Казу. (1/1)

Эй, Ворон. Кажется, я отбился от стаи.*** У птиц все согласовано и спланировано. Они безмолвной стаей летят за своим вожаком, куда онпожелает, не спрашивая зачем, не задаваясь целями. Они летят и все, разрывая небо чернымикрыльями, летят, сами не зная куда, надеясь обрести счастье за океаном.Вот так и он улетел. Взял да и улетел в эту свою Америку, завоевывать новые континенты. Взял с собой целую стайку маленьких пестрых пташек во главе с Симкой, да и ринулся вперед, к новым вершинам. Мир хочет лицезреть своего короля? Он его получит. Удачи тебе, "император Вселенной". Ваши верные слуги пока присмотрят за всем здесь. А ты лети, сравнивай американское небо с нашим, побеждай там, как здесь побеждал. Только это уже без меня, я тебя умоляю. Нечего мне делать на другом краю земли. И не говори, что до Америки рукой подать - все равно не поеду. Эти километры, сколько бы их там не было, мне ни к чему - и вся твоя слава мне ни к чему. Я хочу здесь быть. Знаешь, мне стабильность важнее, мне важнее семья, друзья, ну ты сам знаешь...И не надо тут этих "я тоже твой друг"! Я-то это помню. Так что лети, Ворон, лети со своей новой стаей. А я как-нибудь эту зиму здесь перекантуюсь.***Вот так то. Взял и улетел. Ну, по правде говоря, я мог бы поехать с ним, но смысла в этом не было. Чтобы я там щекотал колесами АТ крыши, пока он возглавляет очередную сходку роллеров? Или пока он выделывается на радость фанатам, совершая умопомрачительные трюки? Я не видел смысла быть его тенью там, быть тенью здесь - куда приятнее и привычнее.Так и разошлись старые друзья. Сейчас он - в Америке, на другом континенте. Покоряет новые горизонты. А я - здесь, в Токио, и похвастаться мне нечем.На самом деле, я ужасно жалею. Жалею, что с ним не поехал. Мы перезваниваемся - раза три-четыре в неделю, не чаще, и он все время спрашивает - может, приедешь ко мне? А я что? Я говорю - нет, не приеду. Занят пока. Хотя, ничем я не занят.Или занят? Если можно назвать занятием бесцельные гонки по городу, то да, занят. Я каждое утро встаю, одеваю АТ, и еду куда-то, не особо задумываясь, зачем и куда. Это не так то важно, цель, я имею в виду. Тут направление важнее.Так и разъезжаю туда-сюда. Наверное, уже всем жителям успел примелькаться. Ну, то есть тем, кто успел проследить. Просто я на такой скорости катаюсь, что не всегда и замечают меня.Я вообще люблю слышать его голос в трубке, это к слову о звонках. Не знаю, почему, но вот он говорит - и такое ощущение, что он рядом. Будто и не улетал никуда, особенно, если глаза закрыть. И так приятно сразу становится, будто и правда он домой вернулся. А потом заканчиваем - и как-то сразу на землю возвращаюсь, одним махом. В такие моменты немного больно бывает на сердце, но я привык уже.***Я вообще надеялся, что все останутся со мной. Но, как оказалось, некий птенчик был связующим звеном в этой цепи. Не стало его - и все разбежались. Агито куда-то смылся, никому не сказав, Симка, я уже говорил, уехала вслед за Вороном. Бучча все так же сидит в своей каморке, да рамен ест, как проходишь мимо - за версту несет. Так что я предпочитаю там не ездить. Онигири вообще в другой город переехал. Родители вроде там в наследство ресторан получили, хотят новое дело открывать...ладно, их проблемы. С Онигири мы тоже перезваниваемся, но вот как-то это не так, как с Икки. Нет такого подъема сил, нет радости, ничего вообще нет. Все обыденно и скучно, и когда трубку кладу, сожалений никаких не испытываю.Одна Эмили осталась. Эта уж точно меня бросать не собирается. Приходит постоянно, иногда даже чаще чем нужно, помогает с домашними делами, еду готовит. Иногда выбираемся с ней в кафе, праздники отмечаем. Все тихо, по-домашнему. Она даже вещи свои у меня оставила, немного, конечно, но так, на всякий случай. Пришла - переночевала. Мы же друзья, в конце то концов. Так что я ее зову иногда, по вечерам, когда делать нечего, и катаемся вместе по крышам. Она катается все лучше, скоро и меня нагонит в мастерстве, я то просто бездельничаю, не тренируюсь. А поездки - это так, развлечения. Соревноваться же не с кем. Команды нет, Ворона нет. Никого нет. А я остался.***Ну, это все слова, слова. Я все время думаю о чем-то отвлеченном, пытаюсь как-то голову забить. Чтоб не думать о всяких странных вещах, не расстраивать себя, и все такое...Но вот сколько не стараюсь -не выходит.Просто я скучаю. Я так отчаянно по нему скучаю, что кости ломит в ожидании момента, когда мы сможем увидеться. Кажется, увижу, и уже и отпустить просто физически не смогу. Никуда уже не полетит Вороненок, останется здесь, со мной. Мне стыдно становится от таких мыслей, потому что я ощущаю себя эгоистом, смутно осознавая, что, сколько бы внимания он мне не дал, мне всегда будет мало.А ему, это, может, и не надо. Может, он вообще сейчас Симку на какой-нибудь крыше трахает.Нет, такой настрой не по мне. Я стараюсь выкинуть ласточку-развратницу из головы, надеясь, что Икки не такой дурак, чтобы поддаться ей. Хотя, он же всегда был идиотом. На что, спрашивается, я надеюсь?Даже не знаю. Но вот слышу его голос, и понимаю, что от своего не отступлюсь. О, насколько сдержанным я научился быть, чтобы ненароком не сказать ему, как я скучаю. Как мне плохо временами, как мне тяжело в груди. Я смеюсь и улыбаюсь, я делаю голос мягче улыбкой, я пытаюсь показать, что у меня все в порядке. И он рад этому, и я не знаю, действительно ли он верит моим попыткам, или же просто не хочет заводить странные серьезные разговоры.Но вот когда дождь идет, мне постоянно кажется, что мой огромный город плачет. Вместо меня, что-ли? Потому что я ни слезинки не проронил за это время. Ни слова не сказал никому. Все в себе, все внутри, коплю, чтобы однажды, когда Ворон приедет, взорваться, и все ему высказать. А там, уже как повезет - либо никогда не отпускать, либо никогда больше не увидеть.***Кстати, однажды чуть не сорвался. Чуть не полетела к чертям напускная холодность. Просто во время очередного вечернего разговора, сжирающего массу денег на счету, он повздыхал-повздыхал, да и ляпнул "Я так сильно соскучился, ты не представляешь!"Это я не представляю? Да кто угодно, только не я. Уж я-то знаю, что это такое, когда от тоски дыхание перехватывает. И вот тогда тоже перехватило, да так, что даже просипеть ничего в ответ не смог. Только не от тоски, а от захлестнувших эмоций. Вроде, ничего он такого и не сказал, лишь вещь, саму собой разумеющуюся, а мне так хорошо стало, как с его отъезда не было ни разу.Но, естественно, я ничего не ответил. Ни когда восстановил дыхание, никогда. А и зачем? Я знал: если скажу хоть слово, то не остановлюсь уже. Все выскажу, все наболевшее, все свои чувства выплесну - и что тогда? Замолчит Ворон, и между Америкой и Японией тишина повиснет. Я уже нервами ощущал возможное напряжение этой тишины, и не хотел даже и рисковать. Скажу потом, когда-нибудь, лицом к лицу, чтобы можно было его и поцеловать, и ударить, и просто уйти. Чтобы видеть реакцию, выражение лица. А так...слушать молчание, умноженное на тысячи километров? Нет уж, увольте. Лучше так, про себя кричать.***Я и кричал. Днями и ночами, я кричал, молча, так, что никто не слышал. Мне больно было - это факт. Говорят, когда тебе больно - надо сказать об этом всем. А я вот молчал. Никому ничего не сказал, ни слова не проронил. И все захламлял, захламлял свободное пространство души ненужными никому страданиями и переживаниями. И некому даже пожаловаться было - только самому себе. Причем, на себя же самого. Наплевал бы на свою гордость, полетел бы вслед за лидером - так нет, надо было выпендриться, остаться, независимость свою показать. Чтобы Ворон почувствовал, как нуждается во мне. А что в итоге? Он там, развлекается, судя по рассказам, на полную, а я тут, почти в одиночестве, объезжаю все крыши города да соседских котов шугаю. Не жизнь, а сказка.Впрочем, чтобы совсем уж неудачником не казаться, я свои похождения здесь несколько приукрасил в наших разговорах. Так что теперь Ворон уверен, что я здесь даром время не теряю. Что я и в гонках участвую, и в сходках. И про Эмили я ему рассказал, ну, чтобы он не считал, что с его отъездом я один остался. Не знаю, что я хотел бы услышать в его голосе, когда он сказал: ?Как здорово?. То ли зависть, то ли ревность. Хотя ничего такого не услышал.И его рассказы слушаю постоянно. Взахлеб трещит, не умолкая, о своих встречах с местными знаменитостями, о новых выученных трюках, об улучшившемся английском. Даже про то, что Симка от него ни на шаг не отходит. Он говорит об этом небрежным уставшим голосом, в котором так явственно проскальзывают нотки самодовольства, что это даже бы вызвало мою улыбку, если бы сердце так сильно не сжималось.И каждый разговор один на другой похож. Сколько не разговариваем, все никак не можем наговориться, насытиться друг другом. Я постоянно наполняюсь им с головы до ног, запоминаю все интонации его голоса, все перепады. И потом вспоминаю с улыбкой.А он? Он вспоминает?***Иногда мне кажется, что я слишком настырный. Ворон наверняка устает там, на всех этих съездах и боях, может, вместо того чтобы болтать со мной, ему бы хотелось пойти поспать? Или с Симкой поговорить. Или еще чего. Я всегда делаю свой голос на тон ниже, спокойнее, чтобы не утомлять его тем восторгом, что разлетается в душе. Я не хочу надоедать ему. Не хочу, чтобы он слишком заботился обо мне. Он, этот Ворон, каким бы он ни был эгоистом, часто слишком сильно заботится обо мне. Он может не любить меня, он может любить ту же Симку; но все равно, его забота преследует меня повсюду. И мне обидно бывает. Потому что он безо всякого подтекста направляет ее мне, часть его - со мной. Но мне часть не нужна. Мне он весь нужен.Мы один раз не разговаривали около недели. Не помню точно, почему - то ли он замотался, и не успевал позвонить, то ли я трубку не брал. Может, он звонил - а я не брал. Или же он не звонил, а ясидел, смотрел на телефон, и ждал. Неделю ждал. А он все молчал.И потом мы захлебывались словами, пытаясь друг другу что-то сказать, что-то выразить - но все безуспешно. Мы не могли в словах описать то, что ощущали эту неделю вынужденного молчания. Может, он совсем не чувствовал ничего такого; а вот я постоянно, все время мне тяжело было. И с его голосом в трубке я ощутил облегчение и досаду. Досаду - потому что он не позвонил раньше, не понял, как я хочу его услышать. И облегчение - потому что пару раз мне приходила в голову мысль, что он уже никогда не позвонит.А Ворон хрипло подышал в трубку, и спросил - а почему ты сам мне не позвонил, Казу? И я в очередной раз промолчал. После промычал что-то про то, что "денег на телефоне не было". Он вроде поверил.Ну да, я мог бы и позвонить. Не все же ему этим заниматься. Но я не хотел напрашиваться. Мне все казалось, что я могу помешать ему. И я втайне опасался разочарования. Вот я звоню, и он не берет трубку. Или, что еще хуже, берет и говорит - Казу, ты сейчас не вовремя, мы с Симкой в кино. Или в кафе. Ну, неважно где. Суть в том, что я мог оказаться не к месту, и разочарование, что могло меня постигнуть, захлестнуло бы меня с головой, и я бы отчаялся вконец. Я ни секунды в этом не сомневался.***Нас связывали небо и телефонные провода. И когда не оставалось одного, всегда оставалось другое. Мы могли висеть на телефоне часами, если бы позволяли финансы; но даже пятнадцати минут в день хватало. Все же, когда я нажимал кнопку отбоя, мне становилось тоскливо, и я смотрел на небо - оно одно над нами, от него нельзя избавиться, нажав клавишу.Так я и представлял себе нас. Стоящие под синим небом, на расстоянии вытянутой руки, опутанные тонкими кабелями. И хочется, да не выходит дотронуться друг до друга - видимость обманчива, нас разделяют тысячи километров. Провода сковывают наши руки, наши движения. Мы только говорить и можем - и говорим, говорим, пользуясь последним средством. Провод между нами связывает нас, и одновременно разделяет, ведь, не будь его, мы бы мгновенно сняли с себя тугие путы. Какое там расстояние! Без связующей нити мы бы преодолели расстояние в тысячи, в сотни тысяч километров, только чтобы увидеться, услышать друг друга. По небесным дорогам добрались бы, небо - оно одно, не заблудишься.Но это не порвать. Не нам. Мы слабы, чтобы разрушить то, что дает нам шанс быть рядом, пусть и только голосом. Поэтому мы все стоим на месте, обездвиженные, опутанные этой возможностью. Связанные проводами. И по ним, как электрический ток, бегут наши слова.***Сколько там уже прошло? Полгода, вроде. Он уехал на год. На целый чертов год, а ведь прошла только половина. А я уже на стенку лезть готов от тоски по Ворону. Куда уж там, еще полгода вытерпеть. Иногда я ощущаю себя девушкой, ждущей парня из армии. Только вот тут посложнее ситуация - так-то у нас ни одной девушки не наблюдается. Да и хочет ли он, чтобы я ждал, тоже вопрос спорный.Ну, я то буду. Я уж подожду до конца.Я по вечерам на крышах валяюсь, разглядывая звезды на небесах. Сколько таких огоньков нас разделяет, я понятия не имею. Наверное, миллионы. А уж сколько километров...мда, эти километры - ерунда на самом деле, но вот то, что я не могу даже коснуться, лицо его увидеть - вот это действительно проблема. А хочется, так отчаянно хочется, что сил уже нет терпеть.Я смотрю вверх, как он смотрел. Нас одно небо связывает, оно одно над нашими головами одинаково, где бы мы не были. Я смотрю в небо, и я знаю, что он тоже смотрит. Убежать бы, убежать из этого города, нестись по трассам, вперед и вперед, под ночным небом, ближе к нему хоть на пару сотен миль. Но я здесь продолжаю сидеть, я здесь его подожду. А то ведь приедет Ворон - и не найдет меня, своего друга. А мне еще столько надо бы ему сказать. Столько сделать.В другой раз с ним и на другой континент, и на край света.А пока...пока посижу-ка здесь, под одним небом.***Но, Ворон, ты возвращайся поскорее.