Клаус/Ребекка/Кол/Элайджа. Древние (1/1)

Ник умел как никто другой выбить одним лишь взглядом почву у нее из-под ног. Зачастую он делал это намеренно, стремясь развеять скуку?— заставлял ее испытывать тревогу под своим пристальным взглядом и изнывать в попытках угадать причину его недовольства.Он так часто намекал ей, что она далека от совершенства, что Ребекка в какой-то момент в самом деле поверила это, приняла за святую и единственную истину, и потому стоять на коленях перед истинным совершенством?— Клаусом?— для нее казалось правильным и даже необходимым.Коль не можешь стать совершенством, то приблизься к нему любыми способами?— вот каким был ее девиз, и родился он в жестоких объятиях брата, стремящегося привязать ее к себе навеки. Приблизься?— даже стоя на коленях, даже выполняя самые странные прихоти, даже теряя уважение к себе.По большому счету, Ребекка не страдала от их с Клаусом болезненного, извращенного симбиоза?— она давно уже не умела жить иначе, кроме как сгорая в пламени их с Ником дьявольского взаимного притяжения, она давно уже не пыталась вырваться из своего порочного круга. Ее ?всегда и навечно? вполне могло бы стать чьим-нибудь ночным кошмаром, но для нее самой стало показателем стабильности. Пока этот мир будет вертеться, Ник будет жарко шептать ей на ухо по ночам, что она не достойна ничего иного, кроме как принадлежать такому монстру, как он.Это была не любовь, нет?— это была зависимость, ставшая частью самой Ребекки. Любовью она звала иное чувство: то самое умиротворение, которое охватывало ее, когда она щекой прижималась к плечу Элайджи. Ее старший брат дарил ей покой и заботу, защищал ее и берег, и именно благодаря ему Ребекка все еще не разбилась вдребезги, что та фарфоровая кукла. Их совместные вечера служили лучшим лекарством от горечи, что неизменно оставлял после себя Ник. Элайджа наливал вино в бокалы, Элайджа разворачивал на коленях одну из тех самых книг, которая нравилась им обоим, и они пускались в долгие беседы, которые заканчивались осторожным, нежным касанием пальцев к щеке и поцелуями, заставляющими забыть о целом мире?— это было любовью, да. Не совсем той, которой желала бы для них всех мать, но Ребекка не знала иной и знать не хотела. Неправильно, грязно, табу?— когда тысяча лет за плечами, запреты попирать легко, особенно когда целую тысячу лет ты лишь это и делаешь.И только Кол, милый Кол, немного безумный и вздорный мальчишка, остался за пределами их круга?— Ребекка знала, что младший брат в курсе происходящего, знала, как будоражат его тайные семейные связи, знала, как изнывает он, когда случайно касается запястья или талии сестры, знала, как вскипает его кровь, когда он дарит сестре невинный поцелуй в щеку. Кол становился одержимым ею?— она видела это во взгляде младшего брата, и ее и пугало, и забавляло то, что для Кола она превращалась в такого же упоительного мучителя, каким Клаус был для нее самой. Это было так жестоко и так дерзко с ее стороны?— копировать Ника, ощущать себя им, балансируя на острие ножа. Если Кол решится нанести ей удар прямо в сердце, примет ли она этот удар, или сделает вид, что не понимает, что происходит?..—?Мы будем играть втроем,?— сжимая пальцы на ее шее, усмехается Клаус. —?Ты станешь сильнее, обретя над ним власть, и наша борьба станет куда увлекательней.—?Предлагаешь мне превратить его в ничтожество?—?Однажды он перерастет это, как и ты,?— беспечно отвечает брат. —?И тогда мы его отпустим, чтобы найти кого-то еще.Это ложь?— игрушки со стороны погибают так же быстро, как рассвет сменяется закатом. Они созданы исключительно для того, чтобы истязать друг друга?— всегда и навечно, и никак иначе.