Adjournment (1/1)

— Джолин.Густое афро слегка колыхнулось: подруга шумно плюхнулась на порог крыльца рядом с Бет. Голоса в доме стихли, словно накрытые крышкой. — Спасибо, — Бет подняла бокал с бирюзовым и торчащим из него красным зонтиком, — и, втянув щеки, шумно всосала коктейль. — Я бы сама не справилась. Раньше я... Джолин напряглась, как охотничий пес. Бет не смогла спрятать вину в голосе. — ... по-другому... отмечала.— Забудь, — отмахнулась Джолин. — Раньше было раньше. Сейчас иначе все. Ты, считай, чемпион мира, черт возьми, — ее слегка пихнули бедром, несильно, но Бет чуть не завалилась. — Ой, да ладно, — Джолин пересекает её попытку возразить.— Ты Советы разгромила. Смешливые искорки в глазах подруги вдруг погасли. Взгляд стал тёплым, заботливым.— За новые победы. Они чокнулись бокалами. Бет снова перекатила напиток на языке.— Никогда бы не подумала, что оно может быть настолько вкусным и разным. — Не говори, — усмехнулась Джолин. — Я теперь спец в безалкогольных миксах. Могу детские праздники устраивать. Или вечеринки для кормящих мамочек. Детка. Эй. — Что? — Ты грустишь, — констатировала Джолин. Голоса в доме снова взяли крещендо. Возможно, это шумит в ушах. — Мне кажется, не хватает рояля, — туманно откликнулась Бет. Возможно, Джолин не поймёт. Но она поняла. Ничего не сказала, нет — лишь коротко вскинула глаза к потолку и нервно отпила свой оранжевый апельсиновый что-то там.Этот жест сказал все без слов про то, что принято говорить в таких случаях, но, если сказать, звучит ужасно пошло. Что Альма не исчезла бесследно. Бет готова была поклясться, в этом взгляде циничной подруги было больше веры, чем во всем ?все-крестовом все-походе?. — Просто береги теперь тех, кого терять не хочешь, — тихо сказала Джолин. — Чуть-чуть шире взгляд, Снежинка. За пределы доски. Пойду посмотрю, как там. Бет, оставшаяся одна, уронила глаза в бокал. Конец вечера близился. Дом скоро снова станет пустым. Ее не покидают — просто друзей своя жизнь, там сильно меньше шахмат и намного больше всего остального. Да и Бет стыдно признать, что, несмотря на огромное чувство благодарности им всем и окрыляющее ощущение поддержки, какой-то её части всё ещё мучительно одиноко. С одной стороны — из-за того, о чем она сказала Джолин. С другой — по причине, которую та отгадала сама.Ведь из всех, кто стоял за ней, за её победой, лишь один человек способен по-настоящему понять, что значит чёрный король, покоящийся в шкатулке. ***Дверь то и дело хлопает; Бет рассеянно отвечает на объятья, чувствуя себя опустошенной и наполненной одновременно. Таунса она целует — просто и открыто, и он, смеясь, легонько щёлкает её по носу. Он, как и раньше, собирает все тепло вокруг себя, как фонарик на солнечной батарейке. Из этих объятий не хотелось уходить — в них охота завернуться, как в самый тёплый плед, это такое лекарство, такой пластырь на её рану. Наверное, это чувство не пройдёт никогда, её будет тянуть, сколько бы они не виделись. Но Бет берет ровно столько тепла, сколько дают. Она слышит себя теперь ярко, отчётливо — не так, как говорила с Клео, пропитанной фальшью и фатумом, о том, чего нет, чего никогда не будет. Ребёнок-сирота, берущий у Таунса родительское тепло, уже уступил место женщине, которая знает, что любовь — это иногда совсем не то, что бы тебе хотелось ею видеть. Это не хронический недостаток, с которым ты спокойно живёшь, а острая недостаточность, губительная, как любая из ситуаций, где твой орган начинает сбоить. После этого думаешь, что все будет иначе, ты все понял, ты будешь осторожнее. И иногда даже и вправду не слишком поздно. Гарри задерживается у порога. Бет смотрит в его пронзительные голубые глаза и думает: так, наверное, должна бы выглядеть совесть, будь она человеком. — Бет, — она слышит и понимает, что речь не о них. Не о ней и Гарри. — Не хочу вмешиваться, но... — Такой взгляд она последний раз видела у него на их матче Кентукки. — Я наговорил тебе всякого, когда видел тебя... перед тем турниром. — Забыли, Гарри, все в порядке, — торопливо скалится Бет. —... но, когда мы приехали помогать тебе с Москвой... В той квартире не было намёка на алкоголь, но то, что я видел... не лучше того, что было с тобой. Мы все видели. — Гарри выглядел таким виноватым, словно он, а не она, не приехал из Парижа в Нью-Йорк. Она заморгала. Тушь вот-вот потечёт. Шах. — Что ты хочешь сказать? — спросила Бет как можно спокойнее. Но все равно получилось не так, как она хотела. Чуть больше отчаяния, чем надо. Надо было нисколько. — Позвони, — с нажимом произнёс Гарри. У порога Белтик оборачивается. — Передай Джолин — праздник был клёвый. ***День наступил как-то быстро. Солнечный, яркий день, с предательски голубым небом. День, когда страна все ещё празднует её победу, мешая Божий дар и яичницу, шахматы и политику, реальность и домыслы. Реальностью была напечатанная в газете партия и король Боргова в руке, домыслами — все остальное. Бет позволила себе проваляться в кровати, сколько хватало терпения. Но встать пришлось. А встал — делай то, что по плану.Телефон казался ей гильотиной, и снять трубку — что положить туда голову.Руки предательски вспотели. Давай, Бет, это просто звонок. Ты же не побоялась позориться, прося денег. Хуже того раза ничего не будет уже. Главное — не он был последним.Вдохнув так глубоко, как могла, Бет набрала номер.... Действие на том конце провода, прекратившее гудки и протянувшее нить между двумя пустыми комнатами, не спешило обретать звук. Тишина давила Бет, воздуха не хватало. Не хватало его. Господи, как ей его не хватало. — Бет, — услышала она, и это был не вопрос.— Бенни, — еле слышно откликнулась Бет.И в её тоне уже был вопрос.Оборвись звонок по ту сторону провода — рычаг-предохранитель щелкнет и лезвие гильотины стремительно рухнет вниз. — Конь на f3, — прозвучало в трубке. И смертоносное устройство в её голове развалилось на куски, как старая рухлядь. ***... Партия заняла двадцать пять минут.Ничья.— Бет, — позвал голос из трубки, прерывая повисшую паузу. Она боялась заговорить. Волшебство момента закончилось, и страшно было испортить даже след этой атмосферы. Во время партии ей было безопасно.— Да. Молчание стало непозволительно долгим.Бет отняла трубку от уха. И тишина вдруг взорвалась. — Когда. — Бет отчётливо услышала глубокий вдох на том конце провода. — И где.