Шаг 6 (1/2)

Фарфарелло лежал, вжавшись в битум, на крыше портового склада. Сверху накрапывал мелкий, противный дождик, добавлявший ситуации определенный шарм. Не то, чтобы это ему очень нравилось, но именно сегодня его белый котенок мог не вернуться с миссии где-то в лабиринтах доков.

Пока что, судя по переговорам в эфире, котята вполне справлялись. Но лишь потому, что часть охраны взял на себя неугомонный Шульдих, похоже, всерьез запавший на красноволосого мальчика с длинной катаной и паскудным характером. Еще одну группу поддержки вырезал Фарфарелло, и сейчас как раз дожидался прибытия второй.И о чем эти светлые идиоты думают, когда идут на вооруженного огнестрельным оружием, окопавшегося противника с мотком лески и катаной наперевес?

Можно понять боевой идиотизм христиан, им был хотя бы обещано вечное блаженство в раю. Блажен, кто положит жизнь свою за други своя, и все такое. Но у синтоистов и жизни-то загробной толком нет.

Берсерк не собирался так глупо терять потенциального любовника. И вопрос был уже не только и не столько в желании узнать, каков Кудо в постели. У котенка были нежные губы и сильные руки. И почти сверхъестественная способность чувствовать партнера. Фарфарелло хотел оставить Кудо себе. Окончательно и насовсем.

Проблема с выбором пары стояла необычайно остро у всех паранормов, терявших способности в период возбуждения. А для талантов хаотичной природы, Оракулов, например, склонных периодически теряться в видениях, партнер становился не только приятным постельным развлечением, но и якорем, способным вернуть к реальности. Розенкройц пытались ее решить разными методами, начиная от химического подавления влечения, приводившего к серьезным проблемам не только с психикой, но и с Даром, не терпевшим необдуманных экспериментов, кончая практически насильственным подбором пар из выпускников. Последнее, в целом, дало не намного лучшие результаты.

На взгляд берсерка, оба способа были одинаково противоестественны, но он готов был мириться с положением вещей, поскольку, наверняка, Богу они тоже не нравились.Дружный топот бегущей охраны было слышно далеко. И мальчики серьезно удивились, когда перед ними внезапно возник светловолосый, одноглазый гайджин, с нехорошей улыбкой облизывающий стилет.Кроуфорд не дал никаких конкретных наметок или возможного плана. Только уточнил имя того, кого Вайсс пойдут убивать, и попросил не заниматься благотворительностью.

Вопрос с убийством язычников всегда ставил берсерка в тупик. С одной стороны, они были людьми, и на них распространялась заповедь "Не убий". С другой стороны, они были язычниками, и само их существование оскорбляло Господа.

- Абиссинец, уходи. Я их задержу.

Раздавшийся вслед за этим глухой хрип заставил Фарфарелло отвлечься от решения этических проблем и заняться вещами более прикладными. Например, белым котенком, зажатым в угол несколькими шкафоподобными громилами. Стоявший на шаг позади бледный как мел Фуджимия зажимал рану в плече.***Ситуация была не то, чтобы совсем безнадежной, но очень, очень неприятной. Потому, что мы расслабились. Как последние идиоты. Охраны оказалось на порядок меньше, чем должно было быть по данным Оми. И, вместо того, чтобы задуматься и насторожиться, они списали все на банальное везение. Но госпожа удача - дама ой, какая капризная...

С амбалами я бы разобрался. Всего-то дел - удачно подвести их под удар Абиссинца.

Было, правда, одно "но".

- Non est in hominis potestate prohibere spiritum, nec habet potestatem in die mortis:nec sinitur quiescere ingruente bello, neque salvabit impietas impium*..

Этот голос, низкий, хрипловатый и неуловимо насмешливый, я узнал бы где угодно.Вот и меня, неисправимого бабника, посетила, наконец, La belle dame… El belle dame…** Странно только, что при моем природном обаянии и образе жизни она так долго ломалась. И что выбрала мужское обличье.

Но сзади стоял раненый Айя, которому в одиночку было не выбраться из ставшего ловушкой склада. И который меньше всех заслужил смерть, особенно такую нелепую.

Я нервно фыркнул, пользуясь мгновенным затишьем – местная охрана тоже удивилась новоприбывшему – как будто при их работе им может светить что-нибудь другое.