Ведьма (1/1)
Едва Александра переступила порог султанского дворца, как отчётливо поняла, что не хочет быть обычной служанкой, коих огромное количество в услужении у Повелителя мира и матери его, Хафсы султан. Поняла то и сама Валиде, увидела огонь в глазах рыжеволосой, да только ничего не сказала. Да и зачем? Она супруга Явуза Грозного, мать его детей, главная в гареме. Да и нынешний падишах испытывал огромное уважение к своей матери, как к женщине, чья кровь текла в его жилах. При этом Валиде, дочь крымского хана, была воспитана как настоящая принцесса, а потому не любила тех, от кого исходил шум. Эта Роксоланка (девушка отказалась называть свое настоящее имя, поэтому так её и прозвали!) была слишком активной и громкой. Вечно шутила и спорила. Правда, со временем Хафса султан даже начала проявлять к ней интерес, та разбавляла её скуку и была довольно смышлёной. Другие всё время склоками и сплетнями занимались, а русская ещё ко всему и читать успевала.И когда рыжеволосую бестию впервые отправили в покои падишаха, а на следующее утро девушка так и не явилась вновь в гарем, жена Селима только усмехнулась. Что-что, а очарования у этой девчушки было хоть отбавляй. Не красавица, конечно, но при этом довольно умная и прозорливая. А умных Сулейман любил, тягу к знаниям поощрял. Пример тому Ибрагим бей, которого сын Грозного едва ли не сделал Великим визирем. И сделал бы, наверное, не будь паша настолько молод и неопытен.Тем временем фаворитка султана, новоиспечённая Хюррем хатун, старалась ?пленить? возлюбленного всеми известными ей способами. И Сулейман был очарован, называл наложницу своей радостью и счастьем. Гарем кипел, негодовала и Баш-кадына, Махидевран. Прекрасная роза Топкапы, красавица из красавиц, всё меньше думал о ней сам султан. Весна их любви прошла. А вот для Хюррем всё только начиналось. Огонь её любви, казалось, будет гореть вечность. Так, по сути, и было…***17 лет спустя—?Хюррем султан,?— Мустафа как можно вежливее поздоровался с женой отца. Её состояние сейчас описать было очень трудно. Едва хасеки удалось избавиться от этой персидской змеи, как султан, вновь влюбленный в свою госпожу, неожиданно заболел. К несчастью, ничего точно врачи сказать не могли. Сама же султанша сидела в покоях своего возлюбленного и ни за что не желала покидать его. Она никому не верила, даже сыну падишаха… особенно ему. —?Вы устали, вам стоит отдохнуть. Если будут изменения, то я прикажу вам сообщить.В этот момент Хюррем взглянула на наследника. Гнев и непонимание застыли на холеном лице законной жены султана. Правда, показать этого Сулейману (пусть даже он и не видел того!) женщина не могла. В конце концов, она вовсе не желала прогневать Падишаха, его здоровье в последнее время оставляло желать лучшего. Гюльфем хатун подала госпоже руку и поспешила увести рыжеволосую на балкон.***Едва младший из шехзаде восстановился после тяжелой операции (Джихангира всё ещё мучали ужасные боли!), как дворец потрясла новость о том, что султан лежит при смерти. Больше всего страдала от того хасеки султан. Ведь если Валиде в своё время умела скрыть горе, то рыжая госпожа рвала и метала. Устав же, женщина сидела подле любимого супруга и молила Всевышнего о милости к ней и её любви. Она была не в силах отпустить повелителя своего сердца. Да и не верила в жизнь без него.Прошла почти неделя и госпожа начала думать о том, как же ей спасти детей (если не дай Аллах, повелитель всё же покинет их). Думала о том и Хатидже, прекрасно понимая ?тайное и самое заветное? желание Махидевран, а именно разобраться с ненавистной соперницей и её отпрысками. Потому наследников династии решено было спрятать во дворце султанши и Великого визиря. Благо, согласилась (пусть и не сразу!) сама Роксолана.Роксолана… своё имя, данное во дворце по причине места, из которого приехала будущая хасеки султан, Хюррем не вспоминала уже давно. Впрочем, уже много лет мятежную госпожу величали только тем именем, которое даровал ей сам султан.?Я перед тобой, как ночной мотылёк.А ты, как свеча, своим светом манишь меня.Ты-напасть для меня, я сошел от любви с ума.Ты моё несравненное горе, моя самая страшная мука,Мое яркое солнце и щедрости полные горсти.Я сам не свой, я слепо тебе подчинен.Ты Султанша моя, моя повелительница.Твой локон один заставляет петь моё сердце.Стенания мои уже долетели до неба.Дорогая, Мухибби боленИ мой целебный экстракт-это Ты…?Стих, написанный Мухибби ещё во время второй беременности Хюррем, заставил прекрасную госпожу расплакаться. Сейчас, сидя подле возлюбленного, женщина словно вновь и вновь переживала всё то, что произошло с ней под сводами дворца Топкапы.—?Любовь моя, души моей душа,?— слёзы душили свободолюбивую хасеки. Без Сулеймана она не видела смысла жить дальше. Только он и дети передавали ей сил. Но как справиться с утратой, как не сломаться и двигаться до победного конца?Тяжелые думы не давали покоя и старшему наследнику султана, сыну Гюльбахар. Уже никто теперь не верил в чудесное выздоровление падишаха, а потому готовились к самому худшему. Мустафе же было вдвойне тяжелее. Он любил и уважал своего отца-повелителя и уж точно не был готов так рано сменить его. Да и говоря по правде, юный шехзаде испытывал самые нежные чувства к своим братьям и сестре. Даже их матери он не желал смерти. Особенно ей.Иногда Мустафе казалось, что народ сделал правильно, прозвав законную жену падишаха ведьмой. Рыжеволосая госпожа опутала его отца, сделала его послушным её воле, добилась самого высокого положения. Едва ли не правила как Валиде султан.Однако не было в сердце Мустафы ни ненависти, ни злости по отношению к давней сопернице матери. Наоборот, он хотел познать тайну той единственной женщины, деяния которой были у всех на устах.—?Ведьма…Ведьма ли?Виновна ли в желании жить и дать своим детям достойное будущее? Внук Селима Явуза не винил рыжую госпожу, но и остаться глухим к стенаниям валиде не мог. Конечно, убивать братьев не входило в его планы. Говоря честно, шехзаде ещё не решил, что будет делать, если душа всё же покинет тело отца. В любом случае, он не даст слепым амбициям погубить тех, кого любил и все ещё любит султан Сулейман. Нет, Мустафа не станет проливать кровь невинных.