Снова Сейретей. (1/1)

Место жительства – Сейретей, состояние – надежда, имя – Кучики Рукия. Я тихонько сидела в своей маленькой старой комнате поместья Кучики и держала в руках фамильное кимоно. Через пару часов долен был начаться праздник в честь моего возвращения, а мне было странно-грустно. Простила ли я? Да… Простила. Вспоминаю, как мой рыжий болван приехал за мной в Лондон, сколько боли и радости было в его глазах. И сердце тихо сжимается, от невыразимой благодарности и неподдельной, какой-то особенной, теплой… Какой-то странной любви к нему. Он всегда был рядом, он всегда был за мной, он всегда был за меня. И теперь и в воду, и в огонь, на все ради этого глупого, родного и самого доброго человека на свете. Я люблю его. Как-то по-своему… Как-то так…Улькиорра… Он остался там, в этом дождливом городе. Тот, кто подарил мне вторую жизнь. Рядом на кровати лежал немного помятый рисунок… Его рисунок. Там были он и я, а внизу надпись... "Лично для меня ты всегда будешь Кучики Рукией. Такой же весёлой и жизнерадостной, как здесь, на этом рисунке. Я буду это видеть. Только ты никогда не скрывай своих эмоций. И никогда не слушай тех, кто будет тебя убеждать в том, что ты неэмоциональна и бессердечна"...— Прости меня, Шиффер... Прости, — произнесла я тогда вслух, сжимая в кулачках шелковую ткань кимоно и роняя слезы на сухую еще бумагу. — Ты видел во мне настоящую Рукию... Я верю, в глубине души ты тоже хочешь видеть меня радостной, прежней веселой черноволосой девчонкой. Ты... Ты научил меня быть самой собой.— Рукия…Размеренный стук в дверь заставил меня опомниться, и голос брата, человека, которого я так и не смогла возненавидеть, которого любила до сих пор, тихо произнес:— Гости ждут. Идем.С тех пор как я вернулась из Лондона, он снова стал прежним... Холодным, чужим... Здоровался, обедал со мной и прощался перед сном. Все... Словно не было этих лет, не было любви, не было предательства. Со стороны всем казалось, что его минутное тепло после пятилетнего одиночества, страха и боли ко мне прошло и навеки забылось... Но нет. Было еще кое-что. Кое-что, понятное только нам. Только мое и его. Во взгляде, брошенном поверх чашки с чаем, в холодной фразе мне на прощание, в сухом формальном обращении. Я знала это... И этого мне было довольно. Я снова жила, я верила. Куросаки... Бака, ведет себя как настоящий дурак с тех пор, как справил совершеннолетие. Ревнует без повода, вставляет свои едкие словечки в любой мой разговор, не дает мне побыть в поместье даже двух дней. И постоянно напоминает: ?Рукия, не думай, что тебе нет места на земле... Твое место здесь, в Каракуре... Рядом с нами, с друзьями...?Не хватает только надписи на лбу ?Будь со мной? . А я, идиотка такая, не могу никак собраться с силами и сказать, наконец, что мое место там... За спиной высокого мужчины, безразличного к людям, но так любящего цветение сакуры.… Пусто... Пусто и скучно мне без этого мужчины. Во всех мирах. А после любого затишья... Гром грянул во вторник, за завтраком, когда я безуспешно пыталась развеселить брата воспоминаниями о старом подарке – глупом, косорыленьком Чаппи, нарисованном сорок лет назад в первом порыве слепого фанатизма к милому зайцу. Подарок был принят с сопроводительной лекцией, гласившей, что у капитана шестого отряда нет особой нужды в куске замаранной бумаги в частности, в подарках в общем, в моем внимании в принципе.— И помните...— Рукия, мне нужно поговорить с тобой... Молчание. Страх. Я жду грубости, холода, просто замечания. Но даже в такиемоменты я все же по-своему счастлива.— Вчера Ишшин Куросаки говорил со мной о вашем будущем. Я думаю, тебе стоит выйти замуж за Куросаки следующей весной, до праздника цветения сакуры...За Ичиго?.. Но с губ сорвалось совсем другое:— До цветения сакуры?— Как твой брат, я должен буду присутствовать на церемонии. Свадьба будет в Каракуре. А я хочу после уехать в предместья королевского дворца... Самое красивое цветение именно там.Вот как...— В последнее время жизнь слишком уж однообразна,— монотонно произнес он и отвернулся к окну.Однообразна...

Уже два месяца я в Каракуре... Ичиго сделал мне предложение, и я…В то мгновение я была искренне счастлива и на секунду мне показлось, что это и правда моя судьба. Я дала согласие, и забыла о горечи внутри, целуя его теплые губы... Такие родные, такие настоящие. Предсвадебная суета в самом разгаре. Ишшин и девочки спорят каждый день, благо тем для разговоров предостаточно: наряды, цветы, угощение, гостиницы, где будут жить гости, выбор свидетелей, дома для молодых... Ичиго орет на них, как резаный. А я только улыбаюсь, мне больше ничего не остается. Ведь у меня все хорошо... Я получила все, чего хотела... Я люблю Ичиго. Он спасал мне жизнь, он всюду ходит за мной, он готов все сделать для меня. Я люблю Ичи. Я верю ему. А вот себе не верю.Слабо, Рукия, слабо... Ночью мне снится цветущая сакура. Тонкий черный ствол, освещенный лунным светом, нежные лепестки, падающие мне на плечи. Глубокое небо над головой. Вглядываюсь в его темно-синий купол и вижу глаза Хисаны.— Рукия... Рукия...Сестра ласково зовет меня… Я не вижу ее, но почему-то чувствую себя виновато.— Рукия... Осторожней, Рукия... Иначе упадешь...В ту же минуту начинаю падать вниз, спиной на темное дно. Кричу, но крик тонет в свисте ветра и шуме падающих лепестков.?Пять сантиметров в секунду?, — проносится в голове, и я просыпаюсь. Мне совсем нестрашно, но я тут же выбираюсь из шкафа, в котором скромно спала и перебираюсь к Ичиго. Рыжеволосый идиот сонно обнимает меня рукой и снова храпит. Я улыбаюсь... Ребенок... Даже не сделал попытки сблизиться... ?Я научусь любить тебя,Ичиго...?, — шепчу тихо спящему парню, такому родному, такому близкому. А за стеной неугомонный Ишшин вслух решает, какое имя он даст своему первому внуку.Стою за дверью кабинета брата, не решаясь войти. Жду Ичиго, который должен был прийти для официального разговора. Скоро все... Все изменится:Место жительства – Каракура, состояние – растерянность, имя – Куросаки Рукия.Нет никакой надежды…Подслушивать нехорошо... Но полезно...— Тайчо! Тайчо, Рукия выйдет замуж за Куросаки?Рэнджи – бака, самый настоящий...Брат что-то пишет, это слышно. Монотонный стук его пера не прекращается ни на секунду.— Ты действительно глуп, Абараи — с презрением, сухо как всегда.— Но, тайчо... Он же ублюдок последний... Мы должны...— По-моему, я ничего не должен тебе, Абараи, а вот ты должен написать отчет.— Нет, капитан, я уже закончил ра...Слышу, как брат дает Рэнджи что-то тяжелое, видимо пачку бумаги.— Думаю, нет. Возвращайся к себе, Абраи, и не беспокой меня по таким пустякам.Не на того напали, Ни-сама... —Вот что, тайчо... –шелест смятых листков, шум падения перевернутого письменного стола. – Вы, конечно, не интересуетесь Рукией, но ваш долг, как ее брата, и как человека, когда-то поступившего с ней мерзко, сделать ее счастливой. Неужели вы позволите ей...Не на того напал, Рэнджи...— А почему бы и нет? — все тем же ровным голосом отвечал ему брат. — Уж за когобы я и не отдал Рукию, так это за тебя. А Куросаки сделает ее счастливой. И больше не беспокой меня по этому поводу. Меня это не волнует.