Пан или пропал? (1/2)
А вы не ждали нас, а мы собсна главку принесли. Та-дам. Ах, ещё кое что сказать хотел. Теперь повествование идёт не от лица Бора, теперь это...POV Петя.Сидим с братом, смотрим телек. Боже, что за ерунду они постоянно показывают? Судя по тому, как тяжело вздыхает Игорь, у него мелькнула та же мысль. Вечно мы думаем одинаково. А сейчас он, небось, спросит про...— Петь...Ты долго ещё собираешься в партизана играть?Вот. Я же сказал.— ?До тех пор как? и ?пока не?...— Это конечно. Ну а всё-таки? Долго выдержишь?Охохо... Долго ли... Как пойдет. Если пойдет так же, как неделю назад на полянке, когда мы с Риской (это я Бориславушку так зову) проснулись... То совсем недолго я выдержу!— Смотря что ты имеешь в виду.— Да ты сам прекрасно понимаешь, ЧТО я имею в виду.
— Ну-ну.Понимаю. Ещё бы не понять. Любишь — так люби. По-всякому...
И о чём я только думаю?— Сдаётся мне, что недолго ждать осталось. Совсем-совсем недолго. Я в этом уверен.Тут в комнату заходит Васька:— Игорь! Помоги мне притащить кое-что с моей квартиры!Я вскакиваю:— Давай я...— Сидеть! – Падаю обратно. – Игорь, помоги. А ты сиди. И так на призрака похож. Смотреть жалко!..Ну вот, ушли. А я оставайся один... Эхех, что там ещё говорят в волшебном ящике, куда так мечтала попасть Фрекен Бок?..— Здравствуй, Петь.
А, вот как?.. Сегодня мне Вася компанию привела, оказывается.
Да, разведчик из Риски вышел бы профессиональный – такой огромный вьюнош, а совершенно бесшумно протопал до гостиной. У нас ведь в коридоре полы скрипучие. Потому я и вздрагиваю, когда слышу его совершенно спокойный голос. Быстро оглядываюсь. Действительно Риска, слух меня не подвёл... Выключу-ка я телевизор. Он сегодня больше, к счастью, не понадобится.
Интересно, как моего мальчика Кира отпустила?.. Разве она не запретила?
Но пусть. Сейчас это не важно, правда ведь? Раз он здесь – это неважно. Мы вдвоём. И ясно как день, что эти двое сбежали без меня к Лёшке на все выходные. Но я на них совершенно не сержусь. И правильно, не так ли?Такойвнимательный взгляд... Долгий, тягучий, тёплый взгляд любимого, в который хочется, урча, завернуться, как в ту рубашку, которой Риска меня тогда укрыл... А следом замечаю в его глазах обиду, непонимание и даже немного злость. И что-то ещё, совершенно не поддающееся классифицированию… Бешеная смесь, от которой в низу живота нервные импульсы вытанцовывают ламбаду и обеспечивают ощущение неудовлетворённости и... желания. Жгучего, требующего немедленного удовлетворения! Сейчас, немедленно...Но с чего бы у него такая сумасшедшая смесь эмоций?
А, ну ясно. Мой Риска всё вспомнил. И пришёл ко мне явно не для ?коньячку выпить?, а объясниться. Интересно, что же он мне скажет. Он же не собирается меня отшить? Нет, не думай об этом!Пожалуй, я всё-таки подсознательно боюсь, что он сейчас скажет что-то вроде ?Прости, я был не прав, забудь, ну я пошёл?.Хотя вру. Я боюсь этого совершенно сознательно. Что бы я ни говорил, что бы я ни чувствовал, как бы мне ни казалось, что я вижу Риску насквозь... Чужая душа — всё равно потёмки. И в понедельник мне не зря снился тот сон. Страшный сон, хотя и типичный для ?трагичной? любви! Я видел, что Риска стоит напротив меня с какой-то миниатюрной девчонкой в обнимку и говорит что-то вроде ?Я же натурал?. Проснулся я посреди ночи...Думаете, в поту, слезах и соплях? Нет, совершенно нет. Абсолютно нет!
Я проснулся предельно спокойным. Как перед решающей контрольной или экзаменом. Сначала трясёшься, нервничаешь, молишь Бога, чтоб случилось торнадо, землетрясение, конец света... А когда ты уже получил задание и понял, что отступать некуда – позади препод... вот тут полное спокойствие, хладнокровие и стерильность в чувствах. Ты и лист. И всё. Потому что только два пути: или ты сидишь грызёшь ручку, нервничаешь и ничего не делаешь, или успокаиваешьсяи пытаешься хоть что-то вспомнить.Вот и мне в ту ночь казалось, что я – труп. Ничего не чувствую, ничего не помню, кроме его глаз. Бред какой-то.
Но уснуть я больше не смог.И всю неделю я почти не сплю. И знаю, что Риска мой, что любит, что... Но ведь он никогда этого не говорил, если даже действительно любит. И я боюсь. Мучительно, тоскливо... Порой кажется, что сердце, или душу, или где там ещё чувства хранятся, взяли, нацепили на крючья и тянут в разные стороны. И больно, больно, больно!..Сейчас Риска – передо мной. Пришёл ко мне, сам. Надо встать, подойти к милому тормозу. Но не слишком близко – метра на два. Теперь скрещиваю руки на груди и изображаю неприступность.
— И? Что ты мне скажешь?Какая прелесть. Он так очаровательно смущается… Два с лишним метра очарования. Как для матерей их дети всегда остаются маленькими и миленькими, так и у меня Риска – лапушка независимо от комплекции…
— Петь, я… Вспомнил тот вечер.— И?Я не собираюсь ему помогать высказаться. В конце концов, это я получился жертвой, разве нет? Сначала меня чуть не изнасиловали (правда, я сам его соблазнил, но это ведь детали), потом мне пришлось почти нести на себе домой его пьяное, тяжелое и потрясающе горячее тело, от ощущения которого сносило крышу (как он в таком состоянии ухитрялся показывать мне дорогу – ума не приложу. Но ухитрялся). Тело, пробирающееся шаловливыми руками ко мне в штаны! Реакция его отца, когда он открыл на звонок дверь и увидел нас на лестничной клетке, немного напугала… Он сначала смерил нас удивленным взглядом, потом — задумчивым. И, наконец, изобразив на лице выражение, долженствующее, по-моему, означать что-то вроде: ?Ну, крепись мальчонка! Намучаешься ещё с ним!?, выдал фразу, после которой я сначала уронил челюсть, а потом чуть не уронил и Риску: ?Совет вам да любовь. Комната этого идиота — там?. Что прикажете на это отвечать? Я ничего кроме заикнувшегося ?сы-спасибо? не смог. У него в семье все такие толерантно-индифферентные? Или только мужская часть? И неужели Риска действительно никогда не видел мать?Этого я до сих пор не знаю, но ещё выясню. Потому что сегодняшний разбор полётов последний перед долгим счастьем. Смею на это надеяться. При одном условии: забыть о факторе ?Кира? и своих страхах...Стоп, я отвлёкся, сейчас я – негодующая и обиженная жертва. Меня лишили секса, а потом ещё и забыли об этом… Где моя порция нежности-любви и завтрак в постель? Ну что ж, говори судьбоносные слова, Борислав Кнозоров!— Ну что и?.. Я... Мне... Это был я ведь. Я тебя так разукрасил. А почему ты сказал, что это был твой парень?Зачем ты задаёшь такие вопросы? Чёрт, Риска! Я сейчас начну со страху строить теории одна страшней другой... Например, что ты задаёшь эти вопросы лишь для того, чтобы отсрочить мою смерть.А как ещё это назвать? Если Риска меня отвергнет... Если ОН меня покинет... То это будет даже не смерть – что вы, если бы! Это будет самая настоящая пытка длиной в жизнь. Потому что я не смогу найти в себе силы бороться за него дальше. Сегодня: или пан, или пропал!— Хо. Я хотел, чтобы ты сам вспомнил. Иначе это выглядело бы как домогательство, желание скомпрометировать или ещё что-то подобное.— Э... Нелогично. Но... Значит, у тебя нет парня?Да хватит уже бессмысленных параллельных вопросов! Бориславка, хитрая свинка! Мучительно желаю к нему прикоснуться. Что ж, позволю себе. Подхожу ближе и беру в руки его лицо. Как мордаху большого кота... Внимательно смотрю в глаза.Я не могу понять, о чём он думает. Единственное, что я вижу – это растерянность. Почему ты медлишь? Почему не скажешь сразу, чего хочешь?!— Если ты всё вспомнил, то ты должен понимать, что именно это мы сейчас и выясняем.— А... Ну да... В общем... Ну, понимаешь...
Как это очаровательно – так смущаться. Но мне не надо сейчас умиляющую картинку. Мне нужен мой Борислав. Который перестанет бурчать под нос и скажет вслух всё, что думает! Даже если это будет… отказ. Но зачем я опять об этом думаю? Ведь больно, больно…К тому же, Риска не настолько смущен, насколько показывает. Опять маски-шоу?..— Просто говори, как есть. Говори,что чувствуешь. Как всегда говоришь. Перестань разыгрывать невинность.Отпускаю и вновь отхожу. Всё. Это край. За эти несколько минут, что мы вдвоём, я уже успел сильно усомниться в своей ?любимости? Риской. Теперь я действительно боюсь, что он сейчас уйдёт. Наверное, я дрожу. Я не чувствую. Наверное, когда он захлопнет дверь, я упаду и умру прямо здесь, где стою. Я не знаю. Наверное, завтра от меня останется только оболочка. И я стану заводить множество беспорядочных знакомств ради удовлетворения. Я не буду жить.Но сейчас я ничем не выражаю мыслей и чувств – я улыбаюсь. Наверное, это похоже на улыбку самоубийцы, стоящего на краю крыши небоскрёба и заносящего ногу над бездной: ожидание полёта и свободы, несущих не смерть, а вечную муку. Как если бы я хотел покончить с собой, но навек остался бы парализованным. Вот что это такое...— Петь, я...Он же не решит сейчас сказать что-то вроде ?ну давай, что ли, коньячку выпьем?? Надеюсь, нет. Чёрт возьми, Господи, пожалуйста, пусть это будет не так!
Моё несчастное усталое сознание требует, чтобы он ответил прямо сейчас. Чтобы не было недомолвок, боли в ожидании отказа. Или в ожидании согласия: тогда сладкие мечтания и светлые надежды... Это страшно, я прекрасно знаю и чувствую.Как я умудрился настолько сильно в него влюбиться? Разве это возможно?