Бессилие. (1/1)

Если бы я могла предугадать, хоть как-то приподнять пыльную завесу, отделяющуюнастоящее от будущего, заглянуть за неё, то, с большей долей вероятности, в этот жедень переменила свою судьбу одним только вмешательством в дела, меня некасающиеся. Я, вероятно, лишилась бы сна на день или два, а может и больше,пускаясь в глубокие раздумья о том, как теперь остановить запустившийся механизмвнутри меня самой. Но ответ вряд ли пришёл, даже если бы я отдала за него все,имеющиеся в собственной жизни, ночи.Возможно, будь я сильнее, такой, какой самой себе виделась в мечтах, мне быхватило сил выкинуть из головы неподобающую ерунду, которая совсем не краситмолодых особ моего возраста.—?Артур спрашивал про тебя.Как было бы здорово, будь мне до этого дело. Но обстоятельства вынуждали меняощущать себя так, как чувствует себя маленький котёнок, которого бросили напроизвол судьбы его хозяева, вдруг решившие, что им не нужны лишние заботы. Нотогда к чему были первоначальные хлопоты? Я не могла этого знать. Как и не моглазнать, как на самом деле ощущают себя брошенные кошки. Но все равно считала, чтоименно это сравнение было более точным.Мать каждое утро обрушивала на меня целую кучу вопросов, касательно моих плановна будущее, а от ее подозрительного взгляда я не могла спрятаться даже тогда, когдаоставалась одна. Мне все чудилось, что она находится где-то неподалёку, сверля иммой затылок. Иногда мне думалось, что она уже давно обо всем догадалась и тогдаменя охватывал настоящий ужас. Но она только спрашивала:?—Что с тобой такое, Люси??Этот вопрос я и сама нередко задавала себе, обычно сидя перед зеркалом всобственной спальне, расчесывая золотые локоны. Но девушка по ту сторону лишьгрустно улыбалась и опускала глаза, отводя их в сторону. А тем временем отсутствиеответов напополам с отрицанием имеющихся разгадок с каждым днем увеличивали инеотвратимо приумножало имеющуюся силу того, что я пыталась не замечать.Словом, на что только способна обречь человека несчастная любовь и неважно,принимает человек эту истину или нет. Истина на то и истина?— она непоколебима,неотвратимо?— безжалостна и от того столь мощна и разрушительна.Как бы я ни пыталась скрыться от этой истины, я любила и любовь эта ранила,оставляя внутри многочисленные порезы, шрамы и синяки, которые наутро ослаблялисвою хватку, а к вечеру вновь взрывались нетерпимыми вспышками боли прямо всердце. Но любовь эта была неправильной. Именно это в минут редких откровения я вновь и вновь повторяла себе.? Так не должно быть и так не будет ?Так и не получалось. Объект моей любви растворился в дорожной пыли, под шумколес, уносящих его далеко далеко, а, может, и шум изумрудно- синих волн скрыл его.Я не знала наверняка, а гадать было бесполезно, да и что бы это изменило. ЛедиДжейн уехала, уплыла, одним словом?— исчезла и этого нельзя было отменить илиотрицать.В один их редких солнечных дней после долгого и нехарактерного для него молчанияобъявился Артур. Мне, признаться, было все равно, как и всегда, но на этот раз дажевозможность позабавиться с его детскими реакциями на мои уловки не вызывалаинтереса.Он вытащил меня из дома, чем только усилил недовольство. В ответ на это яотпустила язвительный комментарий в его сторону, избрав объектом насмешкинеуклюжесть. Артур отреагировал довольно холодно, но я не придала этому значения.На чистом небе начали появляться тёмные скопления облаков, грозящие перерасти вдождливые тучи.—?И знаешь, в следующий раз, когда решишь меня спровоцировать, выбери что-топоинтересней, чем танец с партнершей моих родителей. —?скучающим безучастнымтоном, произнесла я, в ответ на воспоминания о том вечере, в который я чудомотделалась от его компании. Мысли о дальнейшем развитии событий я погнала прочь,изучая поросшую мхом, выложенную камнями, дорожку.—?Тебя это задело. —?мне не нужно было смотреть на него, чтобы понять?— онскривился и нахмурился. Раздраженно вздохнув, я остановилась и подняла на негоглаза.—?Артур, мне дело нет до того, с кем ты танцуешь. Столько лет прошло, ты так и неусвоил одну простую истину?— мы с тобой, ты и я… —?для наглядности я ткнулапальцем в его грудь, затем указала на себя. —… мы никогда не будем вместе.?—слово ?никогда? я выделила интонацией, нарочно морщась, изображая отвращение.—?Ты не права. —?на его скулах заиграли желваки. Моего терпения тоже поубавилось.На улице было прохладно и, несмотря на стремительно приближающееся лето, веснаещё не давала повода думать, что оно наступит раньше положенного и постояннонапоминала о себе влажными сквозняками и промозглыми дождями. В эту ночь ивовсе развернула целую пародию на грозу, а к утру застеклила лужи тонким слоемльда. Только снега не было и на том спасибо.Я поняла, что сегодня больше не хочу говорить с Артуром или видеть его молчаливуюфизиономии, потому приступила к тому, что делала всегда, чтобы прогнать его?— коскорблениям. Иное на него не действовало.—?Ты, выставляешь себя дураком при всем обществе, таскаешься за мной, какпривязанная собака, неустанно напоминаешь о себе, не давая и крохотнойвозможности хоть на миг, на секундочку, забыть о тебе, что я сделала бы с огромнойрадостью и рассчитываешь на что-то? —?скрестив руки на груди я устремиларавнодушный взгляд прямо в зелёные глаза напротив. —?На что? Думаешь, мирвнезапно перевернётся и я ударившись головой лишусь рассудка? Ведь только в этомслучае у тебя появится шанс. —?я не кричала, но выделяла интонацией те места, накоторых хотела сделать акцент. Именно поэтому последние два предложенияпрозвучали достаточно громко для того расстояния, которое разделяло нас. Артурподжал губы, будь он на десять лет младше, уверена, упал бы на живот и от бессилиястал лупить траву руками, выдергивая ее, раскидывая в разные стороны. Но я недобилась своего, этого было мало для того, чтобы он решил уйти.—?Мне продолжать? —?приподняв одну бровь, уточнила я.—?Нет…— произнёс он угрожающе тихо—… уходи. —?я было хотела разразитьсяпрезрительным смехом, но когда Артур поднял глаза, до краев заполненныеневедомым мне ранее чувством, что-то внутри предупреждающе содрогнулось. Впериоды кризиса, он нередко огрызался, вступая в споры, проявлял большеактивности, чем обычно, но это никогда не было признаком чего-то серьёзного.Подобное происходило примерно два?— три раза в год. Мне не составило трудаотследить эту закономерность и, слегка скорректировав обычную модель поведения,преобразовать это состояние в угоду себе.—?Будешь указывать мне что делать в моем доме? —?даже не пытаясь скрытьнасмешку в голосе, я подступила к нему на шаг, стремясь смахнуть несуществующиепылинки с пиджака. Подобные действия всегда слегка ослабляли его. Вызывалибеспочвенные сомнения в собственном внешнем виде, а искры надежды в глазахлишний раз подчеркивали его зависимость от меня. Однако, в этот раз мои пальцы неуспели достигнуть бархатной ткани. Прочным кольцом вокруг запястья сомкнулась егогрубая ладонь, прерывая меня на середине действия.—?Я сказал, уходи. —?голос был тихим и холодным, словно и не принадлежал томуАртуру, с которым я виделась до случая на балу. Ни один мускул на его лице недрогнул, когда я впилась в него угрожающим взглядом, обещающим долгую смерть.Именно это равнодушие заставило пошатнуться мою уверенность в том, что победа вэтой стычки будет за мной.Мы стояли у входа в небольшой сад, который только начал просыпаться после долгойзимней спячки. Справа чёткие контуры, отбрасываемых нами, теней постепеннорасплылись, слившись с серым цветом, в который была выкрашена задняя частьдома. Вместе с тенями, незаметно с горизонта исчезло послеполуденное солнце,спрятавшись за густыми плотными тучами, не так давно бывшими мутными облаками.Свежесть весеннего ветра уступила место удушливой духоте?— предвестнице грозы,которые бывают в середине лета.Словом, погода в параллель с Артуром набиралаобороты, готовясь выкинуть скверный номер.—?Настоятельно рекомендую прямо сейчас остановиться иначе ничем хорошим длятебя подобное поведение не кончится. —?эти слова я процедила сквозь зубы, неморгая изучая глаза напротив. Отсутствие контроля над ситуацией и ясности,относительно странной перемены в Артуре, нервировало сильнее, чем его обычныеглупые выходки.—?Интересно. Что же ты предпримешь? —?хватка на моем запястье неожиданно сталосильнее. Я рефлекторно дернулась назад, что вызвало самодовольную улыбку наобветренных губах. —?Расскажи мне. Ты, кажется, знаешь меня лучше чем я сам.—?Отпусти.—?Иначе что? —?издевательский тон, и… ненависть смешанная с презрением вовзгляде на несколько секунд лишили меня дара речи. Мне открывалась какая-тосовершенно незнакомая ранее сторона личности Артура. Совершенно непохожая навсе те, что я видела прежде.Мы были знакомы с самого детства. Будучи невольными заложниками тесныхвзаимоотношений между нашими родителями, мы не имели права выбирать. КогдаАртур впервые появился у нас, я сразу поняла, что интересной и увлекательной нашадружба не станет. В основном потому, что разница между нами лишала нас равногоположения. Он поигрывал. Во всем, но только вот его это совершенно не смущало. Наследующий день, после знакомства я удостоила его лишь парой фраз, после чегопоспешила уединиться в этом самом саду, а он, как привязанный, поплёлся за мнойследом. Это задало тон нашим дальнейшим взаимоотношениям. Долго я никак немогла совладать с яростью, вызванной его упрямством. Он был ещё тем надоедой. Новремя шло и я постепенно разглядела в нем интересную игрушку. Гораздо лучше всехтех, что могли предложить мне родители, а главное, всецело преданную только мне.Началась пора экспериментов, неумелых, провальных, но по мере нашего взросленияя набиралась опыта в манипуляциях Артуром. Медленно, но верно я оплела егопаутиной тонких прочных нитей, собранных в собственных руках. Теперь же, мне былонепонятно за что следует дернуть, чтобы урезонить внезапно взбунтовавшуюсямарионетку. К тому же, сил у меня было не так много. В этот раз я могла не выстоять.—?Артур, мне больно! —?я злилась на него по-настоящему, представляя в головеспособы расправы, за такую дерзость. —?Отпусти меня немедленно, иначе я закричу!Ты…—?Тебе больно?! Да что ты знаешь о боли? —?слова эти он не проговорил, а, скорее,выплюнул мне в лицо, а после?— отпустил, но сделала это так, будто все это времядержал в своей ладони что-то грязное. Брезгливо запустив руки в карманы, онсощурился, всматриваясь в меня так, словно хотел разглядеть мои мысли.—?Ты пьян. —?мы оба прекрасно знали, что это было не так. Но мне было прощебросить в него обвинением, чем предпринимать попытки вернуть контроль. Онслишком зол. Сейчас подобное только усугубит положение. Он не ответил, лишь накакое-то время, устремив взгляд мне за спину, наблюдал за чем-то вдалеке какое-товремя, продолжая сохранять внешнюю непроницаемость.—?Ты самый отвратительный человек, которого я когда-либо встречал. —?посленедолгой паузы сказал он тоном, которым обычно люди отвечают на скучные вопросы.На моей коже остался красный отпечаток в том месте, где раньше была его рука.Потерев запястье, я глубоко выдохнула, стараясь восстановить спокойствие ихолодность. Между тем, он продолжил.—… я знаю, ты любишь играть. Весь мир для тебя?— кукольный домик, в которомкаждый ждёт своего часа. Часа в который Люси будет дергать за ниточки, четко следуясвоему сценарию, а потом…—?Я не желаю слушать твои бредни.—… выкидываешь их прежде, чем они поймут, какая ты дрянь. —?равнодушнопродолжил он.—?Пошёл вон!—?А что? Неужели так неприятно слышать правду о себе? Ты живешь с этим, неужелиещё не привыкла? —?произнёс он, морщась от отвращения, делая небольшой шаг вмою сторону.С одного из дальних деревьев, скрипя ветками, слетела ворона, а за ней следом идругие. На мгновение удушливую духоту заполнило хриплое карканье.—?Не желаю этого слушать! Ты пьян и от того соображаешь ещё хуже обычного. —?япредупреждающе выставила перед собой руки. Мой голос звучал не так, как мнехотелось и, кажется, Артур это понимал. Он вздёрнул подбородок и игнорируя моислова сделал ещё один шаг, заставляя пятиться. Мне стало страшно. Внезапноохватившая меня тревога и чувство с самого начала ускользающего контроля,чреватое полной его потерей в дальнейшем, обступили пошатнувшеесясамообладание и основательно его подкосили.Я знала, что он делает. Я в первый раз боялась его дальнейших реплик, потому чтознала к чему он ведёт, но эта догадка была настолько ошеломляющей… Мне труднобыло поверить в то, что он способен различить это. Неужели все эти годы он вдогонкутоже изучал меня?—?О, брось. Я думал, ты выдашь что-то получше, чем пустое обвинение. Теряешьхватку, неужели отъезд Леди Джейн так подкосил ледяную стерву? —?он засмеялся, амне вместо смеха послышалось разрезающее уши карканье. Оно оглушило меня иокончательно выбило из привычной колеи. Глубоко внутри слабой вспышкой отдаласьмедленно нарастающая ярость. Все было так. Он нажимал на больное. Теперьсценарий нашей игры был в его руках.Я молчала, предоставив ему возможностьдемонстрации собственных мыслей по этому поводу, которыми он так гордился. Егоэто устраивало.—?Знаешь, я сразу понял. Такую резкую перемену в твоём взгляде я видел лишьоднажды, когда умерла лошадь, которую отец подарил тебе на тринадцатый деньрождения. Только эта перемена была прямо противоположной.—?Смотри не захлебнись собственным самодовольством. —?насмешка вышла большепохожей на оскал животного, загнанного в угол, но на секунду я уловила прежниемимические реакции Артура. Он как будто засомневался, но совсем ненадолго.Однако ярость заполнила меня уже до середины и все активнее порывалась выплеснуться на раздражающий объект.—?Ну нет, теперь уже тебе не отвертеться. Я знаю, видел сам… Даже не пытайсявыставить меня дураком!—?Ты с этим и сам прекрасно справляешься! Уходи, не позорься. —?улыбнувшисьсамой себе, я почувствовала, как Артур колеблется. Значит не все ещё потеряно.Один длинным резкий шаг и он вырос прямо передо мной, источающий почтифизически ощутимую ярость, которая не шла ни, а какое сравнение с моей. Я слишкомпоздно поняла, что только усугубила ситуацию. Выводить его на эмоции было плохимрешением. В ответ на неожиданный выпад, опасаясь его дальнейших действий ядернулась в сторону, но поскользнулась на влажной после ночи, молодой траве иупала, замарав подол любимого светло-сиреневого платья. Стиснув зубы до боли вчелюсти, я предприняла попытку встать и точно набросилась на этого идиота, еслибы, опережая меня, он не отрезал любые возможности подняться. Нависнув надомной, могучей скалой, он медленно растянул губы в улыбке победителя.—?Какое же ты ничтожество. —?звонкая пощечина, осталась на бледной гладковыбритой щеке красным отпечатком. Но он как будто даже не почувствовал ее. Несдвинулся ни на сантиметр. Лишь шире улыбнулся. —?да-да, дорогая, я не такбезнадёжен, каким ты меня считаешь. Я знаю. Я знаю все и вопреки твоимпредположениям, я знаю тебя. И этого мне достаточно для того, чтобы раз и навсегдалишить тебя репутации и положения в обществе.Все складывалось против меня. Бороться с этим было бессмысленно. К тому же, яощутила, что просто не способна противостоять, но не Артуру, а тому, на чем онпытался сыграть. Ярость в один миг обернулась всепоглощающей досадой, отдающейгоречью на языке. Я молчала. Любое слово сейчас обернулось бы против меня.Невысказанные угрозы, не выплеснутая злость и обида от предательства жгли глаза,но я предпочла бы быстрее умереть, чем показать Артуру собственное бессилие.Выглядел он сейчас как фанатик, добившийся своего после долгой череды неудачныхпопыток, так что мои слёзы послужили бы лишь приятным бонусом к долгожданнойпобеде.—?Черт бы тебя побрал, Люси! Я прав и мне тошно. Ты в самом деле то, от чего онаубежала и то, что так долго игнорировал я. Слабая, эгоистичная манипуляторша…—?ЗАТКНИСЬ! —?я чувствовала, как вокруг меня смыкается густая темнота и в этойтемноте я и правда была чем-то маленьким и таким жалким, что даже сама себяпротивилась. Мои собственные чувства восстали против, мой главный ?подданный?теперь вертит мной как ему вздумается. Я проиграла, проиграла самой себе. Сиделана собственном газоне и, будто истощённый ящер?— хамелеон, никак не могподобрать нужного цвета, перестроиться. Пропускала один за другим его удары.По щеке скатилась одинокая слеза, я поспешно отвернулась, силясь скрыть ее, но онзаметил. Грубо схватив меня за подбородок и развернув к себе стёр ее большимпальцем.—?Мне жаль тебя. —?Артур выпрямился. Взглянул на меня сверху вниз, задержался напятнах, которые оставила на подоле грязь, а после отвернулся и зашагал прочь.Его взгляд теперь навсегда был лишён щенячьего обожания и преданности, оносвободился или сделал большой шаг на пути к этому. Это было неважно.Более ничто не препятствовало мне, но я не решилась подняться. Я наблюдала затем, как его чёткая тёмная фигура, хорошо различимая среди зелени удаляется вседальше и дальше. Когда же он скрылся за поворотом, я просто устремиларасфокусированный взгляд туда, где ещё недавно было его лицо. Теперь мир вокругокончательно потерял привычный вид, как и сама я. Ложь больше не могло спасти.Ничто больше не могло. Он был прав. Во всем. И сколько бы ярости это не поднималов моей душе, сколько бы боли не причиняло, это было правдой, которую я была не всилах изменить.