Глава сорок третья (1/2)
Такая любовь убьет мир…Маша и Медведи «Земля»Илья был спокоен. Абсолютно. Он не анализировал, не сожалел, не перебирал в памяти последний разговор с Андреем, не искал причин произошедшего, не задавался сакральными вопросами «Что делать?» и «Как жить дальше?». Ему было… нормально. И вообще — некогда. Сессия, то, сё. Что именно «то» и какое «сё» – ответить Илья не мог. Он просто что-то сдавал, куда-то бежал, читал, рисовал, обещал нарисовать, неожиданно сдал «Основы композиции» и ещё более неожиданно завалил зачет по «Маркетированию».На третий день его накрыло.
Он, как обычно, вернулся домой, открыл входную дверь и вдруг осознал, что нет в его жизни Андрея. Нет и не будет больше. И все это — и учёба, и будущее, какое-то копошение, люди вокруг — всего этого не надо! Ничего больше не надо.
Илья медленно сполз по стене в коридоре, уткнулся лицом в мягко обхватывающий шею шарф... А тишина в квартире давила на уши, звенела в голове похоронным маршем, от этой отчаянной пустоты заходилось в бешеном ритме сердце и что-то разрасталось внутри, такое болезненное, тяжёлое, чёрное, что Илья сполз на пол, обхватил руками живот и свернулся в калачик. Он не плакал, не стонал, — ни один звук не нарушалглухое безмолвие ставшей вдруг чужой квартиры. Только было очень страшно, страшно оттого, что так больно. Как выдержать, как не закричать, какудержать в груди заледеневшее огромным болезненным комом сердце? Сейчас он был готов на все, лишь бы прекратить это мучение. Выброситься из окна, бежать искать Андрея, заорать во весь голос, срывая связки…Илья медленно приподнялся на колени и прижался пылающим лбом к холодной стене. Он не будет ничего этого делать, он выдержит, и искать не будет, всё пройдет, надо просто потерпеть! Ему никто не нужен, одному хорошо, спокойно, он больше не будет думать о… о прошлом. Не будет валяться на грязном полу в прихожей, как побитая хозяином собака, не будет слушать эту страшную тишину в доме. Он медленно поднялся, не раздеваясь, прошёлв комнату, включил центр, крутанул ручку до отметки максимума. Квартиру затопил, залил оглушающий ритм басов. Вот так, чтобы не слышать проклятую тишину, чтобы не слушать... Илья крепко зажмурился, стояпосреди комнаты. Грохочущая, бьющая в подкорку мозга музыка изгнала страх. Теперь бы ещё не думать ни о чём! Превратиться бы в животное, нет, в тупое растение, просто жить… Чтобы не болело. Отчаянным взглядом Илья обвел комнату. Не замечая, что кроссовки оставляют на полу грязные следы, быстро прошёл в кухню. В холодильнике стояли две бутылки водки ещё со времён весёлого, но гомофобного Олега.
Водку Илья не любил, но так получалось, что пил почти всё время только её: коньяка или других благородных напитков он не держал, за пивом в магазин бежать надо, — да и к поводу оно не подходит. Он планировал упиться до потери сознания, ужраться в хлам, до полнейшей дезориентации, амнезии и потери рефлексов.
Резким движением сорвав пробку и не утруждая себя поисками рюмки, он хлебнул из горла и тут же закашлялся, когда крепкая ледяная жидкость обожгла горло. Илья упал на стул, одной рукой неловко стягивая за рукав всё ещё надетую куртку, а из второй не выпуская бутылку. Отдышался, собираясь с духом, глотнул ещё. Через несколько минут и ещё пару глотков Илья расслабился, откинулся на стуле, чувствуя, как начинает откатывать куда-то на задворки памяти чёрная рука, сжимающая сердце, как утрачивает острую значимость боль и отчаяние. Он улыбнулся, с нежностью глядя на бутылку, спохватился, что пьёт прямо «с горла», как какой-то алкоголик, бодро соскочил со стула, нашарил в шкафчике пузатую рюмку, из холодильника выудил кусочек сыра, порезал хлеб. Хотелось уже не тупо напиваться, а со вкусом и пользой приятно провести время. Ну и что, что один? Он взрослый самодостаточный человек, ему и с собой нескучно. И на хуй ему никто не нужен. Никто. Совсем.
Наполнив тару прозрачной влагой, Илья довольно прищурил серо-зелёые глаза и громко провозгласил, салютируя рюмкой:— За любовь! – тишину кухни разорвал хриплый надрывный смех. – Пропади ты пропадом, старая сука! – несколько капель из опрокинутой рюмки скользнули по подбородку, а затем за воротник, неприятно щекоча кожу, но Илье было уже наплевать: к чему останавливаться, если уже созрел следующий тост?— За пидорасов! И тех, кто по сути, и тех, кто по жизни! – он хмыкнул, закатив глаза, и прошептал с усмешкой: — Да, да, Андрюша, это тост и за тебя, и за меня!Далее тосты сыпались не переставая, причём он сам поражался своей фантазии и остроумию. Водка лилась, музыка орала, настроение зашкаливало.— О! За преподов! За тебя, козёл Будаев, чтоб я тебе так пересдал в следующем сем…стрем… бля, чтобы пересдал, в общем!— За блядский мир во всем мире!
— За гармонию в природе! Чтобы мальчики с девочками, птички с птичками и так далее! А Андрюсики пусть пожизненно дрочкой развлекаются! – пьяное хихиканье звучало довольно смешно на фоне грозных басов, и новая порция веселья не заставила себя ждать. Однако, хохот резко прервался глухим кашлем.— За тебя, Андрей, — тихо сказал он, измученно прикрывая глаза. — Счастья, чтобы жив-здоров... – новая рюмка обожгла гортань, в глазах всё туманилось и расплывалось, в горле застыла муть, словно водка собиралась там комком и никак не хотела двигаться дальше по пищеводу. — А мне и без тебя хорошо, понял?! Мне ваще ох-ре-нен-но одному! Хочу — пью, хочу — трахаюсь со всеми… Не, — он потер наливающиеся жаром глаза, — трахаться больше не хочу!.. Два дня задница того… Твари… они меня вдвоём, что ли?..– вскинувшись, он схватился за горло бутылки, спихнув рукавом со стола рюмку. — Тоже за вас выпить надо, мужики! – он опрокинул бутылку, не совсем попадая в рот, так, что ледяные струйки снова заскользили за шиворот, обдавая Илью алкогольным смрадом.Захотелось куража, гомона, веселых и пьяных лиц вокруг. Нетвердой походкой Илья вернулся в комнату, отыскал на столе брошенный телефон.— Алё, Паханыч! Ты должен срочно меня спасать, я хочу гудеть всю ночь! – пропустив приветствие как ненужную часть, пропел он и все равно съехал в конце на пьяное хихиканье.— Илюха, ты чё? Ты там колом уже, что ли? Бля, я не могу, меня Светка убьет, если опять свалю. Давай в другой раз, все не могу гов… — разговор прервали внезапные короткие гудки.
«Подкаблучник!» — процедил Илья, отыскивая в памяти последних набранных номеровтелефон Антона.— Тоши-и-ик, солнце мое, приезжайсрочнотымненужен, — томно прошептал на выдохе Илья.— Ты где, козёл, шляешься? Какого хера ты мои звонки третий день сбрасываешь?! – заорал телефон предположительно голосом Антона. Таких интонаций от него Илья еще не слышал. Он с сомнением покосился на сотовый, удивлённо икнул и осторожно приблизил телефон к уху.— Тоша, это ты?— Я, блядь, тут телефон оборвал, а он бухает вовсю! Время четыре дня, какого хрена ты уже в хламину?! – не успокаивался Антон.— Да пошел ты! – прошипел Илья и швырнул телефон об пол.«Тоже мне нашёлся! Кто такой вообще?! — злился Илья, наступая кроссовком на корпус треснувшего аппарата. — Лезут все, уроды, а как нужны, так пошёл, Илюша, на хуй! Нам, Илюша, не до тебя, у нас, блядь, своя жизнь распрекрасная!»
Он покрутился по комнате, бездумно круша мебель, на пол полетели учебники, краски, бумага. Рухнула тяжёлая папка, веером раскинулись выпавшие рисунки. Андрей. «Ты-то мне и нужен! — скривил губы в злорадном оскале Илья, запихнул обратно в папку листы и понес на кухню, — будешь моим придуманным другом! Всё из-за тебя, значит, буду пить и нести пьяный бред, глядя в твои глаза!» План был, конечно, смешон, но Илья был уже в стельку пьян, и собственная идея показалась ему крайне остроумной.
— Смотри теперь, милый, во что ты меня превратил! И не надо так многозначительно молчать! Чего я ждал? Да внимания, блядь, понимания хотя бы! Кто о дружбе-то лепетал? Так и дружи на здоровье, что ты в душу мне лез? Итак всю вымотал уже. На хрена ты вообще приперся ко мне, чтобы свалить так через полгода? Пять минут — и нет тебя! Похер всё! А обо мне ты подумал? — отчаянно шептал Илья, осторожно очерчивая пальцем линию губ нарисованного Андрея. Любимый набросок, кстати. Лицо крупным планом, ладонью подпирает щёку и читает одну из своих книжонок волшебных. Ресницы тёмные-тёмные, густые и острые, неровные такие, растут треугольником. Посередине они длинные, а по краям короче. И улыбка такая мягкая, еле заметная.
Сморгнув, он скривил губы в болезненной усмешке:— Блядь я, да? Так, да? – на мгновение он прикрыл глаза, словно от боли, и на сетчатке тут же возникло лицо Андрея. Только не такое, какое он видел на рисунке. О, нет! В арсенале у Андрея было другое — презрительно искривленные губы, раздувающиеся нервно ноздри, зло сощуренные глаза, брезгливость, словно увидел что-то мерзкое, противное. И эти слова, то, что он сказал, уходя…
Алкоголь распалял злость и обиду,превращал все чувства в ненависть, заставляя в любимом видеть врага. Илья захохотал, пугая сам себя взрывами неконтролируемого бешеного веселья, он кричал, сыпал отборными матами, ревел, стыдливо утирая слезы плечом, пил, не чувствуя вкуса и градуса, пока в один момент невообразимый сплав чувств и эмоций не перемкнул сознание. Смахнув локтём полупустую бутылку, Илья вскочил из-за стола, схватил прислонённый к сахарнице рисунок и разорвал хрупкий листок на две неровные половинки. Лихорадочно обшарил глазами кухню, нашёл брошенную на разделочный стол папку и, торопясь и задыхаясь, попытался разодрать все картины одним движением. Но пачка была слишком толстой, бумага не поддавалась, парень только порезаться умудрился.— Крови моей хочешь, мало тебе, да, мало?! – закричал Илья. Рванул ящичек со столовыми приборами, в глаза бросился небольшой ножик. Андрей принес, специально для сыра и лимона, чтобы красиво и тонко нарезать. Илья истерически захохотал, выхватил нож…Всю квартиру сотряс оглушительный грохот. Обескураженный Илья выглянул из кухни в коридор и только тут услышал, что в дверь беспрестанно звонят, пинают, колотят чем-то, что она вот-вот слетит с петель. Ничего не понимая, парень открыл замок, чтобы обнаружить в подъезде Антона и чужого бородатого мужика в трениках и тапочках, набирающего очередной разгон.— Большое вам спасибо! Вы нам очень помогли, — вежливо сказал Антон и взмахнул рукой, тем самым остановив таран на подлете.Отпихнув с дороги ничего не понимающего Илью, Антон решительно захлопнул входную дверь, пресекая возможные вопросы со стороны соседа.— Э-э-э? — вопросительно выдал Илья.— Пришлось сказать, что ты соседей снизу затопил. Уже дверь выносить собирались. Яполчаса звоню, долблюсь, ору под дверью! Где Андрей? Вы что, вообще охренели здесь?— Зачем дверь-то ломать? Может, меня дома нет? – наконец-то пришел в себя Илья. Нахмурившись, он смотрел, как деловито разувается и снимает куртку Антон. А он-то сам до сих пор в кроссовках по квартире разгуливает. Помедлив, Илья скинул обувь.— Свет горит, музыка орёт так, что у машин сигналки охрипли верещать. Нож отдай! Где Андрей, спрашиваю, прирезал ты его что ли по пьяни, алкашня?! – Антон решительно забрал нож, заглянул в комнату и завис, поражённый открывшимся видом: — Вы тут чего? Подрались, что ли? Андрей!!!— Не ори! — поморщился Илья и пошёл в ванную. С появлением Антона он начал стремительно трезветь, и сейчас страшно хотелось умыться и лечь спать. — Нет его здесь.Пока он приходил в себя в душе, Антон успел заглянуть в пустующую бывшую комнату Андрея, оценить размер выпитого на кухне, красноречивую картину живописно разбросанных и местами порванных изображений соседа. По всей видимости, появился он вовремя.
Выждав под дверью слишком долгие пять минут, Антон тихонько поскреб косяк и, не дождавшись ответа, осторожно заглянул в ванную. На полу, обхватив руками коленки, сидел глубоко несчастный и всё ещё нетрезвый Илья. Закрутив воду, Антон постоял молча, вздохнул пару раз и, аккуратно опустив крышку унитаза, уселся.
— Как ты? – Спросил тихо, окидывая взглядом мокрые — видимо, пихал голову под кран — волосы Ильи. Ясно было, что друг пытался утопить горе в вине, то есть, в водке - что, как известно, не панацея - и друга нужно было срочно спасать. Пить Илья не умел и не любил, потому видеть его в столь ужасающем состоянии было больно и неловко.— Хреново, — не поднимая головы, просипел в коленки Илья.— Тебе плохо? Тошнит? Может принести чего? — быстро спросил Антон. Илья покачал головой, затем кивнул и снова отрицательно покачал. Справедливо решив, что из ванной уходить рано, Антон помолчал, теребя в руках снятое с крючка полотенце, затем тихо сказал:
— Прости меня!— За что?— За то, что не разобрался и наорал на тебя, когда ты позвонил. Если бы я знал, что у вас тут происходит, сразу бы прибежал.— Нет, ты вовремя пришел. Даже не представляешь, насколько, — горько вздохнув, прошептал Илья.— Что случилось? Он давно ушел? Звонить пробовал? Вы вместе пили и поссорились, да? – зачастил вопросами Антон, искренне желая помочь. О себе, глядя на столь явное горе, как-то не думалось, — настолько Илья сейчас был не похож на себя обычного — смешливого, острого на язык, высокомерного засранца.— В субботу ушел. И нет, не звонил и не буду. Всё кончено, Тоха. Хотя, и заканчиваться-то нечему было, — Илья ещё сильнее вцепился в колени, будто сдерживая дрожь.Антон присмотрелся — точно, да его трясёт всего. Слетел на колени рядом, обнял, пытаясь поднять голову и заглянуть в глаза.