5. (1/1)

***Knock-knock.– Ма… Привет, ма. Папа, – он боялся этих объятий. Боялся этой встречи, но это то, что необходимо сделать.Алекс осторожно похлопывает мать по спине и отходит на шаг. Смотрит долгим взглядом – где бы взять сил, господи… Раньше был Джейк и была уверенность, которую находили друг в друге. Теперь приходится искать её в пустоте и воспоминаниях.– Я уезжаю.Вокруг так тихо. У мамы глаза блестят, отец дрожащей рукой поправляет очки на носу:– Когда?– Завтра.Алекс трогает крошечную серёжку в ухе – кожа вокруг ещё немного зудит. Родители не были на похоронах. Они вообще не в курсе, он всё сделал сам. – Джейка больше нет, – мама тихонько ахает и прижимает ладошку ко рту, отец сжимает кулаки. – Я не могу тут оставаться. Простите. Спасибо. Спасибо за всё, мам, – он осторожно перехватывает тонкими пальцами её руку. Трогает губами запястье и замирает, прикрывая глаза, когда её ладонь ведёт по его щеке.Благословлён.– Я постараюсь писать, звонить, – Алекс пожимает папину руку. – Обещают хорошо платить, так что деньги тоже буду присылать. Мама плачет.Отец улыбается.Алекс сходит с крыльца. Оборачивается:– Я… Я не вернусь сюда больше. ***Тихо-тихо. Алекс откидывается спиной на тёплый, согретый лучами закатного солнца камень – с другой стороны на плите имя, фото, даты.И ещё несколько строк.Mint cigarette. Sunny skin. Shared life.– Я уезжаю завтра, Джейк. В Лос-Анжелес, представляешь? Мы и не думали никогда, что выберемся отсюда. Да и не нужно было. Но мне теперь нужно.– Литу я заберу. Вряд ли она протянет долго, если честно, она ведь старенькая уже, но всё же она часть семьи. Нашей с тобой семьи.– Я скучаю. И буду скучать. И я решил для себя кое-что… Не знаю, может, это глупо, но мне никто не нужен. Я не собираюсь предавать тебя, не важно, жив ты или… Смешно, правда? Мне только 22. Ты бы засмеял меня, если бы был здесь. Но так будет правильно – просто потому, что мне действительно никто не нужен. Я верю, что мы были в этом мире друг для друга. И верю, что там, где ты сейчас – ты меня дождёшься, и мы снова будем… Мы. Друг для друга, и только так.– И знаешь… Почему-то мне кажется… Я почти чувствую это.Тебе не придётся долго ждать.***– Ты так и не сказал, кем был тебе тот парень.Коэну двадцать семь. Они с ребятами только что провернули дело, план которого разрабатывали несколько месяцев, и по этому счастливому поводу братья Аттика устроили очередную грандиозную вечеринку. Много девочек, много музыки, много алкоголя и не только, но сегодня Алексу не хочется веселиться. Джон находит его на веранде у бассейна: ЭйДжей лежит, ломает пальцами тонкие ментоловые сигареты, даже не закуривая, и высматривает что-то в звёздном небе.В ответ на не-вопрос парень ухмыляется и переводит взгляд на уже-друга – многое было пережито за последние пять лет, и сколько раз эти двое вместе выкарабкивались из… Хватило бы на десяток пожизненных.– Это всё ещё не твоё дело, Роуэй, – тихо смеётся, ломая очередную сигарету и щелчком отправляя её в воду.– Верно, – Джон садится рядом, тарабанит пальцами по подлокотнику. – Но там девочки, они хотят тебя, как кошки, морозят парней… А ты даже не танцуешь. – Не хочу, – пожимает плечами.– Их или танцевать?Неожиданно выплывает из памяти и вспыхивает светлыми пятнами, праздничным боке: из старенького радио льётся тихий блюз. Медленно покачиваться в такт, прижимаясь близко-близко – в маленькой комнатке негде развернуться. Улыбаться – потому что тепло, руки Джейка на его бёдрах, уткнуться носом в шею, вдыхая мандариново-мятное, и перед глазами – священные россыпи родинок на плечах.ЭйДжей смаргивает попавшую в глаз соринку:– Ни то, ни другое.Джон чертыхается, качает головой и уже собирается уйти, когда:– Он не ?тот парень?. Оборачивается, хмурится недоумевающе.Алекс вздыхает и снова смотрит в небо:– Его зовут… звали… Его имя – Джейк. Я его люблю.?Люблю?. – До сих пор?– Ты слышал.Молчание.– И зачем ты мне это сказал? – кажется, блондин не знает, куда деть руки – машет ими нелепо, в конце концов цепляясь большими пальцами за пояс. – Мог же дальше отмалчиваться. Знал, что я не пойму, не соглашусь. И всё-таки рассказал.– Да, знал, – Алекс поднимается, выкидывая в бассейн последнюю сигарету вместе с пустой пачкой, и подходит к мужчине почти вплотную. Смотрит в глаза – сталь скрещивается со сталью. Без звона, без искр. Только напряжённое внимание… которое вдруг рассыпается на осколки: – Всякое может случиться, Джон. Я не жажду смерти, но умереть не боюсь.Что-то неуловимо меняется: ЭйДжей медленно ведёт двумя пальцами по щеке ошалевшего друга и слааааадко так тянет: – Не скучай по мне, милый…Спустя мгновение Джон отшатывается, кривится и громко провозглашает:– Фу!А Алекс смеётся. Громко, красиво, запрокидывая голову, так, что любимая шляпа улетает куда-то в сторону. Захлёбывается прохладным воздухом, и всё равно кадык с бешенной скоростью ходит вверх-вниз, а хохот становится всё громче.Дождавшись, пока он отсмеётся, Роуэй качает головой:– Никогда больше так не делай… Милый.Он уходит, перед этим с неожиданной силой хлопнув ЭйДжея по плечу и свалив того в бассейн. Из-за него Джона пять лет мучило любопытство. Он заслужил.***Алекс почти чувствует на плече тонкие тёплые пальцы. Он знает, что никакой старухи с косой не будет: нас приходят забирать те, кто нас любят. Нога адски болит. Короткий взгляд в сторону дверного проёма: за ним – друзья, они ждут его… Надеются на чудо, потому что до них – два метра обстреливаемого пространства. И его успеют убить раз двадцать.– Ладно, Джейк, – шепчет Коэн едва слышно. – Я сейчас. Надо только помочь ребятам хоть немного. Прихватить с собой ещё парочку этих парней… Тело наполняет знакомым теплом. Он подбирается, группируется, насколько позволяет раненая нога…Прыжок.Выстрел, выстрел, выстрел.ЭйДжей успевает увидеть, как один из верзил с простреленной головой валится на пол, другой хватается за предплечье…Что-то влетает в бок, обжигает. И следом ещё два удара.В бедро. В грудь чуть ниже горла.Алекс шумно падает и не чувствует ничего. Быстро мутнеющим взглядом всматривается в лица друзей. Успевает улыбнуться краешком тонких губ, сжимает в пальцах поля ставшей уже родной шляпы и замирает, глядя в потолок.Алексу Джейсону Коэну a.k.a. ЭйДжей двадцать девять лет. Он мёртв, но не то чтобы сильно огорчён этим обстоятельством.***Где-то не в этом мире – дым от ментоловых сигарет, губы в губы жарким шёпотом: ?Я скучал?, – и почти сияет смуглая кожа, которую трогать, гладить, целовать. И впервые за долгое время – тянущий узел внизу живота. Рвано укусить плечо:– Твои чёртовы родинки семь лет не давали мне спать по ночам.– Я тоже тебя люблю, – золотится солнечный смех. – Ты от меня теперь не отвяжешься, Алекс. Никогда.Горячие руки касаются живота, груди, спины, зажигая внутри желание – так запросто и быстро. Губы срывают стоны. И тихо на выдохе:– Дурак. Ты вообще-то задолжал мне за эти семь лет.