вот торт, вот я (люблю тебя) (1/1)

Кайга распахнул дверь квартиры сразу же, как я постучал (наличие дверного звонка я по-прежнему продолжал игнорировать) и первым, что бросилось мне в глаза, был не он, не его совершенное лицо вольного духа лесов и даже не его растянутая и потрёпанная хиппарская рубашка; первым, что бросилось мне в глаза, был чёрный комок шерсти, который вился между кайгиных ног, повизгивая и фырча.— Это что? — рассеянно выпалил я.— Это кто, — не менее рассеянно ответил Кайга. Мы посмотрели друг на друга — словно два монаха-отшельника, вдруг встретившиеся в тёмном лесу и отчаянно пытающиеся вспомнить, как нужно правильно коммуницировать — и дружно прыснули со смеху.— Это Гарпир, — отсмеявшись и пропуская меня в квартиру, сообщил Кайга. — Мой пёс. Он хороший, только поначалу кажется самим сатаной. Но ты не переживай, он тебя не обидит.Я недоверчиво покосился на чёрный комок, не прекращающий издавать звуки крохотной грозовой тучи — Гарпир рычал, фыркал, посверкивал своими недовольными глазками и просто выглядел так, будто до смерти был не рад, что к его хозяину домой завалился какой-то незнакомый красавчик. Будто этот красавчик одним своим мирным нахождением на территории Кайги наносил комку — Гарпиру — неизгладимую моральную травму, а своим существованием оскорблял до самой глубины его собачьей души.В то, что он меня не обидит, верилось с трудом, но я знал, что Кайга не станет мне врать. Поэтому позволил себе, немного расслабившись, скинуть у входа кроссовки и пройти вслед за хозяином квартиры на кухню.Квартира его, к слову, оказалась совсем не такой, как я представлял её себе, только познакомившись с Кайгой. Тогда — невероятно много дней назад! — мне казалось, что он обитает в жилище аскета. Как какой-нибудь Растин Коул из ?Настоящего детектива? — белые стены, затёртый линолеум на полу, минимум мебели (матрас в качестве кровати, кухонный стол, холодильник, плита…) и много-много книг на полу и свободных поверхностях — единственные яркие пятна в этом оплоте белизны и тишины. В реальности всё оказалось куда проще — квартира Кайги была самая обычная. Мебели столько, сколько нужно нормальному человеку, а не экстремальному аскету, парочка картин на стенах, какой-то амулет над входной дверью, хорошенький книжный шкаф… Словом, Кайга жил, как и все мы.От этого мне стало ещё легче и спокойнее — собираясь к нему на чай, я был морально готов оказаться где угодно, но и думать не думал, что приду почти как к себе домой.Кухонька, — до которой мы добирались, как мне показалось, целую вечность, за которую я успел разглядеть всё — оказалась небольшой и уютной. Я грузно опустился на плетёный стул с привязанной к его сиденью подушечкой, любовно вышитой разноцветными цветами, и неловко кашлянул.— Очень уютно тут.— Спасибо, — Кайга в этот момент стоял ко мне спиной, набирая воду в чайник, но по его голосу я понял, что он улыбнулся. — Чай с корицей будешь?— Любой сойдёт, — махнул я рукой. — Спасибо! — и добавил, покосившись на свой пакет:— У меня есть торт.Этот торт я выбирал час.Целый час я метался от одного произведения кондитерского искусства к другому, судорожно пытаясь решить, что лучше — праздничный торт в форме сердечка, облитый глазурью цвета фуксии, или обычный квадратный медовик. В итоге я остановился на нейтральном варианте — миленьком бисквитном торте с небольшим кремовым сердечком в углу.Тогда, в магазине, это кремовое сердечко не показалось мне особо опасным. Но стоило только вытащить коробку с тортом из пакета и поставить её на кайгин кухонный стол, я понял весь масштаб своей ошибки.Сердечко больше не было похоже на сердечко. Оно было похоже на чьи-то искорёженные и размазанные по белому кремовому снегу останки. Мне стоило немалых усилий сдержать вздох разочарования.Я как раз думал, чтобы сделать с этим несчастным мучеником, чтобы торт выглядел более презентабельно, когда Кайга, отшумев чайником и чашками, повернулся ко мне.— Торт — это замечательно, — глубокомысленно изрёк он. После чего — тут я взмолился всем богам, чтобы помятый кусок бисквита на столе внезапно самовоспламенился — перевёл взгляд на виновника моих страданий.И тут же, улыбнувшись, спросил:— Это что, сердечко?Я одарил скептическим взглядом розовое месиво, покосился на Кайгу — довольного и даже, кажется, вполне себе радостного — и облегчённо выдохнул:— Ага. Оно самое.Жить тут же стало значительно проще, а волнения, обуревавшие меня всего минуту назад, показались надуманными и абсолютно нелепыми — и чего я только переживал? Разнервничался так, будто Кайга мог бы выставить меня из квартиры, не понравься ему торт! Тоже мне, Хильдегунст, ишь чего выдумал!Собственно, с этого момента всё пошло как по маслу — Кайга вручил мне чашку с чаем, я оттяпал ему кусок торта (тот самый, на котором должно было быть сердечко), и мы завели светский разговор — о том, как мне живётся на новом месте, о том, какие книги мы недавно прочитали и что думаем по их поводу (Кайга очень долго рассерженно говорил о романтизации насилия у Айн Рэнд) и о том, какие планы у нас на ближайшую неделю.Последнее взволновало меня особенно. Кайга как-то очень внезапно перескочил на эту тему прямолинейным вопросом:— Есть планы на субботу?— Никаких, — не задумываясь, ответил я. Планов у меня, в общем-то, особо никогда не было, а если они вдруг и были, то их вполне можно было отменить или подвинуть. Мой ответ Кайгу обрадовал — он, улыбнувшись, сцепил руки в замок, водрузил на них подбородок и интригующе объявил:— Тогда предлагаю сходить со мной на экскурсию по самым интересным местам поблизости нашего дома.— То есть, — переспросил я, — ты зовёшь меня погулять?— Да, пожалуй, — добродушно кивнул Кайга, — я зову тебя погулять. Ты согласен?Конечно же я согласился.И с этого момента всё стало ещё лучше и проще — я знал и был твёрдо уверен в том, что моё присутствие приносит Кайге удовольствие, знал, что он позвал меня почти на свидание в субботу и знал, что Гарпир — возможно — не станет потрошить меня заживо, потому что мне удалось задобрить его случайно уроненным на пол куском торта.Жизнь была прекрасна, а за окном, совсем не по февральски, щебетали птицы.Мы просидели так, болтая обо всём на свете и попивая чай, почти до самого вечера. Опомнился я только благодаря звонку Брюн — она радостно оповестила меня, что приедет вечером в четверг, чтобы проведать, как я тут и не спалил ли ещё весь дом дотла.— Ух, — выдохнул я, отложив телефон, — хорошо посидели. Уже у выхода, когда я, балансируя на одной ноге, надевал кроссовки, Кайга вдруг как-то (совсем быстро и незаметно, но я, отвлекшись от утомительного завязывания шнурков, успел это уловить) стушевался. Сунул руку в карман домашних шорт и выудил из него конвертик.— Откроешь у себя, ладно? — сказал он, протягивая этот конвертик мне.Я принял его рассеянно, кивнул и, неуклюже пожав Кайге руку на прощание, вывалился из его берлоги.Своей таинственностью и очевидностью этот конвертик жёг мне ладонь, и оказаться у себя хотелось как можно скорее — лестничный пролёт, разделявший четвёртый и пятый этаж, я преодолел, казалось, всего за секунду.И, едва переступив порог своей квартиры, тут же бросился разворачивать это послание. Конверт был не заклеен, — слава богам! — так что возиться с ним долго не пришлось — содержимое его очень быстро выпало мне в руку.Это была валентинка. Самодельная. На ней радостный зелёный динозавр крепко держал в лапах сердечко, зубасто улыбаясь.Я прислонился к закрытой двери и улыбнулся ничуть не хуже — Кайга, при самой первой нашей встрече показавшийся мне подозрительной личностью, личностью оказался самой замечательной.Теперь оставалось только дождаться субботы.