Глава 2. В Ван Хорне больше нет закона (1/1)

Чарльз Смит умел очень многое. Он знал, как развести огонь под проливным дождём, и как спастись от метели в горах. Он умел делать стрелы на птицу, пушного зверя и хищного зверя, и эти стрелы били без промаха. Он умел читать следы на сухой земле так же быстро и хорошо, как на глубоком снегу. Он выучил язык жестов, на котором объяснялись между собой индейцы разных племён, повстречавшись на просторах Америки. Но за всю свою жизнь он так и не научился как следует лгать. Если он не хотел о чем-то говорить, то предпочитал просто отмалчиваться. И всё же за много лет две лжи он повторял так часто, что теперь они легко и свободно срывались с его губ.- Откуда ты?- Ниоткуда.- Где твоё племя?- Я не знаю, есть ли оно у меня.На самом деле он был уверен, что племени больше нет. Прошло очень много времени с той ночи поздней осенью на севере штата Небраска. Ночи, полной огня, криков и выстрелов, когда его родители в панике бежали прочь, забрав с собой только ребёнка. После той ночи племя исчезло, и он не хотел о нём говорить. Тем более – этому молодому шерифу со злыми глазами. Шериф затянулся сигаретой, его бледно-серые глаза колюче сверкали сквозь бледно-серый дым, когда он задал вопрос, который повторял уже трижды за последний час:- Зачем ты похитил девушку?- Я не похищал её. Я её спас, - этот ответ тоже повторялся уже трижды, но, по-видимому, бесполезно.- Врёшь! – шериф презрительно усмехнулся. - Зачем такому, как ты, спасать белую леди?Хороший вопрос. Правильный ответ – незачем. Правда, Том Макриди тоже не хотел спасать Фелисити Картрайт, хотя он белый. Наверное, Том уже добрался до Весельчака Барли. Интересно, много ему удалось снять с тех трупов? И как он объяснил Барли, почему Чарльз не приехал с ним – если Барли вообще спрашивал?..- Я задал. Тебе. Вопрос! – Шериф загасил окурок в пепельнице яростно, точно давил какую-то мерзкую гусеницу. – Не притворяйся тупее, чем ты есть. Ты бы не справился с дилижансом в одиночку. Говори, сколько вас было?- Я не грабил дилижанс. Я просто его нашёл, - Чарльз пошевелил руками, скованными за спиной.- Да что ты? А это, - шериф положил на стол золотое кольцо, - это ты тоже просто нашёл?- Его хозяин сам отдал его мне, - отозвался Чарльз, глядя на кольцо. Сквозь пятна крови на внутренней стороне виднелись выгравированные буквы: ?Нико… и Фел…ти?.- Сам отдал, - издевательски повторил шериф. – Живот он себе тоже сам вспорол?- Я всё сказал! – вообще-то Чарльз не любил показывать своё раздражение, потому что почти всегда это означало показать слабость, но сейчас он не сдержался. - Не ори на меня, - угрожающе произнёс шериф. ?О, если я заору, ты это заметишь, дурень, - устало подумал Чарльз. - Девушка скажет правду, - заявил он.- Девушка никому ничего не скажет в ближайшее время. Она так кричала и билась, что доктору пришлось вколоть ей морфин, чтобы осмотреть её ногу, - шериф закурил новую сигарету, окинул Чарльза взглядом, полным отвращения: - Что ещё ты с ней сделал, кроме того, что ранил её и убил её мужа?- Шериф Грубер, - вмешался помощник, который до этого почти всё время молчал. Обычно помощники младше своих шефов, но этот годился Груберу в отцы – лет пятидесяти, крупный, даже толстый, с сединой в густых длинных усах. – Вы тут человек новый, многого не знаете. Клан Мёрфри живёт в местных лесах чуть ли не со времён Отцов-Основателей. Редкостные мерзавцы и выродки, но прекрасно знают местность. Иногда удаётся кого-то застрелить или повесить, но найти их укрытие ещё никому не удавалось…- Я нашёл их укрытие, - настойчиво сказал Чарльз. – Я проведу вас туда.Шериф Грубер не обратил на его слова никакого внимания. Помощник Левски только скосил на него глаза, и взгляд его был полон досады: мол, чего ты лезешь, когда тебя не спрашивают. По этому взгляду Чарльз как-то сразу всё понял, и ему сделалось совсем тоскливо: законники догадываются о том, где это укрытие, но идти туда им абсолютно не улыбается. - Ближе к делу, помощник, - сказал Грубер. Левски кинул на Чарльза ещё один взгляд ?сиди-не-рыпайся? и снова повернулся к начальнику:- Мёрфри – белые. Цветные с ними не работают. Может статься, он правду говорит?- Хочешь его отпустить, Левски? – Грубер вперил свой колючий взгляд в помощника, как недавно смотрел на подследственного. – Люди сами нас линчуют, если узнают, что мы выпустили преступника. Они по горло сыты этими убийствами! Запри его в камере, - он взвёл курок и приставил револьвер к голове Чарльза: - без глупостей, полукровка, а не то я сделаю дырку в твоей голове и посмотрю, есть ли там хоть немного мозгов.Левски втолкнул Чарльза в камеру и только после этого, просунув руки сквозь решётку, снял с него наручники. Белый мужчина в оранжевом сюртуке и шляпе-цилиндре, запертый в камере напротив, ухмыльнулся:- Надеюсь, у них тут есть отдельная виселица для цветных? Без обид, приятель.- Заткнись, Корлисс! – прикрикнул на него шериф Грубер. – Левски, там на почтовой станции должны быть новые плакаты ?Разыскивается?. Освободи доску, а то на ней уже места нет.Машинально растирая запястья, Чарльз сел на койку и прислонился головой к решётке. Ему очень хотелось пить, но просить у этих типов он не собирался. Уже наступило утро, сквозь маленькое зарешёченное окно пробивались первые лучи солнца. Как всегда после бессонной ночи, всё происходящее казалось не вполне реальным. Как затянувшийся кошмар, от которого не получается проснуться.Помощник Левски сорвал с доски несколько старых, пожелтевших плакатов, потом повернулся к начальнику:- А что насчёт Белой Руки?- По моим сведениям, он перебрался чуть дальше на Запад. Пусть теперь с ним разбирается шериф Блэкуотера. Хотя… оставь пока что. Помощник ушёл, его широкая спина перестала загораживать доску объявлений. Чарльз скользнул по ней рассеянным взглядом, и внезапно застыл.С одного из плакатов на него смотрело знакомое лицо. За эти годы белые пятна на тёмной коже стали больше и шире, теперь половина лица стала белой, белизна заползла и на всклокоченные волосы. Фотография была мутной, неразборчивой, но Чарльз сразу узнал этого человека. Он узнал бы его где угодно.?РАЗЫСКИВАЕТСЯФил Ричардс, по прозвищу БЕЛАЯ РУКАБывший рядовой 7-го кавалерийского полка, уволен за драку, повлекшую за собой смерть двух солдат. Разыскивается за многочисленные убийства и грабежи. ОСОБО ОПАСЕН. По свидетельствам очевидцев, его сопровождают не меньше дюжины бандитов, большинство чёрные.ПРИМЕТЫ: возраст около 37-38 лет. Рост 5 футов 10 дюймов. ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ: на коже многочисленные белые пятна, правая рука совершенно белая. Вознаграждение: 150 долларов?- Седьмой кавалерийский полк, - одними губами проговорил Чарльз. – Рядовой Ричардс. Седьмой кавалерийский полк. Рядовой Ричардс.Бандит по прозвищу Белая Рука издевательски улыбался с мутной фотографии, но Чарльз уже не видел его. Он был сейчас далеко от этой маленькой тюрьмы в паршивом городишке. Очень далеко....Мать вышла на порог и ещё до того, как она обернулась, только по тому, как вся её фигура вытянулась и замерла, Чарльз понял: происходит что-то неладное. Потом мать обернулась и одними губами произнесла: ?Солдаты?. Она вышла, плотно закрыв за собой дверь, а отец крепко, так крепко, что пальцы впились Чарльзу в кожу, схватил его за локоть, подтолкнул к лестнице на чердак. ?Спрячься, - хрипло шепнул он. – Веди себя тихо?. Прижавшись лицом к полу, он смотрел сквозь щель между досками, как в комнату входят солдаты. Его сразу охватил едкий, холодный страх, вспомнились синие мундиры, мелькающие среди горящих типи, дикие крики, вспышки выстрелов и то, как отец тащил его на руках, всё время повторяя, чтобы он закрыл глаза, но Чарльз всё равно увидел и запомнил больше, чем ему бы хотелось. В этот раз он тоже не закрыл глаза. Он видел, как рядовой Ричардс, чернокожий солдат со странными белыми пятнами на лице, унижал его отца. Как другой, которого двое остальных называли ?сержант?, неожиданно поднял голову и на мгновение Чарльз встретился взглядом с его глазами. Синими были эти глаза, не голубыми, а именно синими, тёмными и тусклыми, с недобрым лиловым оттенком, как грозовое небо. А потом сержант выхватил револьвер, и Чарльза оглушил сперва выстрел, а потом – боль в руке.Тяжелые шаги загрохотали по лестнице, где-то внизу отчаянно кричала мама, а Чарльз еле сдерживал рыдания, зажимая рот рукавом. Впервые в жизни его подстрелили, и ему было больно, так больно, что перед глазами темнело. Высокий и широкоплечий солдат с бледным лицом и тёмными глазами шагнул к нему, и Чарльз попытался отползти, прошептал: ?Пожалуйста, не надо?, но тот всё равно схватил его, выкрутив раненую руку, и поволок вниз. Когда они оказались снаружи, то этот солдат – рядовой Доэрти – ударил его по голове пистолетом, и Чарльз упал, но не потерял сознание. Он увидел всё. Как Ричардс выстрелил папе в ногу, как они вместе с Доэрти избивали его, пока он не замер на снегу, неподвижный, с залитым кровью лицом. Как сержант привязывал его маму к седлу, точно убитую на охоте лань. Как все трое уехали, и снег начал засыпать их следы, а он всё лежал, не в силах пошевелиться и помочь, маленький, раненый и слабый. Он запомнил всё это, и запомнил, как тащил отца в дом, как бежал по следам на снегу в ночь и метель. Не запомнил только одного – как вернулся домой.Отца избили так сильно, что он смог подняться на ноги только через неделю, и прошло ещё много времени – очень много, слишком много – прежде чем он окреп настолько, чтобы они смогли отправиться на поиски матери. Когда они шли по горам, отец хромал – он навсегда остался хромым. Солдаты ушли, от их лагеря остались лишь следы костров и палаток, заброшенный блиндаж, и длинная свежая могила. Местные жители рассказали, что солдаты так и не нашли своего дезертира, но во время его поисков арестовали много людей. Перед тем, как покинуть лагерь, некоторых арестованных отпустили, но всех индейцев расстреляли. Нед и Чарльз долго стояли над этой длинной могилой, прежде чем пойти обратно.Когда они вернулись назад, отец сидел за столом и пил до поздней ночи. Чарльз свернулся на своей кровати и плакал, пока не уснул. А среди ночи он проснулся от того, что его сбросили с кровати на пол. В ужасе он попытался отползти, в первую секунду решил, что нависшая над ним тень – это Доэрти, но это оказался отец. Не говоря ни слова, он бил Чарльза кулаками и ногами, тот кричал и умолял его остановиться, но отец всё не прекращал, и в конце концов Чарльз замолчал, сжавшись на полу и закрыв голову руками. Только после этого отец остановился. Он наклонился над ним, от него разило виски, и он хриплым, неузнаваемым голосом прорычал: ?Я же говорил тебе, чтобы ты спрятался! Говорил, чтобы ты сидел тихо!? После этого он упал на кровать и заснул. Чарльз просидел до утра на полу, сжавшись, боясь даже пошевелиться. И только когда рассвело, выполз наружу, чтобы набрать снега и приложить его к своим синякам.Вытянувшись на тюремной койке, которая была слишком коротка для него и на которой приходилось лежать, свесив ноги, Чарльз широко открытыми глазами смотрел в потолок, но не видел его. Пальцы бездумно прикоснулись к короткому белому шраму, который пересёк его бровь, потом скользнули к шее, сжали в кулак ожерелье, которое он так и носил до сих пор. Он всегда гордился своей сдержанностью, превосходно выучился скрывать свои чувства, но это не значит, что у него их вовсе не было. И сейчас чувств было даже слишком много, его переполняли боль, горе и злость, он как будто горел изнутри, и в то же время его била дрожь, будто от холода. Левски как раз в этот момент прошёл мимо камеры и остановился, глядя сквозь решётку на молодого индейца, который неподвижно смотрел вверх, а его глаза были полны ужаса и слёз. ?Горюет, - подумал помощник шерифа. – Хоть и нехристь, а душа-то болит от злодейств… Эх, что за жизнь такая проклятая! Господи, помилуй нас, грешных…? Он вздохнул и отвернулся.Чарльз не заметил его. Он видел перед собой лица – отца, матери, и тех трёх мерзавцев, которые разрушили их маленькую семью. Они похитили и убили его маму. Они искалечили и довели до безумия его отца. Они погубили двух единственных людей, которые когда-либо любили его и заботились о нём. Они обрекли его на бесконечное одиночество, тоску и страдания. Рядовой Ричардс. Рядовой Доэрти. И неизвестный Сержант с жестокими глазами, похожими на грозовое небо.Снова, как много лет назад, бусины впились ему в кожу до боли, когда он сжал кулак. Огонь, ещё недавно сжигавший его изнутри, теперь горел ровно и зло в самой глубине сердца. Он выберется отсюда и отыщет Ричардса. Выведает у него всё про его дружков. Найдёт их одного за другим.И они заплатят за всё.***Чарльз точно не знал, сколько времени он провёл так, погружаясь всё глубже в мрачные воспоминания и ещё более мрачные мечты, в то время как лучи утреннего солнца заливали камеру. Краем уха он слышал, как шериф Грубер ушёл и вернулся, как вполголоса поговорил о чём-то с Левски. Потом шериф шагнул к решётке соседней камеры и громко сказал: - Что ж, Корлисс, мэр согласился, что ты имеешь право на исповедь. Приехал священник из Сен-Дени. Расскажи ему поподробнее, как ты повесил старого фермера Скипа на его собственных воротах.- Расскажу, - белозубо ухмыльнулся темноволосый Корлисс. – Вы тоже оставайтесь послушать, шериф, история-то интересная!- Не сомневаюсь, - с отвращением отозвался шериф.Дверь отворилась, и в тюрьму вошёл мужчина в облачении католического священника, а по пятам за ним следовала монахиня. Священник перекрестился и поклонился сперва шерифу и его помощникам, потом повернулся к Корлиссу:- Здравствуй, сын мой.- И вам того же, - нахальная улыбка исчезла с лица Корлисса, он изобразил постное и смиренное выражение. – Ох, отец, я грешен, очень грешен. Не моя в том вина! Всё началось, ещё когда я был невинным младенцем. Моя грешная матушка любила выпить стопку-другую, и вот так получилось, что уже в самом нежном возрасте я пристрастился к виски…Пока Корлисс болтал, священник еле заметно кивнул монашке, и та тут же распустила завязки чёрного плаща, сбросив его с плеч. Под монашеским плащом оказался мужской костюм и пояс с револьверами, которые девица тут же выхватила и направила на шерифа и его помощника, громко завопив:- Открывайте камеру, живо!Шериф Грубер, впрочем, не растерялся, и сам выхватил своё оружие, так же как и Левски – кто бы мог ожидать от толстяка такой прыти? - На вашем месте, джентльмены, я бы согласился, - с любезной улыбкой сказал священник. – Если вы немедленно не откроете дверь камеры, то сестра Сара откроет симпатичные окошки в ваших черепах. - На вашем месте, джентльмены и леди, - язвительно передразнил его шериф Грубер, - я бы сложил оружие. Святой Пётр будет вами недоволен.- Ну что тут поделать, - развёл руками священник, а потом ловко запустил руки под сутану и выхватил два револьвера, один из которых ловко бросил через плечо, и Корлисс его тут же поймал. Грубер и Левски, в которых уже целились трое из четырёх стволов, переглянулись и с недовольными лицами положили револьверы на пол, потом отпихнули их ногами подальше. Шериф бросил ?священнику? связку ключей, и тот немедленно отпер камеру Корлисса. Тот вышел наружу, широко улыбаясь, и снял цилиндр:- Благодарю, джентльмены, с вами приятно иметь де…Чарльз, который всё это время неподвижно лежал на своей койке, казалось, совсем не обращая внимания на суматоху, в одно мгновение вскочил и оказался возле своей решётки, к которой Корлисс встал так неосмотрительно близко. Обхватив мужчину одной рукой за шею, Чарльз вжал его спиной в прутья решётки, второй рукой выхватил у него револьвер, приставил к виску. Глядя исподлобья на оторопевших ?священника? и ?сестру Сару?, он тихо и угрожающе произнёс:- Открывайте мою камеру.- Пусти его, ты!.. – выдохнула девушка, наставив на Чарльза сразу оба ствола. Воспользовавшись тем, что теперь она не держит их на мушке, шериф Грубер бросился вперёд, пальцы потянулись к брошенному револьверу. ?Священник? немедленно нажал на курок, и наконец прогремел первый выстрел. Шериф метнулся в сторону, едва успев подхватить револьвер, пуля сбила со стола керосиновую лампу, та разбилась, деревянные доски пола тут же вспыхнули…- Открой дверь, Эверетт, он меня задушит! – прохрипел Корлисс. Веселье окончательно исчезло из его голоса, в нём зазвучали нотки паники. Перепрыгивая через пламя, шериф кинулся к столу и опрокинул его, укрываясь за столешницей от сестры Сары, которая в панике начала палить сразу из двух револьверов. Бедняга Левски, по-прежнему безоружный, спрятался за шкафом. Фальшивый священник, громко матерясь, дрожащими руками открывал камеру Чарльза. Дверь распахнулась, Чарльз оттолкнул Корлисса так, что тот врезался в своего приятеля, и выскочил наружу. И вовремя – пол уже горел под его ногами.В считанные минуты маленькое помещение заволокло дымом от огня и выстрелов. Где-то в этом полумраке кричал женский голос, мимо Чарльза, едва не сбив его с ног, пробежал помощник Левски. Он ещё успел выскочить за дверь, сразу после него выбежал Корлисс, таща кашляющего ?священника?, а вот сестра Сара только налетела на захлопнувшуюся дверь и разочарованно завопила – дверь заклинило. Все трое – девушка, шериф и Чарльз – оказались в огненной ловушке. Оставался только один путь – наверх, на второй этаж. Прежде чем броситься к лестнице, Чарльз схватил со стены плакат с лицом Фила Ричардса по прозвищу ?Белая Рука?. Плакат уже тлел по краям и обжигал пальцы. Шериф Грубер всё ещё ломился в дверь, пальнул по замку, потом попытался сломать его рукояткой револьвера, но всё было тщетно. Он был слишком занят, чтобы увидеть, как Чарльз подбирает брошенную связку ключей и открывает шкафчик в углу, выхватывает оттуда свою сумку и украденный обрез. Он засунул скомканный плакат в дуло, запихал обрез в сумку, и помчался вверх по ступенькам. Впереди стучали каблучки подкованных сапог сестры Сары; девушка кашляла и хваталась за тлеющие стены.Оказавшись на втором этаже, Сара и Чарльз бросились к широкому окну, выходившему на озеро. Не сговариваясь между собой, движимые только инстинктом самосохранения, они начали ломать его – Сара разбила стекло рукоятью револьвера, Чарльз выломал защёлку и распахнул окно. Девушка тут же вскочила на раму и, немного поколебавшись, прыгнула вниз, прямо в мутную воду под сваями. Чарльз немного задержался, услышав за спиной треск и хриплый вопль.Последняя ступенька деревянной лестницы провалилась под ногой шерифа Грубера. Щепки вонзились в плотную кожу сапога, нога застряла намертво. Грубер поднял лицо, страшно побледневшее, мокрое от пота. Снова, как пару часов назад, его серые глаза сверкали сквозь серый дым, но теперь всё поменялось. Теперь он уже больше не был хозяином положения. - Помоги, - хрипло выдохнул он, протянув руки к Чарльзу. – Помоги выбраться!- Зачем такому, как я, помогать такому, как ты? – спросил Чарльз, не удержавшись. Шериф застыл, как будто окаменев. Сквозь слой копоти стало видно, как помертвело его лицо. Глаза на мгновение расширились от испуга, а потом в них появилось выражение обречённости. В следующую секунду раздался грохот, Чарльза обожгло волной раскалённого воздуха, в котором плясали искры. Кашляя и прикрывая лицо рукой, он увидел, как шериф беспомощно застыл под упавшей на него доской. Потолок и пол трещали; получив поток свежего воздуха, огонь разгорался всё сильнее. Чарльз выскочил из окна и бросился вниз, в реку.Обычно вода не подступала так близко к стенам домов Ван Хорна, но её уровень поднялся из-за талых снегов. Так что вода была холодна, как лёд, но после того огненного ада, из которого он только что вырвался, она показалась Чарльзу даже тёплой. Где-то совсем рядом слышались крики – посмотреть на пожар сбежался весь город. Дым стлался над водой, солнце светило сквозь мутную пелену. Чарльз изо всех сил поплыл прочь, стремясь поскорее выбраться из дыма, от которого у него уже слезились глаза и болела голова, и вдруг кто-то вцепился ему в шею, так что он ушёл под воду, а когда вынырнул, то услышал, как кто-то оглушительно визжит ему на ухо. Чарльз инстинктивно пихнул рукой в сторону, ощутил, как его локоть столкнулся с чьим-то боком, но хватка вокруг его шеи только усилилась.- Отпусти!- Я плавать не умею! – в панике закричала Сара.- Держись тогда...Облако дыма всё шире простиралось над водой, но Чарльз быстро догадался, что это им даже на руку – дым пока что скрывал беглецов от жителей Ван Хорна. Сара прижималась к его спине, одной рукой держась за рубашку, второй бесцеремонно вцепившись в волосы, и испуганно, с присвистом, дышала у него над ухом. Вскоре Чарльз выбрался за пределы дымовой завесы. Справа от него простиралась блестящая под утренним солнцем вода, слева возвышались замшелые скалы, но до них было ещё плыть и плыть, а он уже начал понемногу выбиваться из сил. Отдышавшись, он набрал воздуха в грудь и засвистел что есть силы.- Что… т-ты… д-делаешь? – стуча зубами, пробормотала Сара.- Зову коня.- Ты т-только выд-дашь нас… ни один конь сюда не доберётся…- Этот доберётся.Канги вытаскивал его и не из таких передряг, не подвёл и в этот раз. Медленно, сберегая оставшиеся силы, Чарльз плыл вдоль скал, постепенно приближаясь к ним, и вскоре заметил его – чёрный конь плыл ему навстречу, задрав голову, и приветственно заржал, увидев хозяина. Чарльз подсадил девчонку в седло, и та тут же вцепилась белыми, замёрзшими руками в рожок. Сам он сжал в пальцах поводья и поплыл к берегу, держась за Канги.Только сейчас, когда ситуация немного выправилась, Чарльз вспомнил о том, что он сделал – и его пронзил ужас при мысли о собственной жестокости. Перед глазами стояло лицо молодого шерифа, отчаяние в его глазах, когда он понял, что его обрекают на мучительную смерть. ?Почему я это сделал? – снова и снова думал Чарльз, машинально загребая левой рукой, глядя на приближающийся берег, и не видя его. – Я ведь мог бы его спасти?.?Не мог бы, - резко ответил он сам себе. – Он собирался повесить тебя без суда и следствия. Он это заслужил?.Но он понимал, что дело не только в этом. В тот момент, когда жизнь шерифа оказалась в его руках, он не только не спас его, но ещё и унизил его напоследок, напомнил ему о его жестоких словах. Только потому, что часом раньше шериф наговорил ему гадостей. Ну и что с того? Ему всю жизнь говорят вещи и похуже. Ничего особенного не случилось, так зачем он так поступил?...?Уймись уже, - снова жёстко велел он себе. – Он мёртв, и наплевать на него. Если бы ты кинулся его спасать, та балка придавила бы вас обоих, а ты всё ещё не сделал то, что должен. Где-то возле Блэкуотера сейчас прячется чудовище, которое искалечило твоего отца и надругалось над твоей матерью. Ты не имеешь права умирать, пока Фил Ричардс бродит по земле?.Он поднял голову, оглянулся назад. Ван Хорн был не виден из-за прибрежных скал, но чёрно-серый столб дыма поднимался высоко в небо. Подумать только, что он сейчас мог быть там, гореть заживо, придавленный тяжёлой балкой… Ах, если бы заранее знать, когда умрёшь! Какой это бесценный дар! Есть возможность привести свои дела в порядок, сделать что-то полезное…Канги выпрямился, нащупав копытами землю, побрёл вперёд, Чарльз – за ним, путаясь в водорослях. Пару минут спустя он уже лежал на песке, пытаясь отдышаться. Тут его пронзила мысль: плакат! Чарльз вытащил обрез из сумки и достал из ствола скомканный плакат. Несмотря на все предосторожности, плотная бумага всё-таки намокла, но буквы, напечатанные на типографском станке, не размыло. Немного просушить, и всё будет в порядке. Впрочем, если разобраться, не очень-то ему этот плакат и нужен. Он и так наизусть знает приметы Белой Руки. Чарльз сел на песке и начал оценивать ущерб. Его джинсы и рубашка были прожжены в нескольких местах, обожжённую кожу саднило от холодной воды. Обрез придётся разбирать и сушить. Он перевёл взгляд на монашку-самозванку – Сара свернулась рядом на песке, стуча зубами и пытаясь согреть дыханием озябшие руки. Сейчас Чарльз рассмотрел её поближе и заметил, что она примерно его возраста, у неё рыжеватые волосы, брови и ресницы совсем белые, а кожа густо усыпана веснушками. Она выглядела голодной, замёрзшей и несчастной.– Ты видел? – хрипло пробормотала она. – Они просто бросили меня умирать!..Чарльз ничего не ответил, потому что как раз в этот момент Канги подошёл к нему и потыкал его в бок копытом: дескать, вставай, нечего рассиживаться. Чарльз с трудом поднялся на ноги и полез в перемётную сумку. Там оставалась бутылка виски – сейчас ему просто необходимо согреться. Он сделал хороший глоток, и дрожь немного улеглась. Конечно, надо бы стянуть одежду и выжать её, но не при Саре же. Хоть она на самом деле и не монашка, он ещё ни разу не раздевался перед белой женщиной, которой не заплатил – и начинать нечего. Он молча протянул Саре бутылку, та сделала длинный глоток, вытерла слёзы, потом вытащила из-за пояса мокрые револьверы. Да уж, не повезло ей сегодня. Но что делать? Не тащить же её с собой в банду Весельчака Барли. Но и здесь оставлять, одну, без лошади, практически без оружия, тоже как-то нехорошо.- Спасибо, что спас меня, - сказала Сара, когда они пересекли пляж и начали подниматься вверх по склону берега, путаясь в глубоком сухом песке. Под ногами хрустели раковинки моллюсков, в воздухе пахло мокрыми гнилыми водорослями и дымом. Они по-прежнему слишком близко от Ван Хорна, надо уходить поскорее. Чарльз вдруг понял, что он слишком долго не отвечает, и буркнул в ответ:- Тебе тоже спасибо. Повезло мне, что вы решили спасти своего дружка.- Я этого не забуду, - заявила девушка. – Я… я бы тебе заплатила, но…- А вот и он, - Чарльз поднялся наконец на кромку обрыва и кивнул в сторону. Отсюда, сверху, была видна серая линия песчаного берега, по нему рыскали две фигурки, на одной из которых был заляпанный сажей, но очень узнаваемый оранжевый сюртук. – Думаю, тебе лучше идти.- Да, - выдохнула Сара, и хоть лицо у неё всё ещё было бледным, а голос срывался, видно было, что она очень рада видеть своих дружков. – Знаешь что, тебе тоже лучше уезжать. Они наверняка разозлятся, увидев тебя.- Согласен, - Чарльз взобрался в седло. - Пока, мистер… - она выжидающе замолчала, глядя на него и ожидая, когда он назовёт своё имя, но Чарльз только приподнял руку в знак прощания и повернул коня.Проехав через небольшую рощу, Чарльз не удержался и остановился на краю холма, с которого открывался вид на Ван Хорн. Огня больше не было видно, но дымное облако всё ещё не рассеялось. Сквозь него просвечивало то, что осталось от тюрьмы – провалившаяся крыша, обугленные кирпичные стены, на одной из которых ещё виднелась надпись ?Офис шерифа?. Чарльза передёрнуло от этого зрелища, и он поспешил поскорее убраться. Он ещё не знал, что сегодняшний пожар навсегда останется в истории Ван Хорна, что спустя пять и даже десять лет обугленные руины всё ещё будут возвышаться над улицей, отражаясь в воде, что ни один шериф не сможет задержаться здесь больше, чем на несколько недель, а в окрестностях будут повторять мрачные слова: ?В Ван Хорне больше нет закона?.