Часть 22 (1/1)

В баре Бобика он не появлялся год. А тут оказывается многое изменилось – Бобик расширился, к пивному и винному залу добавил еще один – с танцполом. Заведение – не просто барчик, ближе к ресторану. Причем, приличному. И не гей-клуб – для их городка это было бы слишком революционно, просто негласно исполнял данную функцию. Так что здесь можно встретить и незнающих, залетных посетителей, которые зашли поесть-выпить. Но не сейчас… фак… Штейн просканировал публику – левых гостей не заметил, на первый взгляд, все в теме. Осмелели педики… Лиц Штейн не узнавал – на охране незнакомцы, на баре – новый мальчик. Народу не много, слишком рано, хоть и пятница. Устроился за угловым столиком, заказал кофе и сборную солянку – официант не смог скрыть удивления, время для супчика не совсем подходящее, но Косте похуй. Желудок болел, и похлебать жидкого – полезно. Сидел, ждал заказ, на него косились с интересом – кто такой? Почему не знаем? Но стало легче, можно снять пиджак, галстук и маску. Что он и сделал. И очки к черту. Не видеть, ощущать внимание – приятной дрожью, теплом в животе, позвоночником. Расслабленно откинувшись на диванчике, прикурил. Бесцельно пялился в большой телевизор, по которому шла какая-то музыкалка…– Привет! Не ожидал тебя здесь увидеть, – кто-то субтильный и невысокий загородил экран. Голос смутно знакомый. Нацепил обратно очки – точно, знакомый. Игорь, телевизионщик. Послать сразу? Или проявить вежливость? А, пускай, встретить Игоря – не самый плохой вариант, проверенный способ хоть ненадолго вырваться из бесконечного обсасывания одних и тех же мыслей. Улыбнулся, на диванчик напротив махнул, парень с радостью уселся.– Почему не ожидал? – на автопилоте начал пустой треп.– Ты у нас птица высокого полета, – Игорь взмахнул рукой, крыло изображая, – а тут до нас, простых смертных, снизошел… – подкалывал, не забыл трах и Костино не самое душевное отношение. Но не обидно, а так – ехидничал, скорее.– Ой, да ладно. Все мы одинаково… гнилые яблочки, – Костя подозвал официанта, ругая себя за эту фразу, она сразу разговор на другой лад настроила – Игорек теперь смотрел без насмешки. Глаза – темные, умные. Блядь…– Гнилые. Все, – понял, о чем Штейн. – Вообще все, только, знаешь, гниль гнили рознь, и ее вызывают разные причины.Костя согласно кивнул – не поспоришь, все верно, хоть и как-то заумно.– Будешь что?Мальчик-официант застыл в ожидании у столика, искоса на Штейна посматривая. Игорь его не интересовал, наверное, завсегдатай у Бобика.– А ты? Что пьешь?– Пока ничего. Буду коньяк, – до этого момента не хотел, решился внезапно, – есть Хеннесси?– Есть, – подтвердил мальчик.– Тогда давай… – вопросительно на Игоря взглянул, тот не протестовал, – два по сто, пока…По сто, еще по сто, еще… Игорек Штейну нравился. При всей своей смазливой внешности и довольно читаемых пидорских замашках, пустышкой он не был. Хороший собеседник, умный, угадывающий Костино настроение. Подходящий. Ненавязчивый, хотя, чувствовал Костя – пригласи его, и он не станет ломаться. И можно будет скинуть накал, оторваться – в прошлый раз упреков за грубость Штейн не услышал, наоборот, напор и резкость парню вкатили, а вот равнодушие – задело. И есть возможность все исправить. Но… чем больше пили, тем четче Костя осознавал – нет, не хочу… Игоря не хочу. Или хочу, но не Игоря… Всем хорош, даже не на раз, а на нечто большее, постоянное. Внезапно поймал себя на забавном сравнении – замечательная вещь, но не моя… Все, пора закругляться…– И ты представляешь, этот козел мне камеру чуть не разбил, так толкнул. Орал как истерик, чтобы оператора другого дали, а у нас нет других… Нет, есть еще Ярик, но он на выезде был… – Игорек рассказывал про депутата местной думы, который категорически отказывался от услуг пидора-оператора. Парень уже совсем бухой, это у Кости закалка и восемьдесят килограмм веса, а у этого – еле-еле шестьдесят наберется, и то, наверное, с мокрыми трусами. – Сволочь, пьяный девчонку девятнадцатилетнюю сбил насмерть на пешеходном переходе, и ничего ему не было, откупился. Сука. А я, видите ли, недочеловек для него… Работать невозможно, так что, прав ты, Костя, что не палишься. Уеду я… к черту отсюда…– Думаешь, где-то все иначе? – Костя не очень верил, что в большом городе проще. Везде хорошо, где нас нет…– Надеюсь… – их прервал телефонный звонок – Штейн заслушался, отвлекся, совсем про Еремина забыл, а он тут как тут, вовремя. Ни пить, ни пиздеть особого желания больше не наблюдалось, а вот до дома ехать… черт! Как-то он не готов за руль садиться, да и Игорек со своим депутатом-убийцей… Фааак…Сашка задал свой излюбленный вопрос: ?Ты где??, на что Костик честно признался: ?У Бобика, бухой?, и попросил: ?Забери меня?. Блядь, лишь бы Еремин свою любимую пластинку не завел… Костя, ты слишком много куришь, Костя, ты слишком много пьешь… Не завел, у Сашки чуйка есть – Штейну такое говорить, как об стенку горохом , тем более сейчас.– Хорошо, подъеду минут через пятнадцать, жди меня у входа, – Сашка лаконичен и недоволен – ну и похуй, не страшно совсем, он Костю по всем горкам прокатил – от ремней на запястьях до… блядь, шепота… Костенька, Костенька… и дрожащих пальцев. Штейн уже закаленный, его на эмоции не возьмешь…– Ладно, Игорек, по крайней, и я отчаливаю, – поставив парня перед фактом, счет попросил.Пока последнюю допивали, Игорь молчал – Штейн видел пьяную тоску в его глазах, или казалось, спьяну… И почему-то захотелось объясниться, расставить точки, начал было, но язык прикусил. Зачем? И смысл что-то объяснять? Ты меня извини, ты мне нравишься, но не настолько, чтобы тратить на тебя время… Бред собачий, никому такие объяснения не нужны…Так что, допили и попрощались – ?Ну, давай?, ?Ага, до встречи, хорошо посидели?, и Костя спустился вниз. У гардероба подождал, пока здоровый бугай – слегка удивился, что не привычная тетка в парике, которая здесь лет семь работала – его пальто принесет. Уже руку протянул пальто подхватить, когда кто-то борзой с воплем: ?Вадька, что за прикид? Ты на работу устроился??, его за талию обхватил да в шею чмокнул. С возмущением обернулся – позади парнишка в узеньких джинсиках, лет двадцати. И сам в шоке, когда Костика разглядел.– Ой, блин, простите! Ошибка, обознался, – парень отцепился, на Костю с изумлением уставился.– Да ладно, ничего страшного, – Штейн рассмеялся, забавляясь растерянной гримасой на лице паренька. Пальто накинув, застегивался, а парнишка отошел в сторонку и его издали рассматривал. Любопытно…– Что, правда похож?– Даааа, если Вадьке возраст прибавить, подстричь его и переодеть… Ну… и очки… Блин, надо ему рассказать! – парень заулыбался, – бывает же такое…– Бывает, – повторил Штейн, махнув рукой на прощание.После этого забавного инцидента, не сказать, что настроение улучшилось, чуть выровнялось, скорее. На крыльце огляделся – Сашки нет еще, прикурил, неспешно пошел в направлении к центральной дороге. Далеко не ушел – заметил у соседнего здания тойоту с синими ментовскими номерами и выходящего из машины Еремина. Та самая служебная тачка, на которой Сашка разъезжает? А что так далеко тормознули? Фак, дошло! Сашенька конспирацию соблюдает. Правильно, нечего у сомнительного заведения светиться… а то заподозрят в порочащих настоящего мужика связях.Еремин его увидел, но пока машина не отъехала, вида не подал. Злость ударила по нервам внезапно, аж слезы на глазах выступили. Зажал пальцами переносицу, не дай бог Сашка заметит непрошеную влагу под очками, посчитает слабостью, но это не слабость – это острый приступ ненависти. Сочувствие, жалость к Сашке – слабость, а ненависть – закономерное чувство. Ее вчера Еремин пинками по больному разбудил, а разговор с Игорем подкормил еще и презрением. Потому что… черт! Костя резко отвернулся и обратно к Бобиковскому бару двинул, пусть Еремин догоняет. Потому что в дохлом и похожем на девчонку Игорьке, получающим зуботычины от каждой сволочи, больше смелости, чем в майоре Еремине, да и побольше, чем в нем, Косте Штейне. Хотя… и это закономерно – одержимый и лживая тварь, гниль к гнили…Слава всем яйцам, до квартиры Сашка довез его без нравоучений и нотаций, только поглядывал осуждающе, но с беседами не лез. Чувствовал, что кинь камушек, – скажи лишнее слово – снесет плотину поток Костиной злости и ненависти. Что Штейн на пределе, вот-вот – и сорвется с цепи, только усыплять его потом, как пса бешеного… то есть, все угрозы в действие приводить. И Еремин удачно избегал провокаций, балансировал на грани, хитрая сука… и заботлив был в меру, без извечной властности. Дома Костя подостыл, успокоился, а после душа, где чередуя горячую воду с холодной, пытался в себя прийти – снова о приоритетах напомнил: тендер, шеф, а после – Еремин. Послушным пластилином быть уже не выходит, но терпи… терпи… терпи пока.Он и терпел, молча, и в глазах сухо, когда Еремин, падла, все же наказал за вчера, за сегодня, за подозрения – их он озвучил: ?Что, не встает? Успел воткнуть кому-то или за щеку присунул? Вы же любите по-быстрому у вонючих толчков…? Терпел, лежа на боку, в горле клокотало от беззвучной ярости, чувствовал Сашкины жадные, совсем не нежные лапы на бедрах, на груди… На горле… еще чуть-чуть сильнее сдавит, и все уже будет неважно… все завершится. А может, пускай? По крайней мере, эта мука прекратится… Нахуй! Вот так тупо сдохнуть, с Ереминским членом в жопе?! Уцепился за стискивающие гортань пальцы, отжимая по одному, воздуха не хватало – Сашкины яростные толчки стали отдаляться, будто что-то где-то происходило, но не с ним и не здесь, чернота быстро наползала кляксой, мгновение – и он растворится в ней. Навсегда, безвозвратно… Закончилось резко – вдохнул судорожно, чернота отступила – руки с горла пропали, и короткие ногти впились в бедра, Сашка застонал. Дышал часто, загнанно, чередуя вдохи-выдохи с поцелуями в плечо, шею… скулу… Ненавижу… лишь бы в его башку идея ?помочь? не пришла… Если он сейчас нежничать начнет, добиваясь от Кости ответной реакции, то он, Штейн, сорвется в истерику… К счастью… к счастью, не пришла. Прошептав очередное бессмысленное ?Прости?, отвалился, освобождая от жара своей стокилограммовой туши. Чтобы встать и добраться до ванной, пришлось напрячься – сил никаких не осталось. Терпи… еще вот одну ночь, еще один день, неделю… Скоро финиш… скоро…Забавно. Утром, проснувшись, боялся на себя взглянуть в зеркало. Уверен был, что на шее синяки останутся – отпечатки Ереминских пальцев. Но нет. Ничего, ни следа. Заперся в ванной, сев на корзину для белья. С бодуна в голове уже не каша, а снова жижа. Состояние такое… будто сознание раздвоилось. Ведь вчерашнее – жесткий показательный трах и сдавленное горло, Сашкина игра в одни ворота – вспоминалось не просто смазанной картинкой, а объемной проекцией. А отсутствие следов на горле, на бедрах, опровергало, заставляя усомниться в собственном рассудке. Блядь, трижды… ебаный коньяк. По ходу, он все же нажрался до усрачки, пусть и казался себе вменяемым, но не был. Яблоки, пауки, Игорек, сладкая парочка твикс – мысли о себе и Сашке, да и секс – не было в нем ничего переходящего в настоящее наказание. В алкогольном угаре увиденное, услышанное и почувствованное наложилось на стресс, в результате – гипертрофировалось, видоизменилось. Показалось страшнее и значимее, чем было на самом деле.Можно выдохнуть… Ты еще не сошел с ума. Пожалуй… если забыть про мысли о… фак, даже произнести в уме страшно, о смерти… Потому что именно о ней и думал, пока Еремин ритмично вдалбливался в нутро, заливая пОтом спину, выжигая нервы. Впору бы испугаться по-настоящему, в панику впасть. Мысли о смерти… блядь, сука Еремин. Он и разбудить их не мог, только посеять. Никогда, ни разу в жизни – он, Штейн, слишком себя любит – не возникали. Нет, он думал, конечно, как все нормальные люди – как о чем-то далеком и абстрактном, но чтобы видеть в смерти избавление от проблем? Никогда! Умылся ледяной водой, долго чистил зубы. Долго смотрел на себя в зеркало – похудел, сильно похудел. Скулы стали заметнее, глаза запали. Похмелье-не похмелье, а лощеным ты уже, Костя, не выглядишь. Жалкой пародией на себя…Острое желание прополоскать мозг насмешило и привело в чувство. Снова сел на корзину. Соображай! Легко сказать… Так, Штейн, попробуй… Уйди от чувств, приди к схемам, формулам и уравнениям. Или… представь, что ты по оси икс движешься к заданной точке - финалу. Желаемый финал – в твоей жизни нет Еремина, а есть ты, живой и с деньгами. Но ты в какой-то момент отклонился от курса, сместился с оси. Соображай! Сложно, даже больно, но нужно. Похоже на ломку… Черт! Что там было в начале? Что-то важное… Снова умылся ледяной водой, голые ноги подмерзать начали… Холодно.Что-то важное… да, бей, круши, ломай… себя… Правильно, установка тогда была дана, и теперь все твои действия ей подчиняются. Крушишь всех вокруг и разрушаешь себя. И сигареты, уже две пачки в день, и выпивка, и нервы, и ненависть, и бессонница – точки, отметки на пути саморазрушения. Что ж, можешь себя поздравить, таким путем ты точно сгоришь по дороге и в финал не попадешь. Красную ленточку сорвет кто-то другой. Нахуй! Нахуй! Не для того столько сил вложил – прогибался, играл, притворялся, чтобы самому все и испоганить…Душ, бритва в дрожащих пальцах. Крепкий чай с лимоном, легкая улыбка Еремину – тот, словно чувствуя, что Косте требовалось время прийти в себя, даже ни разу в дверь не постучал за тот час, что Штейн самокопанием занимался. Смотрел настороженно, а улыбку и бритую морду увидел – чуть выдохнул. Суббота, наверное, у него настрой на отдых, а не на ссору и выяснение отношений. Лишь раз о вчерашнем напомнил, когда Костя в аптечке рылся – что-нибудь от боли в желудке искал:– Ты бы притормозил, Кость… Заработаешь гастрит, а то и язву.Чуть раньше Штейн бы на это злой насмешкой отреагировал, а сейчас – согласно кивнул.– Торможу, Саш. Видишь, ни одной сигареты с утра не выкурил, – хотя все равно про себя подумал: ?Если бы ты от меня отъебался, морально и физически, вообще все отлично стало бы…?К обеду полегчало, сон и суп куриный помогли. Сашка домой – так и сказал ?Домой?, настоящий прогресс – свалил. Может, после упоминания Костей, он перестанет, наконец, из жены и дочки тайну делать? Договорились созвониться вечером, а Штейн совершил героический поступок – чуть ли не пинками себя выгнал в бассейн.Еле-еле, преодолевая кашель и сопротивление задубевших в покое мышц , размялся в сухом зале, не напрягаясь особо, растянулся, гири потягал, даже пресс покачал с нагрузкой в двадцать килограмм. В воде уже проще – кролем, правда, не рискнул плыть, плечо прошивало болью. Зато брассом, в спокойном темпе, два км сделал. Нормально. Наматывал бассейны и каждый раз, выходя из разворота, инстинктивно на тумбу косился. Зачем? Кого хотел там увидеть? Да понятно, кого… Саню… Глупо, пацан тут, скорее всего, случайный посетитель. И встречаться им пока нет смысла, слишком рано…Промилле вышло с пОтом и метрами, и, смывая после заплыва с кожи мерзкий запах антисептика, ощущал себя полноценным человеком – даже намека на похмелье не осталось. В душевой получил по ягодицам удар мочалкой – Серега поприветствовал как обычно, в своей манере. Потрепались голые ни о чем, пытаясь перекричать гул воды. Все как всегда… Все в порядке, почти… Нужно лишь вычеркнуть лишнее и максимально приблизить сегодняшнюю жизнь к прошлой, хотя бы распорядком и привычными действиями.На обратном пути заехал в мебельный, купил себе в кабинет новое кресло. Темно-синее, кожаное, с подлокотниками, которые управлялись с кнопки и фиксировались в трех положениях, в том числе и полностью опускались. Хотел сначала без колесиков, но передумал – не станет же он лишать себя удовольствия покататься по паркету? Не станет. Почему-то первым делом представил не как в этом кресле работать будет, а как раком стоять, в окно дым выпуская. В общем, кресло отлично подошло и к интерьеру, и к заднице. Удобное. Загрузилось, правда, в багажник с трудом, пришлось спинки задних сидений откидывать. Но впихнули на пару с грузчиком. Жизнь продолжается…Первую сигарету выкурил часов в пять вечера, когда уши опухли конкретно. По желанию, а не на рефлексах. Еремин бесил, но в меру. Наконец, получилось абстрагироваться от мешающих эмоций. Штейн ощущал себя прежним, пусть без некоторых деталек – того, что сломалось или потерялось за этот месяц – преданности, гордости, совести, честности… А так… почти целым. Собранным, трезвым, просчитывающим ходы.Просчитывая ходы, в понедельник пришел к выводу, что время пришло предпринимать некоторые шаги и в игре с Ереминым. В обед сорвался с завода, созвонившись предварительно с Аликом. В шашлычке встретились без свидетелей, в отдельном кабинете. Леркин узбек – брат, как же я тебе благодарен, скажи, что должен, все сделаю – тараторил без пробелов, заискивающе в глаза заглядывая. Костя и сказал, только после сказанного Алику еще долгов прибавилось. Что под колпаком он уже, в ментовской разработке. И валить ему нужно, чем быстрее, тем лучше. Алик вмиг посерьезнел, долго допытывался, откуда Константин Сергеевич узнал и про его участие в перевозке, и про милицию на хвосте. Штейн лишь многозначительно улыбался, но когда про лук напомнил – именно в контейнерах с узбекским репчатым луком наркота в город и попадала, поверил и согласился – валить необходимо, пока выезд не закрыли. Хоть пару месяцев переждать. Когда поели – Костя от шашлыков отказался – желудок берег, но борщ и салат ради здоровья в себя запихнул, – Леркин узбек не удержался, требовалось ему знать, чем за Костину доброту расплачиваться придется:– Ты, брат, мне скажи… Понимаю, что не ради меня предупредил, ради Валерии, – Штейн согласно кивнул, хотя совсем не факт – ради себя, точнее… – Что я могу для тебя сделать?– А мне, Алик, как раз немного ?лука? и нужно. Грамм пятьсот, чтобы не смотрелось как для собственных нужд, а как распространение.– Дорого это… – заныл Алибек.– Не дороже свободы, дорогой, – прервал его Костик. Блядь. ?Что могу для тебя сделать, брат? Все сделаю…? Пиздеть легко, а как до дела дошло, хитрый узбек торговлю открыл. – И жизни, – надавил Штейн, видя сомнение на круглой роже.– Хорошо, как скажешь, так и будет, брат.Хорошо. Обговорили детали, Костя несколько раз подчеркнул, чтобы прямых звонков и контактов между ними не было, и чтобы Лерку не впутывал. ?Алишера, мальчика того, депортировали??, ?Нет, он с визой трудовой?, ?Отлично. Кафешка же доставку обедов делает??, ?Делает?, ?Напиши мне номер Алишера, я ему позвоню – когда и куда жрачку на обед привезти, вот пусть и прихватит с собой, уточню, кому передать…?Порешали по-деловому, и Штейн, чуть возбужденный – первый шаг сделан, рисковый, опасный, но сделан, – с Аликом до нескорой встречи распрощался. В городе вспомнил про свое обещание выяснить, что за проблемы в фирме, где Сорин кухню заказал.По пути заехал в ?Айсберг?, но выяснить с ходу не получилось – сначала долго стучался в закрытые двери офиса, а потом еще столько же боролся с желанием зарядить в лоб упертому молодому менеджеру, который один в офисе и находился, за всех отдуваясь. Но парень стоял насмерть, что-то монотонно и вяло мямля о том, что он ничего не знает, заказ оформлял другой человек, тот заболел, телефонов нет. Нет, и директора нет, и не будет, и номера не оставил. Блядь, Штейн даже восхитился в душе такой преданностью и твердостью. Пришлось прибегать к проверенному способу – листать телефонную книжку. Позвонил, не уходя из фирмочки – парень настойчиво его за порог отправлял, но Штейн тоже уперся – хуй он, не разобравшись, уйдет. В общем, вызвонил знакомого, тот примерно такой же байдой занимался, только в более крупных масштабах. Имя директора, он же – хозяин, у него выяснил, и проблему. Оказалось, все до банальности просто…– Костя, ну что тебе рассказать, – вещал в трубку знакомый, – у Славки в который раз извечная российская болезнь началась – запой, вроде пробухал две недели, сейчас в наркушке отходит. Вот у него все и валится, уже третий бизнес просирает так. Его нет, контроля нет, работники забили на все.– И что делать? У меня друг по срокам пролетает, если они его с кухней кинут.– Да ты езжай к мастерам в цех, штуки за две договорись, сделают по-быстрому. Может, готова твоя мебель, валяется на складе. Сейчас я тебе адрес, где цех Славкин находится, найду…Ручку, чтобы адрес записать, Костя из кармана дешевого пиджачка менеджера выдернул, тот аж опешил от такой наглости. Но промолчал.Ладно, эту историю надо сегодня завершить, сейчас и заедет к мастерам, попробует договориться. Уходя, сублимировал желание зарядить парнишке в лоб – похлопал по щеке, заросшей редкими кустиками щетины. Менеджер что-то закудахтал недовольное. Но Костя мило улыбался, настроение не испортилось, наоборот – напало легкомысленное веселье.– Ладно, Михаил, – имя Штейн на бейджике прочитал, – как ваш директор выздоровеет, передай ему обязательно, что он тебе медаль должен за стойкость, и что мудак. А еще лучше, бери бабки из кассы и вали.– Так нет денег, все растащили уже, – неуверенно улыбаясь в ответ, отреагировал Миша-менеджер. – И разбежались.– А ты тогда что здесь делаешь? – Косте искренне интересно стало, что парня держит в пустой и разворованной фирме.– Жалко… директора жалко, он мужик хороший…– Ну и дурак, зато он тебя не пожалеет, и всех собак на тебя повесит вдогонку.На лице парня возникло то же упрямое выражение, как и в начале беседы. Не нужны ему советы… Ну и бог с ним, жизнь его, наивного и преданного, еще успеет обломать. И без Костиного участия. К черту.Цех нашел с трудом, пробороздив хондой несколько километров грязи и луж. Подъезжал, парковался на маленькой сухом пятачке, и надежды найти тех, с кем можно договориться, почти не испытывал. Но ошибся – в цеху работали несколько станков, причем не самых дешевых, с электронным управлением. Его увидели, засуетились, забегали. Костя не первый день на производстве, понял, что пока хозяин бухает и капается, мужики на его оборудовании и за его счет шабашки рубят. Правильно, да и справедливо, все вертятся как умеют… Вычислил главного – мужика лет сорока, в синем, обсыпанном стружкой, комбинезоне. Пачку сигарет показал да на выход кивнул – кричать смысла не было, пилу не перекричишь. Мужик с сомнением Штейна оглядел, очень уж он диссонировал с окружением в своем щегольском прикиде, но следом вышел. Костя приготовился к долгим расспросам и уговорам, но мужик вменяемый оказался – быстро просек, что от него требуется. Объяснил, что кухня готова, как и предполагал знакомый, стоит на складе. А с заказами неразбериха – в офисе нет никого, все разбежались, и чья и за кем очередь – непонятно, сейчас они устанавливают оплаченные, месячной давности. За две штуки Костя доболтался, что Лешкину кухню в среду привезут, минуя все очередности. Пообещал, что еще сверху за быструю сборку-установку накинет, записал – уже который раз за день – телефон мастера, и со спокойным сердцем на завод вернулся.Спокойным сердце оставалось ровно до той минуты, пока Штейн не набрал номер Сани. Весь вечер оттягивал этот момент, вроде ничего такого – звонок по делу, предупредить да сострелковать с установщиками, чтобы все вопросы дальнейшие между собой решали, без его, Штейна, участия. А все равно – нервно как-то, не страшно, глупо было бы бояться, а именно нервно. Эмоция выбивалась из Костиного настроя. Он, наконец, ощущал себя тем, чем и должен – пулей. Бесстрастной, бесстрашной, бесчувственной пулей. Но не дурой, а сосредоточенно летящей к цели. А общение с Саней – это сильный боковой ветер, который может увести пулю с намеченной траектории. Хотя… Костя рассмеялся, сжимая в руке мобильный, он – не пуля, а РПГ*. Что ему тот ветер? Ничто. Нажал на зеленую кнопочку дозвона. Саня ответил быстро, со второго гудка. Время – семь вечера, а в трубке слышно музыку и шум, похожий на сверление. Работают еще?– Привет, – поздоровался, не пытаясь шум перекричать.– Да, здравствуйте, одну минуту… – стало тихо, видимо, Саня отошел подальше от источника помех.– Слушаю вас, – голос у Сани по телефону чуть глубже, ниже, чем на самом деле. И интонации чужие, равнодушные. Или кто-то рядом стоит, или такую для себя избрал тактику поведения. Будем считать, что первый вариант, а то… как-то ветрено стало, и по сердцу царапнуло. То ли жаба, то ли разочарование… Подспудно ожидал какой-то другой реакции – неуверенности, радости, смущения – и не услышал.– Как работы движутся? Успеваете? – равнодушие так равнодушие, ему не сложно.– Да, сегодня двери начали устанавливать. Нормально движутся.– Отлично. По поводу кухни, запиши телефон…– Вы выяснили? – перебил нетерпеливо, сопляк.– Да. Все решил. Созвонитесь, ты или кто другой, с мастером, договоритесь на время.– Сейчас… – и уже не ему: – Жень, тут про кухню… Да, Константин выяснил. Да, принеси ручку…Тишина, только Санино дыхание. Значит, он не один был, вот и тон такой.– Ты приедешь? – уже совсем иначе спросил, с надеждой. И ветер, сука, стал сильнее – так остро захотелось сказать: ?Да? и к черту все траектории…– Позже, когда мебель поставят, позвони мне. Мужикам придется сверху за скорость накинуть.Снова пауза. Тик-так, тик-так…– Ладно, понял… – почти неслышимое сожаление и снова деловой тон, наверное, Наполеон вернулся:– Говорите, записываю.Костя, продиктовав номер, предупредил, что Лешка, скорее всего, в воскресенье уже сам приедет, проверит. Чтобы подсуетились, прибрались, да и Сане нужно знать, что пора съезжать с хаты. Поэтому… фак, он заботливый, даже самому не верится, не удержался:– Сань, ты нашел квартиру, где жить будешь?– Да, спасибо, – кратко, явно шифруясь. Правильно, Саня, враги рядом.– Окей, а про больницу помнишь?– К пятнице все сделаем, – ответил неопределенно.– Ну, смотри сам, твои руки, – чувствуя едкое раздражение, Костя решил быстрее свернуть разговор:– Тогда у меня все. Если что-то важное – звони. Да, еще… к субботе пусть твой бугор смету нормальную подготовит, точно посчитает, сколько Алексей вам должен. Только безо всяких наебов, я проверю. Понял? Если понял, то до свиданья.– Да. Передам. До свиданья, – слова зазвучали чуть выше, чуть звонче, чем в начале, выдавая Санино волнение. Лишь бы никто, кроме Штейна, не заметил, ни бригадир Женя, ни другие возможные слушатели. Ни к чему пацану подозрения… хотя это его, Костиной, паранойе везде опасность чудится. Поэтому ничего больше не сказал, отключился. И переключился на действительность – у дома ждал Еремин…