Теперь точно конец. (1/1)

С этого момента я торжественно отказываюсь понимать, что происходит. Мне все так же больно, всё так же страшно и жарко. Я нихрена не соображаю, где нахожусь, что только что случилось. Даже думать не хочу, что будет дальше. На самом деле, я просто хочу, чтобы все это закончилось. Потому что похуй, что я типа мужик, не надо мне больше испытаний, хорошо?- Ёнгук! Ёнгук!А потом: бамс! бамс! по щекам. Как же больно, мама родная! Как будто кожи там нет вовсе.

- Ёнгук!Химчан все не останавливается, продолжает меня лупить. Терпеть больше просто невозможно, и больше всего на свете я хочу, чтобы он прекратил. Но подать знак, что я уже в сознании, получается не сразу.

Тело отказывается меня слушать. Я чувствую каждую клеточку, каждую мышцу. Осознаю, что лежу в ужасно неудобном положении, что в спину впиваются какие-то осколки и обломки, что голова неправдоподобно сильно закинута назад.

- Боже мой, Ёнгук, ну очнись уже!Конечно, Чанни плачет. Я слышу это. Я бы хотел его успокоить, но как? Мне бы сейчас хоть промычать что-то, хоть пальцем шевельнуть, но результата все нет.

А может, я и правда умер? Вдруг я тут рассуждаю, но тело мое уже никогда не оживет?

Страшно. Теперь пытаюсь выдавить из своей туши хоть какие-то признаки жизни ещё отчаяннее. Господи, но ведь так же не бывает. Я все помню, я соображаю, я чувствую, но я ничего не могу сделать! Какого хрена? Давай же, шевелись!Химчан сжимает мои плечи, с силой встряхивает.

- Ёнгук! Просыпайся! – и уже значительно громче, - Кто-нибудь! На помощь! Помогите! Он умирает! Пожалуйста, помогите!Снова трясет меня, бьёт по щекам, обнимает.

И тут я понимаю. Я помню, как та чертова балка летела в нашу сторону. Но сейчас Химчан жив, он может двигаться, он разговаривает.Получается, что все хорошо. С ним теперь все будет в порядке, ему не о чем волноваться. Только он, кажется, не понимает этого. Но он должен знать!

Я должен сказать ему это!..Напрягаюсь всем телом. Пытаюсь игнорировать причитания и крики Химчана – это только отвлекает. Сейчас мне нужно открыть глаза.Но снова все в пустоту. Стон безысходности вырывается из моих губ, а голова беспомощно поворачивается на бок.Химчан замирает.- Ёнгук? Ёнгук, ты меня слышишь?Что я могу? С трудом повторяю свой предыдущий стон и надеюсь, что Чанни все поймет правильно.- Слова Богу! – он вскрикивает и прижимает меня к себе.Чёрт, Чанни, но мне же больно! Хоть я и рад, что он рядом, но сейчас я хочу, чтобы он меня отпустил. Я вообще хочу, чтобы меня оставили в покое.И хочу сказать Химчану, что с ним все будет хорошо, что ему уже не надо плакать.- Теперь все будет хорошо, слышишь? – он и так это знает? – Сейчас мы выберемся отсюда, и с тобой все будет хорошо!Малыш, ты говоришь не о том. Это неважно. Да я и не думаю, что со мной может быть все хорошо. Но…Он шевелится рядом, поворачивает меня то в одну, то в другую сторону. Не понимаю, что он делает, но лучше бы он прекратил. Больно. Больно. Больно.Наконец, он кое-как пристраивается и… он берет меня на руки? Поднимает, прижимает к себе. Хоть он и задевает мои раны, я все равно чувствую, насколько бережно и нежно он это делает. Чанни…Ещё одно усилие – и я открываю глаза. Или… стоп? Я их открыл? Или нет? Почему я ничего не вижу? Мне что, показалось?

Прислушиваюсь к себе и понимаю, что глаза открыты. Но…Этот страх противный и липкий. На шее тут же выступает пот, слюна во рту становится вязкой и горькой.

Собираю всю волю в кулак. Одними губами шепчу:- Чанни… мои глаза…- Что? – обеспокоенный. Не расслышал.- Глаза… мои глаза…Химчан, ну скажи мне, что с ними! Что с моими глазами? Почему я не вижу?- Что такое, Ёнгук? Тебе больно?Конечно, мне больно! Но сейчас не о том.- Я… я не вижу… я тебя не вижу…Он останавливается. Прекрасно. Даже такой, слепой и беспомощный, я чувствую, как ему тоже становится страшно. В разы страшнее, чем было до этого. Лучше бы я молчал.- Это… просто шок. Я уверен, это просто шок. Ерунда… все наладится, вот увидишь…Увижу? На самом деле, я на это надеюсь.Химчан идет медленно и осторожно. Иногда замирает. Походка его неровная, неуверенная.Наверное, тут полный разгром. А ещё и со мной на руках...Но вот в лицо мне бьёт свежий ветер. И пусть обожжённую кожу неприятно холодит, я ощущаю какое-то странное, необъяснимое удовольствие.- Химчан! Химчан-хён!Джело. Что тут делает Джело?- Чунхон, ты почему здесь? Тебе же сказано было сидеть дома!- Как я мог? Я сюда приехал с поли… Ёнгук?Быстрый топот. Он что, бежал?- Доктор! Доктор сюда!- Ёнгук! Что с ним? Ты жив? Хён!Нет, замолчите все… голова разрывается на части. Слишком много воздуха, слишком много вопросов, слишком много голосов.Опять топчутся какие-то люди. Меня вынимают из рук Химчана и куда-то укладывают.

- Чанни… Ча…- Тихо, мой хороший, я здесь, я никуда не ухожу. Доктор, он ничего не видит!Хочу схватить Химчана, почувствовать его рядом, но не могу шевелиться.

- Чанни…- Тшш… лежи, всё хорошо. Здесь врачи, тебе помогут!Не верю, не хочу им верить. Они все куплены! Химчанни, только не…Сначала к руке прижимается что-то холодное, а потом укол. Мне сразу становится жутко, страшно, противно.

- Нет… не надо, пож…Но все быстро заканчивается. Голоса и грохот растворяются, боль отходит и я снова проваливаюсь в мягкую, сладкую темноту.* * *

Сегодня у меня, можно сказать, маленький юбилей. Я уже два месяца лежу в этой гребанной больнице.Сразу я просто радовался, что все закончилось, что все мы живы и что подонки получили по заслугам, но теперь мне ужасно скучно. Да я уже почти здоров, меня можно выписывать, ну что вы? Но доктора, собаки, считают по-другому.С другой стороны, чувствую себя здесь центром вселенной. Мне никуда не надо идти, ко мне все сами приходят.Ко мне приходит Дуджун. Он держит меня в курсе событий. Сейчас он все время приносит хорошие новости.

Сволочей, из-за которых мы все оказались в этом дерьме, таки выловили. Главаря сняли с самолета. Теперь он плюется ядом уже в тюрьме. Позавчера наш адвокат сообщил, что расследование закончено, что дело передается в суд. Но, по сути, никто не сомневается, что эти ответят по закону. Ну не зря же наши с Дуджуном родители пустили в ход все свои связи! Иногда быть мажором тоже неплохо, знаете ли. Но больше всего меня радует, что Химчан по делу проходит уже не подозреваемым, а свидетелем. А, он же ещё и потерпевший! Но не суть важно. Теперь его уже никто ни в чем не обвиняет, и это очень хорошо.Приходит Джело. Он много трепется о том, что мы пережили. Рассказывает, как, вопреки запретам Химчана и Дуджуна, поехал с полицией на склад. Его за это нужно бы отругать, но не могу. Он же и обо мне беспокоился, гадость малолетняя. Все обошлось.Но самое главное (да, я малодушен и могу в этом признаться), что я больше не являюсь объектом его безответных воздыханий. Полторы недели назад он (по большому секрету, естественно!) сообщим нам с Химчаном, что встречается с каким-то пареньком.- Его зовут Ёндже и он на пару лет старше меня. Такой хороший! – весело щебетал он, при этом отчаянно краснея.

Приходят мои родители. Но лучше бы не приходили. Пока они слушали долгий рассказ Дуджуна о наших приключениях, мама два раза потеряла сознание, а отец то и дело хватался за сердце. Жалко мне их. Ну не их же вина, что у них такой вот непутёвый сын - заставил всех поволноваться.

Четыре раза приходили следователи. Вытянули из меня все жилы, но показания взяли. А потом приходил какой-то мужик и долго извинялся за правоохранительные органы. Мол, не уследили, виноваты, будем исправлять. Мне их извинения, честно говоря, до лампочки, но пусть. Если их верхушке станет легче.А Химчан не приходит.Потому что здесь он практически живет. Он меня кормит, поит, таскает мне фильмы и книги. Всю палату завалил цветами и мягкими игрушками.

А я только рад. Стыдно признаться, но я боюсь отпускать его от себя. Боюсь оставаться один, боюсь, что с ним что-то случится.

Понятия не имею, как мы будем жить дальше. Рука моя (правая, которая была сломана, как оказалось) уже почти полностью восстановилась, мне сделали уже две операции. Зрение ко мне вернулось. Пока не полностью, но врачи обещают, что максимум через пару месяцев мне уже можно будет снять эти ужасные очки. Только вот куда девать воспоминания? Что делать с целым ворохом страшных снова и страхов? Мы оба сейчас активно общаемся с психологом, но, по-моему, есть кое-что, чего уже не исправить. Разве смогу я стать прежним беззаботным Ёнгуком?Хотя кошмары снятся мне все реже.И я уже даже готов верить, что теперь все точно хорошо.