Шаг 3 (1/2)
- Человек есть раб греха, Кудо, не способный хотеть и творить благо. Так стоит ли печалиться о том, что не в нашей воле изменить?- И тебе, добрый вечер Фарфарелло,- грустно киваю я.- Давай выпьем.- За что?Мне кажется, или его оскал пытается выразить дружелюбие?- За мою белую горячку. Потому что если это не она, то Ая сошел с ума, ты сошел с ума, я сошел с ума, весь мир сошел с ума...Он поднимает, поставленный перед ним расторопным барменом бокал и салютует им мне.- В таком случае надо насладиться нашим сумасшествием!- Кампай!- отвечаю я, и залпом выпиваю свой коктейль.Оказывается Фарфарелло хороший собутыльник, а сколько он умных слов знает! И целуется очень здорово. А еще у него удивительно теплые, чуткие руки - так странно, что они умеют приносить не только боль, но и наслаждение. Не помню, как мы оказались в постели, но он уже успел пройтись губами по всем моим шрамам, пересчитать все родинки... Осмелев, протягиваю руки и тоже прослеживаю кончиками пальцев извилистые следы ранений на его теле. Большинство от ножа, но есть и пулевые. Он довольно урчит.- Фарфарелло...- Джей,- поправляет он меня.- Ты можешь звать меня Джей или Эрро.Перекатываю на языке его имя.- Эрро, Эрро – красиво, как имя демона-искусителя... Ты мой демон-искуситель.Мои слова вызывают у него довольную улыбку. Он опять бормочет что-то на певучем непонятном языке, но слушать его приятно.
Я никогда в жизни не испытывал такого влечения. Осознание, что ходишь по краю, что покорно выгибающееся сейчас тело в мгновение ока может стать смертельно опасным, что твоя жизнь может быть оборвана этими, такими ласковыми сейчас, руками... Какой замечательный сон, как жаль, что он скоро закончится.- Еще,- прошу я выцеловывая дорожки на его теле.- Говори еще, мне нравится слышать, как ты говоришь все эти непонятные слова - они как песня.Я не хочу просыпаться, хочу, чтобы это длилось вечность. Это словно езда на бешеной скорости, когда отказали тормоза, словно прыжок в бездну... Мы все адреналиновые наркоманы - это неизбежно при нашей-то работе. Но я даже не представлял, что можно совместить секс и адреналиновую эйфорию. Кажется я не менее сумасшедший, чем шварцевский псих. Плевать. Раз уж это мой сон, надо насладиться им в полной мере.- Повернись на живот, Эрро...
***- И тебе, добрый вечер Фарфарелло,- голос белого котенка был грустен - Давай выпьем.- За что? - поинтересоваться следовало хотя бы для поддержания беседы.
- За мою белую горячку. Потому что если это не она, то Ая сошел с ума, ты сошел с ума, я сошел с ума, весь мир сошел с ума...Берсерк фыркнул. Шульдиха называли чумой, моровой язвой и оружием массового раздражения. Но белой горячкой еще не случалось...
Расторопный бармен правильно понял брошенный на него косой взгляд и предпочел не злить лишний раз седого, одноглазого гайджина.
- В таком случае надо насладиться нашим сумасшествием!Что есть разум в сотворенном из безумия мире?- Кампай!Кудо пьет залпом, и смотрит жалобно и потеряно, так, что хочется обнять и ласково чесать за ухом. Этим, пожалуй, и следовало заняться до того, как Вайсс напьется до полной невменяемости.
- In lectulo meo per noctesquaesivi, quem diligit anima mea;quaesivi illum et non inveni.“ Surgam et circuibo civitatem;per vicos et plateasquaeram, quem diligit anima mea”.Quaesivi illum et non inveni.*
Еще пару рюмок, и можно подхватывать пьяного вином и ощущением абсурдности ситуации котенка, и мягко, но настойчиво утаскивать в забронированный, в отеле неподалеку, номер.
Фарфарелло почти смеялся, лаская тело своего любовника. Пониженная тактильная чувствительность сильно искажала впечатления, но и того, что оставалось было достаточно. Душа блондина, осознавая смертность тела, явно была крепка в греховном стремлении к вожделениям.
Пьяный вусмерть он был непозволительно хорош, и берсерку нетерпелось узнать, каким он будет в идеально трезвом состоянии, четко осознающим, где и с кем спит. Но увы, с этим следовало подождать, пока котенок не обвыкнется достаточно, чтобы перестать дергаться от каждого прикосновения.
- Fasciculus myrrhae dilectus meus mihi,qui inter ubera mea commoratur.Botrus cypri dilectus meus mihiin vineis Engaddi.
Кудо осмелел достаточно, чтобы проявить инициативу, и Фарфарелло удовлетворенно вздохнул. Кто-то записывал биографии в толстенные книги со страницами из выделанной кожи, кто-то предпочитал серые, желтеющие со временем папки, наполненные бессмысленными отчетами и смазанными фотографиями. Его биографией были шрамы и берсерк, пожалуй, мог немало рассказать о смерти тех, кто их оставил.