Слишком много нового для моего несчастного мозга... (1/1)

это та восьмая глава которая ранее была седьмой потому что автор — ИДИОТ и РАЗДОЛБАЙ и тупо забыл про седьмую главу, выставив вместо неё восьмую... Поэтому новая глава, по сути, не эта — восьмая, а седьмая, ей предшествующая... гомен....т.тЭто... У меня было настроение... И в общем... Драмо-философия какая-то... + я-таки добавил в примечания и рисунки Борика с Василисой...

Сейчас я лежу у себя на кровати и обдумываю всё, что произошло сегодня. Слишком уж насыщенным был денёк для моей нежной психики. Сначала узнал про Ваську с Игорем, потом про какого-то парня Петюни – что за парень такой корявый, прям я не знаю!По дороге домой болтали о всякой всячине. Если честно, я сейчас даже не смогу вспомнить, о чём именно. Ни с кем раньше так не трепался – предпочитаю слушать. А Петюня мне молчать не даёт! Скажет что-нибудь, а потом ещё спрашивает какую-то лабуду.— Мы вот с братом здесь родились. А ты откуда приехал?— Из очередного Кукуева. Мы с папой только по Кукуевам и ездим...Ну а что вы хотели? В больших городах заводы редко строят!Так что и приходится шляться по каким-то маленьким городочкам типа того, где мы сейчас.— Ездим? Ты много где жил раньше?Много — этомягко сказано, Петюня. Мы живём на чемоданах! Эта паранойя лет этак уже шесть или семь продолжается. Раньше мы переезжали далеко не так часто. А сейчас у нас нет дома — совсем нет. А родным городом я считаю тот, где я жил аж с трёх до семи лет. Та ещё Тьмутаракань – городок из тех, чьи названия встречаются в каждой области.

— Ну, как – много... Примерно каждые четыре месяца мы с ним переезжаем.— Что?!Какие неподдельные страх и горечь в отардовых глазах... Ты чё, думаешь, что скучать по мне будешь, Петюня? Сомневаюсь. Б?льшая часть знакомых меня сейчас даже и не вспомнит. Не думаю, что вообще хоть кто-то, кроме тех, кому я успел от души рожу начистить. Хотя ваша троица совсем не вписывается в понятие ?такие-же-как-все-мои-прежние-кореши?. За каких-то – смешно сказать – сорок с лишком часиков я в вашу компанию просто влюбился! Я-то точно буду скучать.

Да... Может, пусть батя дальше сам путешествует, а я останусь? Думаю, ему не составит особого материального труда выкупить эту квартиру. Ну, или какую поменьше – я не привередливый.

Нас однажды осенью вообще заселили в какой-то дачный полуразрушенный дом. В котором совершенно не отапливалось (да собственно и нечем было), а о водопроводе можно было лишь мечтать. А ещё на кухне с потолка упорно капало. Электричество, благо, было – уже счастье. В общем, самый настоящий совковый дачный домик. Это было печально, но не смертельно.

Хотя о чем это я? Папку я ни за какие коврижки не брошу. Он вырастил меня. Один, своими силами. Я не смогу просто так отправить его куда подальше ради друзей. Никогда. И ничуть не пожалею о выборе – я взрослый мальчик. Если захочу – найду их потом, когда закончу универ. Или поступлю с ними в один: в конце концов, ВУЗы я не смогу менять так же часто, как школы. Думаю, батя это понимает.— Да. Месяца через три-четыре меня опять здесь не будет. И вы забудете меня – это очень просто, поверь моему опыту!И я сгибаюсь от чувствительного тычка кулаком в пузо. Охохо, а ударчик-то у мальчика неплох... Меня хватают за плечи и сильно встряхивают:— Не смей говорить подобных глупостей. Не смей, ты понял?!Всё, на что меня хватает – это поднять на него глаза.

Думаю, он увидел в них всё, что я чувствовал. И удивление: это ещё мягко сказано – на самом деле, я просто ахуел. И недоверие: мне впервые говорят подобные крутые вещи, да ещё с такой непоколебимой уверенностью; вещи, которые я просто мечтал услышать. И облегчение: больше всего я боялся, что именно Петюня сейчас похлопает меня по плечу и скажет гениальную фразу из серии: ?да ладно, не мели чепухи?, как мне всегда говорили. И... И радость, чёрт возьми! Даже не просто радость – а безграничное, сияющее как лысина Ленина, счастье.Не, ну я, конечно, нашёл чему радоваться: в живот получил от души. Просто... Я никогда никому не был нужен, кроме бати. Я – Борислав Кнозоров, а не я – удобная вещь под ситуацию. Не жилетка для истерик, не только секс-машина, не всего лишь обаятельный парень, не просто-напросто непобедимый монстр... А я – всё это вместе. Такой я, какой я есть. Я, тормоз и наглая идиотина, которую развозит после банки пива. А Петюня... Да вся тройка, похоже, оценила меня именно так — целиком. За какой-то, чёрт возьми, несчастный вечер!Он действительно всерьёз это говорит? Он ведь не притворяется? Я же просто не выдержу их лжи...— Правда?.. Я, правда, нужен?— Нужен. Ты уедешь? Ну и что. Всё равно договоримся и потом встретимся. Ну, будет тебе больно уезжать. И нам с ребятами будет больно. И пусть мы знакомы... Сколько там в твоих мерах времени? Сорок часов? – мамочки, а это-то он откуда знает? – Ты стал необходим нам с первого дня. Ты – такой открытый и искренний, абсолютно честный. Думаешь, я несу бред? Думаешь, что так только в мультиках? Что даже для сентиментального фильма мои слова слюнявы? Боюсь, так и есть. Но это то, что я чувствую. Мы с братом достаточно насмотрелись в жизни – ты даже не представляешь, сколько на самом деле. Каждый наш вечер всегда был горьким – мы просто старались залить свои воспоминания. И знали, что нам нужна доброта. А ты – добрый. Добрый настолько, что про себя забываешь ради других.

Петюня... Ангел мой... Дорогой ребёнок... Спасибо, ребёнок!Всё, что я могу – это обнять его ото всей души. Обнять крепко-крепко, как и пожимал руку Игорю.Не для того, чтоб Петюня скривился от боли, а для того, чтоб понял мои чувства.— Ха-ха! Бор — Бор... Какой ты, всё-таки...И молчит. И не сказал, какой я. А ну и ладно.

Блиииин, какие всё-таки они классные – все трое. А этот отардоглазый ангелок – вообще мечта идиота...Стоп. Насмотрелись в жизни? О чём это он? Что могло случиться с ними? Не то чтобы это было моё дело и вообще, но... Они вчера ведь такие весёлые были. Или я чего-то недопонял?— Погодь... Заливали воспоминания? В смысле... О это чём ты?..Молчание в ответ. Может, я его там придушил ненароком?..— Пеееть?— Да слышу я. Раз уж ты спрашиваешь... Я тебе отвечу. Давай толькогде-нибудь обоснуемся. Коли уж я возьмусь рассказывать – расскажу всё. Это надолго...Петюня отодвинулся от меня и пошёл куда-то вглубь леса. Пойду за ним...Итак, мы вышли на какую-то поляну. Маленькую, с сюрреально-зелёной травкой.

Петюня заземляется и хлопает по земле рядом с собой. Занимаю предложенное место и жду откровений. Петюня глубоко вздыхает...— Наши отец и мать работали в крупной компании, всё время на совещаниях и в командировках. Нас воспитывала злющая тётка – папина сестра, которую мы с братом ненавидели. Она же нас ненавидела ещё больше. Но родители ей неплохо платили за наше ?воспитание?, и эта тварь не ушла бы ни за что.Единственное, что она любила в жизни – это деньги. Однажды она пришла домой и сказала, что наши родители погибли – как ты думаешь, где? В автокатастрофе? О нет. Они, видите ли, забыли вытащить зарядку для телефона из розетки. Ночью что-то коротнуло и в номере разгорелся пожар...Петюня замолкает, задумывается. Видно, вспоминает это давнее, тяжёлое. Но я ясно вижу, что ему действительно хочется всё рассказать. И мне не противно от этого – как всегда при истериках этих стерв. Мне не грязно, как от их выдуманных для самих себя чувств. Я просто хочу понять этих двух парней с такой странной фамилией – Бурбаки; понять, почему они выглядят такими взрослыми. Надо как-то поддержать Петюню, как-то... Вот, точно, положить руку на плечо. Он судорожно вцепляется в неё и не собирается отпускать, как будто это помогает ему не провалиться в прошлое. И продолжает:— Но знаешь, в чём странность? Мы с братом прекрасно знали ещё с детства, с тех пор, когда мама жила с нами – тётка к нам пришла лет в десять, а папа уже тогда жил в командировках. Мы знали, что больше всего мама боится пожара, параноидально боится. Каждый вечер она обходила квартиру и вытаскивала все шнуры из розеток. Все до единого. Как будто видела свою смерть. А тут – как странно! – впервые в жизни мама забыла вытащить шнур из розетки, и случилось короткое замыкание в дорогущем люкс-отеле... Ты знаешь, мы были абсолютно точно уверены, что это — убийство. Поджог. Более того, у родителей, оказывается, было завещание. И в этой бумажке было чёрным по белому написано, что тётка сможет правильно распорядиться деньгами и не оставить нас бедствовать. Однако мы, как несовершеннолетние дети наследодателя, всё равно наследовали чуть больше половины законной доли. Статья в конституции есть такая – нам нотариус сказал. Тётка не отдала нам ни гроша. Ну конечно, кто бы сомневался. Нотариуса убедила, что дети не смогут распорядиться деньгами, а она любит нас всем сердцем и сделает всё возможное, чтобы мы были счастливы. А сама обобрала нас до нитки и оставила нам деньги лишь на пропитание и минимум одежды, тетрадей и всего такого. Но дело даже не в деньгах. Заботиться о нас она никогда не собиралась – мы ели, что хотели, а точнее что могли. Мы делали, что хотели – понимаешь? Свобода? О да, была прямо у наших ног. Твори что хочешь. Мы были самыми настоящими детьми с улицы, правда, в школу ходили – сами хотели. Пожаловаться в милицию? Неа. Мы были уверены, что за деньги, которыми она посыпала город, люди быстро забудут двух маленьких сироток.

Но ведь тогда... Если убийство... То она... Ради денег... Петя быстро взглянул на меня. Потом, видимо, осознаёт, что вцепился в мою руку мёртвой хваткой, и отпускает её. А затем начинает перебирать траву перед собой, между согнутых ног – совершенно бессмысленное и неосознанное движение. Я меняю диспозицию относительно ребёнка. Теперь он ко мне сидит боком, а я к нему лицом.— Верно, Бор. Мы подумали то же самое. Это она убила наших родителей. Она – отвратительная, сухая. Как мёртвая. Как в сказках или детских книгах, постоянно воняла рыбой и дешёвым одеколоном – у неё денег прорва, а одевается как бомжиха. Но да, она убила наших родителей... А знаешь, что самое страшное? Что это была правда. Мы подслушали однажды её разговор с каким-то мужчиной. Он пришёл глубокой ночью и говорил что, мол, он сделал грязное дело за неё, и теперь она должна ему заплатить. А эта тварь говорила абсолютно спокойно, что понятия не имеет, о чём это он. Тогда он закричал, что он ещё доберётся до неё, потому что она просто не понимает, скольких трудов стоило подобраться к хозяевам такой крупной компании, как та, где работали наши родители. А ведь они хозяевами и были.Петюня опускает голову между своих рук так, что лица даже не видно. Похоже, мой маленький бедняга сейчас расплачется. Я бы на его месте, наверно, зарыдал… Но нет. Он несколько раз глубоко вздыхает, поднимает голову и складывает руки крест-накрест на коленях. Сухие глаза и грубый, злой голос.— Мы могли сбежать, думаешь? А мы пробовали. Множество раз. Я не знаю, зачем, но она каждый раз поднимала на ноги всю ментуру, и нас находили, где бы мы ни были. А потом она устраивала спектакль для силовых органов. Мол, она так испугалась, и что, мол, мы её чуть до инфаркта не довели... Что в следующий раз она, так и быть, согласится купить нам тот дорогущий компьютер, хотя на это уйдут все её сбережения, ведь она всё до копеечки тратит на этих непослушных деток... Потом приводила нас домой и устраивала образцово-показательную беседу. И говорила такие пошлые и лживые вещи... Что она нас приютила, пригрела, а мы ей платим чёрной неблагодарностью. К чему она это говорила? Думала, что мы поверим? Может, к тому моменту она сошла с ума и сама в это верила? Или она действительно считала, что мы настолько глупы и ничего не знаем? И не понимаем?.. Может, мы были каким-то утешением тому, что она считала своей совестью? Мы с Игорем не понимаем до сих пор. Но одно мы знали совершенно верно: она не тратила ни грамма заботы, нервов на нас. Мы были одни во всём мире. А она осталась единственной владелицей баснословного состояния. К тому же, тётка продала родительскую фирму за два таких же баснословных состояния, никак не меньше...Мои кулаки непроизвольно сжались... Чёрт возьми, только дайте мне увидеть сейчас эту ёбаную тварь, и я точно сверну ей шею. Петюня качает головой.— Нет, Бор. Мама с детства повторяла нам, что смерть ужасна. Даже смерть таких, как она... И это стало нашей заповедью. Поэтому мы просто ненавидели тётку. Ненавидели так, что нам легче было умереть, чем видеть её ещё хотя бы день. Однажды всё закончилось. Она не вернулась из магазинов – она вечно покупала там безвкусные отвратительные вещи и ужасно вонючие одеколоны. Иногда нам казалось, что она – зомби. Что она ещё раз умереть не может, а гнилостный запах заливает этими своими жуткими растворами... В тот день к нам пришёл тот самый Лёшка, про которого я тебе говорил. Он — мамин драгоценный братик и наш любимый дядя. Он был молодой – двадцать семь лет. Он часто приезжал к нам, когда ещё мы жили с мамой. Мы обожали его. Он приезжал и позже, когда тётка появилась – но она выгоняла его. Каждый раз, все эти годы, она его не пускала. А в тот раз Лёшка зашёл в квартиру – со своим ключом, хотя тварь сменила замок, ? и сказал, что теперь за нас отвечает он. Потому что тётку мёртвой нашли в подворотне.

Петя рассмеялся. Он смеётся истерично, одновременно плача и мелко дрожа. Я положил руку ему на голову и потрепал по волосам. И тогда припадочный хохот сменился глухими рыданиями.

Я понимаю: все эти годы, с того момента... Всё, чего он хотел – это вот так разреветься. От облегчения их с братом судьбы, от жалости к этой никчёмной женщине – потому что смерть всё равно кошмарна, от боли за родителей, от радости отмщения – пусть и не их руками. Я уткнул ребёнка себе в плечо и начал потихонечку покачиваться. Еле сдерживал желание пойти найти кого-нибудь и подраться, да так, чтобы одного из нас потом увезли на скорой. Петюню сильно трясло, как будто сейчас на улице минус.Минут через пятнадцать истеричного плача он затих: уснул. Я осторожно уложил его на траву.

Так. Раз ребёнок уснул, надо бы ему место обустроить. Перетаскиваю его сумку – он что, учебники таскает?! – к себе поближе. Так, возьму-ка я свою, сложу пару раз... О, даже мягко. А если теперь положить мою пустую на его набитую книгами, получится даже неплохая подушка! Да, отлично. Аккуратно перетаскиваю на неё Петюню. Надо бы чем-нибудь укрыть парнишку... Ну, больше нечем. Стаскиваю с себя рубашку – не ахти какая тёплая вещь, а всё же. Поспи немножко, ангелок. После таких переживаний тебе и сутки проспать не стыдно...