совсем не думаешь обо мне и о детях! Какого черта!? Я задолбалась слушать этих куриц-наседок, которые несут какую-то ахинею, и понимать, что я сейчас ничем не лучше них!— А ты не неси ахинею.— Лиам!— Эмма!Громкие голоса, очередная ссора, пронзительный детский плач из комнаты.— Молодец. Я целый час укладывала детей. И, кстати, ты тоже вообще-то имеешь к ним отношение, смею напомнить, — холодно процедила девушка, приподняв голову.— Фу, — фыркнул недовольно пират. — Не веди себя, как чопорная...— Аристократка? — продолжила за него Эмма. — Да? Тогда хочу тебя огорчить, любимый мой, я и есть аристократка!С этими словами девушка, гордо развернувшись, удалилась в соседнюю комнату, где надрывно плакал ее сын. Их сын. Лиам тяжело вздохнул, утомленно глядя на недоеденный супругой ужин, и недоумевал. Ему в море чертовски не хватало Эммы, но возвращаться каждый раз к ней на сушу становилось все труднее и труднее. Он скучал по своей своенравной и строптивой пиратке, по первости рвался к семье со всех ног, однако на берегу его встречала холодная и вечно недовольная аристократка. Это утомляло. Нет, он по-прежнему любил свою жену, безмерно любил своих двойняшек, но такая жизнь его тяготила. Лиам лишь искренне надеялся, что как только дети подрастут и всей семьей они отправятся в море, у них снова все наладится. Вот только ускорить этот процесс он никак не мог, а пропасть между супругами становился все больше и больше, рискуя в один прекрасный день стать непреодолимой...Спустя четверть часа он зашел в комнату и обнаружил, что жена его сладко спит на кушетке, а в колыбели мирно сопят детишки. Вздохнув, он подхватил Эмму на руки и отнес в спальню, укладывая на мягкую постель. А после осторожно прикрыл дверь за собой, уходя в гостиную и не слыша, как тихо всхлипнула его супруга.Однако когда он уже собрался улечься на диване, скользнувшая за окном тень привлекла его внимание. Воровато оглядевшись по сторонам, будто бы боясь увидеть сейчас свою жену, Лиам неслышно вышел на небольшую террасу возле дома. — Давненько ты не заглядывал, — устало протянул Хемсворт, взглянув неопределенно на поджидавшего его мужчину. Стоит отдать должное времени — оно беспощадно ко всем. Особенно, если снабдить его скорбью и разбитым сердцем. Всего за два года Крис изменился. Нет, он по прежнему высок, широкоплеч и силен, а стальные мышцы под загорелой кожей внушают неопределенный страх, однако как потускнели вечно горящие живые глаза. Усталый и замученный взгляд, казалось бы, лишенный всякого интереса к происходящему и наполненный темной тоской, уже не привлекал, как это было когда-то. Залегшие под глазами глубокие тени, потрескавшаяся кожа на губах и впалых щеках, растрепанные длинные волосы и многодневная щетина, грубые складки на лбу — и вот уже перед вами иной Крис Хемсворт, пират, который сейчас пугал не только своими жестокими деяниями, но и внешним видом. — Ужасно выглядишь, — выдал Лиам.— Ты не лучше, — ответил безучастно пират. —Эмма спит?— Да. Только тише, пожалуйста, не разбуди ее, — утомленно вздохнул мужчина и потер переносицу.— Она все еще не простила меня?— Простила. Только это не вернет... — запнулся Лиам, искоса глянув на брата. Тот хмуро кивнул.— Я понял. Повисла напряженная пауза. Оба молчали, не глядя друг на друга. Крис нарушил тишину:— Она боится меня?— Она боится за детей, — тихо возразил брат, покачав головой. — Поторопись, пока не проснулись.Хемсворт кивнул и бесшумно зашел в дом, минуя гостиную и тихо пробираясь в комнату своих племянников. В колыбелях мирно посапывали два светловолосых ангела. Они были похожи друг на друга, но в то же самое время их лица отличались, переняв черты родителя по-своему. Вот вздернутый носик мамаши у неугомонного Виктора, ее тонкие губы и отцовские ясные голубые глаза. Как он забавно периодически хмурится, капризничает и требует своего. О да, нравом он пошел в Эмму! А вот Анна-Мария была спокойнее, подобно ее отцу, от которого она унаследовала пухлые губки и прямой носик. А глаза — Крис очень хорошо помнил — его, Тома. Цвета гашеной зелени, в гневе темнеющие и хризолитом отливающие в веселье, они были точь-в-точь как у Томаса. Пират улыбнулся, глядя на спящих племянников, и вскоре покинул комнату, возвращаясь к брату. — Ты выглядишь уставшим, — усмехнулся Крис. — Строптивая женушка все нервы вымотала? — Я бы все отдал, чтобы это было так, — досадливо произнес Лиам, всматриваясь в ночное небо и ловя себя на мысли, что ему хочется сбежать. — Она меняется... это уже не та пиратка, не та капризница, не та... она становится, как все.— Сам виноват, — пожал плечами Хемсворт. — Взял бы ее с собой.— И с детьми?! На пиратское судно?!— Слушай, Лиам, — напряженно начал Крис, поворачиваясь к брату лицом. — Твои дети в любом случае, при наличие таких-то родителей, станут пиратами. Их придется приучать к морю, так почему бы не начать сейчас? Брось, ты вообще даже родился на борту корабля!— Не думаю, что команда будет в восторге.— Ты капитан или кто? Нашего отца никто не спрашивал и даже упрекнуть не посмел, когда на борту мы всем нашим чокнутым семейством оказались. — Не знаю... завтра я, в любом случае, отправляюсь снова в море. Без Эммы.— Самоубийца. Впрочем, дело твое. Однако не дай бог обидишь девчонку — самолично тебе шею сверну.Лиам глухо рассмеялся:— Вот те на те, братец... а ты-то куда лапы намылил? Всех перегрыз уже?— Еще двое.— Ты уже два года бегаешь! Чего тебе неймется? Успокойся, Крис.— Нет... — пират осклабился, не сводя с брата взгляда. — Чем дольше я к ним иду, тем сильнее их страх. Они знают, что я ищу их, они меня ждут.— А ни в чем неповинные люди-то каким боком в твоем мстительном списке оказались, а?— Я не виноват, — Крис примирительно поднял ладони. — Они просто затеяли на меня охоту. Инквизиторы, черт бы их побрал... думают, что смогут поймать меня. Какие я только легенды касательно себя слышал. Ты вот, например, в курсе, что если отрубить мне головы, то на месте каждой вырастут еще по две новых? Или, например, если дать мне выпить чье-то там молоко, я вдруг стану ручным псом и меня можно будет использовать во благо государства?Лиам опустил голову и беззвучно засмеялся, зажимая рот ладонью, чтобы ни проронить ни единого громкого звука. Хотя смех так и рвался.— Я еще слышал, что ты огнем дышишь, — заметил брат.— Точно... про это чудо я вообще забыл, — весело усмехнулся пират. — Тогда... до встречи? Не дай бог она произойдет в море.— Я не посмотрю на наше родство!— Я тебя потоплю.Лиам еще раз коротко хохотнул, а Крис тем временем скрылся из виду. И только на борту своего корабля он почувствовал себя свободным и расслабленным, будто по суше за ним везде следили, и лишь в море он был недосягаем... Два года... два года назад он обрел ни с чем не сравнимую силу, став едва ли не бессмертным! Два года назад он загрыз любимого мужчину насмерть и лишился своего личного счастья. Чертовых два года... за это время столько всего поменялось в мире. Не так Крис представлял себе начало нового века, ох не так. Он рассчитывал на то, как будет завоевывать порта и грабить судна, как будет гнаться за сокровищами и рвать на куски врагов, а рядом с ним, по правую его руку, будет стоять Том. И все дары, все благо, все победы будут для него. Но все совсем не так. Крис не завоевывает города, Томас не живет, а мир изменился.Великая французская революция дала о себе знать – по всей Европе массово начинались политические, экономические и воспитательные преобразования. Выпуски памфлетов, новая философия, иная литература. Революционные вспышки в Ирландии, репрессии в Англии, восстания в Бельгии... а взятие Бастилии обозначилось как одно из самых великих событий, происходивших когда-либо в мире.Крис направился в свою каюту, но сегодня, после очередного визита к своим племянникам, на него обрушился поток воспоминаний. Пират решил, что за два года можно, наконец, посвятить весь вечер болезненным и навязчивым картинам прошлого. Рано или поздно он все равно к этому бы обратился, но только сейчас затея ждать, пока затянутся все раны, показалась ему глупой и бессмысленной. Пора прекратить себя обманывать — не затянутся. Ни у него, ни у Эммы, ни даже у Лиама, который остро чувствовал переживания двух близких ему людей. И Крис устал винить себя во всем случившемся, хоть и понимал, что других виноватых нет. Две комнаты были закрыты и не открывались уже два года: капитанская бывшая каюта и его же бывший кабинет. Поразмышляв, Хемсворт все же надавил на высохшую дверь каюты, и та, посопротивлявшись для вида, поддалась натиску пирата. Откашлявшись от поднятой сквозняком пыли, он вошел в затхлое и мрачное помещение, непроизвольно затаив дыхание. Воспоминание — это такая подлая вещь, которая даже сильных людей ставит на колени, вливаясь в мозг ядом и отравляя настоящее. Навязывается, стучит по вискам, смеется желчно на ухо, требует к себе внимание, и ты сдаешься. Как однажды верно заметил итальянский поэт: ?Нет больше печали, чем вспоминать о счастье в минуты страданья?. Сейчас бы Крис согласился с ним лично, будь тот жив. Вот на этой койке он впервые овладел тем мальчишкой, который так забавно кусал губы в горделивой попытке сдержать стоны и хмурился, прожигая пирата недовольным взглядом. Тогда простыни были измяты и влажны, впитав в себя пот и запах разморенного любовника, и его хотелось сжимать в объятиях снова и снова... время все оставило на своих местах с последнего раза, когда здесь присутствовали мужчины, и сейчас с койки небрежно свисала холодная, покрытая пылью и паутиной простыня. Наверняка под этим слоем посеревшая ткань все еще хранит запах тела аристократа, на ней все так же темнеют засохшие капли крови и семени. А на столе, побелевшему от осевшей на него все той же мерзопакостной пыли, в свое время очень любил усесться своей вертлявой задницей капризный дворянин, заигрывающий и такой развратно невинный. Сейчас стол пуст.В этих стенах раздавался веселый громкий смех, перекатистый и чистый, свойственный еще только детям. А сколько стонов схоронили в себе эти иссохшие доски, молчаливые, не способные на сострадание. Спертый запах закрытой каюты тяжким грузом давил на восприятие пирата, и он уже не видел ни затянутого тканью окна, ни покрытого паутиной сундука в углу, ни разбросанной в порыве былой страсти одежды по углам — ни-че-го — лишь картины прошлого одна за другой диафильмом мелькали перед его глазами, будто бы издеваясь и добавляя масла в огонь, мол, помнишь? Помнишь, как было хорошо? А сейчас ты гниешь, а сейчас плохо — наслаждайся. Захотелось взвыть от бессилия и злости. Какая разница, что он отомстил почти всем? Есть ли в том смысл, если самая жестокая месть пала на его участь, лишив того, кого впервые и преданно выбрало когда-то неразборчивое сердце?Здесь все было слишком общим, слишком их. Крис на секунду задумался, подавляя желание зайти в кабинет. Ведь иначе он уже не смог бы совладать с тоской и завыл, да так громко, что вся команда со страху бросилась бы за борт, наверно. Что делать ему в кабинете, где еще больше вещей и предметов, которых касались изящные ладони аристократа и грубые пальцы пирата? Которые по-прежнему хранят на себе их взгляды, которые помнят каждый их вздох...Хемсворт медленно вышел и захлопнул дверь. Он никогда не избавится от призраков прошлого. ***Богатое здание, некогда наиболее четко подходящее под описание ?Цитадель разврата?, ныне представляло жалкое зрелище. Кто бы мог подумать, что такое случится? Сколько знатных особ побывало здесь, оставляя свои стоны в безмолвных стенах, сколько потных тел здесь брызгало слюной, вдалбливаясь в похотливо разведенные ноги. Здесь, по праву можно сказать, меняли деньги на любовь. На любовь ли? Всего лишь удовлетворение своих извращенных фантазий, которые благочестивые судари не могли даже озвучить своим женам. Слишком грязно, слишком низко, слишком желанно. Как играла здесь музыка в главном зале, затянутом дымом курительных трубок и кальяна, как изящно проходили вдоль занятых развратом клиентов изящные ножки дорогих куртизанок, как эротично укладывались на шелковые подушки продажные мальчишки...В этом самом злачном месте, одно лишь нахождение рядом с которым распаляло гнев, пару лет назад благородный аристократ, любовник грозы морей, совсем еще юный мальчик подвергся жестокому унижению.Том тяжело выдохнул и еще раз взглянул на здание. От былого шика мало что осталось. Выбитые стекла, сломанные двери, трещины по бетонным стенам. Когда Хиддлстон зашел внутрь, то мысленно простонал — ни единой живой души, что и требовалось доказать. Порванные обои и подушки, разбросанный по заляпанному кровью и вином перинный пух, испачканные такими же кровавыми разводами стены, сломанные столы и стулья, битый хрусталь — все это встретило аристократа уже на пороге бывшего борделя. Все истерзанные тела, очевидно, давно уже вывезены отсюда полисменами и преданы земле родственниками. Даже чертов Агэпито! Ни единой оставшейся в живых жертвы, которая могла бы поведать, куда делся Хемсворт! Насколько же Том опоздал? На неделю? Но, к сожалению, был уверен — все, кто в тот вечер были в публичном доме, уже мертвы.— Чертова блохастая псина! — в сердцах воскликнул Хиддлстон, ногой пнув поломанный стул. — Как же я устал за тобой носиться...Вот и где его теперь искать? Опять придется беспризорников расспрашивать — уж те то все всегда знают...