утро (1/1)

Рассвет будит нежным прикосновением ладоней утра. Кевин широко зевает и трет заспанные глаза, переворачивается на спину?— рядом никого нет. Вторая половина кровати давно пустует?— Руфус сидит за письменным столом, и перо в его пальцах едва слышно скрипит.—?Доброе утро, соня,?— говорит он смешливо.—?Его светлость уже весь в делах? —?паркет холодит босые пятки, в комнате свежо, и Кевин заворачивается в одеяло, которое волочится за ним тяжелым плащом?— не тяжелее доспехов, конечно же, но что-то по их образу и подобию, как когда в детстве, прячась от монстров, накрывался с головой, уползая в темную духоту, веря, что их это остановит,?— спи, пока молодой, потом это счастье покинет тебя.—?Ты, безответственное создание, вчера отвлек меня от задания по латыни, и мне приходится доделывать его сейчас! Если бы ты знал латынь, я бы разбудил тебя с утра пораньше?— работать вместо меня. А сам лег спать дальше.Голос возмущенный, но все еще?— такой же легкий. Наследнику весело. Солнечные лучи красят его шею и скулы в розовое золото, выцвечивают летающие в воздухе пылинки до теплого белого. За окнами трескуче поют птицы. Рассвет?— персиковый, и покои одного с ним цвета, полные экзотических восточных растений с красными листьями, похожие на сады Семирамиды, куда Кевин пробирается, словно в башню дракона, под покровом темноты, и не стыдится?— жить на два дома, любить юного мастера одного из них.Острые буквы сливаются в непонятный, нечеловеческий, мертвый язык?— взгляд цепляется за знакомые черты, но разобрать хоть слово не выходит.—?Я рыцарь! —?оправдывается Кевин,?— рыцари не обязаны знать латынь.—?Тогда зачем мне такой рыцарь нужен?Руфус разворачивается к Кевину лицом, испытующе щурит раскосые глаза. Их вечная игра?— кто кого переспорит. Докажи мне, что с тобой все еще интересно.—?Рыцари, молодой человек, служат, чтобы защищать интересы своих господ, быть их мечом и щитом, их верными цепными псами,?— Кевин делает два павлиньих шага к столу, принимая лекторский вид. Только очков не хватает?— он быстро низводит это упущение, стаскивая их с носа Бармы.Руфус хохочет.—?Жизнь сейчас такая спокойная, что тебе остается только гоняться за воронами.—?Но в час опасности,?— Кевин падает на одно колено, целует ладонь Руфуса мягко, трепетно,?— я буду рядом, и мой клинок будет твоим клинком, и моя клятва будет твоей клятвой.—?А как же Синклеры?—?Я сумею спасти вас обоих. Я ведь ваш рыцарь.—?Рыцарь, рыцарь,?— деликатное прикосновение к платиновой макушке,?— хоть бы причесался…Тема сходит на нет. Руфус, окончательно отвлекшись от учебников и свитков, наклоняется всем телом вперед, обвивает шею Кевина руками и затихает. От него пахнет куркумой и корицей, солнцем и травяным шампунем, и Кевин, кажется, мог бы целую вечность сидеть вот так, у его ног, греясь горячечной сухостью его ладоней и его смеха, но долг зовет вдаль, к югу, с другой семьей, не менее важной и ценной?— стук колес, лучащиеся любопытством глаза Эмили, которой предстоит впервые в жизни увидеть море. С каждым утром летние каникулы подбираются все ближе, и Кевин уезжает сегодня вечером, чтобы в уютном палаццо вместе с юной наследницей ждать графскую чету.Просто он еще не знает.Пусть не знает. Пусть целуется с Бармой, помогает ему поливать цветы, мечтает об отдыхе, жалуется на поскверневшую в конце мая погоду, обещает привезти с лилового берега ракушки и вино.Всему свое время.