Часть 2 (1/1)
-В атаку!Польша с Литвой стоят спиной к спине, отчаянно защищаясь. Прусские войска наступают, кажется, отовсюду, круша и сметая все на своем пути. Гилберт надменно и со злобной торжествующей улыбкой смотрит на ослабевающих противников. У Ториса сильно кровоточит рука, Феликс едва держится на ногах, но оба с достоинством противостоят Байльшмидту.-Что ж вы, мальчики, такие упрямые, meine lieben*? Обещаю, больно вам не будет! – хохочет Пруссия, перерубая воздух мечом прямо у них над головами. Парни одновременно присаживаются, и их, к счастью, не задевает.-А не пойти ли тебе куда подальше, а? – кривясь от боли, кричит Литва.Гилберт умирает от смеха, снова наугад тыкая мечом. Он уже знает, что битва выиграна, но не отказывает себе в удовольствии поиграть с такими беззащитными мышками. Байльшмидт видит, что Лукашевич уже едва сопротивляется, его взгляд потерян, ноги подкашиваются. Да уж, Феликса удалось замучить, как следует.?У меня есть два выхода, одинаково выгодные. Первый:я убиваю Польшу, и Литва от горя сразу же ломается – наброситься он уже не сможет. Второй:я довожу Лоринайтиса до такого же состояния и ломаю их обоих. С одной стороны, было бы неплохо присоединить или убить их обоих сразу, но если они умрут вместе или будут служить у меня вдвоем, то все же не разлучатся, и тогда ничьих страданий я уже не увижу. Итог…?Гилберт коварно улыбается и резко подъезжает к Феликсу. В глазах Польши читается страх, но он лишь крепче сжимает в руке оружие, и, скрипя зубами, цедит:-Не дождешься…Внезапно происходит то, чего Пруссия уж точно не ожидал: Торис разворачивается, смотрит на Лукашевича, резко вскакивает на коня и, ловко его пришпоривая, скачет вдаль. Пруссак присвистывает от удивления, глядя на сбегающего Литву.Поняв, что Гилберт в замешательстве, Польша кричит:-Лит, нападаем!И никакого ответа.Феликс оборачивается, широко раскрыв глаза. Скачущая лошадь кажется уже крошечной точкой.-ЛИТВА!!!Из глаз поляка брызжут слезы обиды и ярости. Закусывая губу, чтобы не разреветься, он шепчет:-Я же… Я же тебе верил!..Лишь наметившиеся на ресницах слезинки превращаются уже в струйки.
Байльшмидт понимает, что нужно добивать. Он поддевает подбородок поляка острием меча и приподнимает тем самым его голову. Как ни странно, щеки Лукашевича уже почти сухие, остался лишь яростно-печальный взгляд.-На колени, — упиваясь собственным величием, приказывает пруссак. Феликс слушается.-Ты проиграл, Verlierer**. Проиграл и потерял друга. А я от этого лишь выигрываю.-Примите мои поздравления, — огрызается Польша.Из-под лат блондина видна пропитавшаяся кровью рубашка, по лбу тоже медленно стекает алая капелька.-Ничтожество, — ещё больше унижает его пруссак, — что же мне с тобой сделать? Убить или сделать своим слугой?Лукашевич не отвечает, лишь плотнее сжимает губы.-Хотя… Зачем мне такой мусор в моем великолепном доме? – продолжает Пруссия, кладя меч уже на макушку поверженному противнику, — Готовься к смерти, неудачник! Встретишься со своим дружком-предателем на том свете!Оружие взлетает над головой Феликса. Он зажмуривается и сжимает кулаки до побеления костяшек.Меч со свистом рассекает воздух. Ещё секунда, две…
?Как глупо умирать молодым? — проносится в голове Польши. Он уже чувствует холод металла, понимая, что все, это конец…Три, четыре…Феликс приоткрывает глаза.-Торис?Нет, этого не может быть! Не может!Перед ним, не слезая с коней, сражаются на мечах Литва и Пруссия. На лице Лоринайтиса яростная гримаса, в глазах же Гилберта виден испуг.
-Лит! Ты же… Ты же сбежал!Торис, не отрываясь от битвы, кричит в ответ:-Я никогда и ни за что не брошу тебя одного! Я всегда буду рядом!Лукашевич все ещё не верит своим глазам, но его губы уже расплываются в дрожащей улыбке.-Черт побери, а я-то уже подумал…Литва сшибает Гилберта с седла, сам спрыгивает с лошади, усаживается на пруссака сверху и хватает его рукой за шею.-Убьешь меня? – хрипит посиневший уже Байльшмидт.-Не буду марать руки, — брезгливо отвечает Торис, — а теперь слушай, немецкая морда: если ты ещё раз придешь сюда, то я просто снесу голову с твоих плеч. Ясно?-А не жирно ли…-ЯСНО?!Лукашевич с удивлением и восхищением смотрит на напарника. Никогда он ещё не видел литовца таким яростным.-Ja, natürlich***!Литва с остервенением впивается пальцами в шею Гилберта, но через секунду отпускает.-Вали!
Пруссия бросает на союзников ненавидящий взгляд, запрыгивает на коня и уезжает в том же направлении, в каком недавно ехал Торис.-Успел… — улыбаясь, шепчет Лоринайтис, смотря перед собой.-Лит…-Успел, — выдыхает он ещё раз, и, опустившись на колени, обнимает Польшу.-Я думал, что тебя уже убили! Феликс, прости, что так напугал! – на одном дыхании шепчет литовец.-Ты просто свинья, — хихикает Лукашевич и упирается лбом ему в плечо, тут же понимая, что в глазах темнеет.-Ты как? – спрашивает Литва.-Ну, как тебе сказать помягче… Сдохну сейчас, наверное, — отвечает поляк и тут же теряет сознание, обмякая в руках друга.Торис испуганно смотрит на него, затем быстро кладет Феликса на землю и принимается стягивать с него латы.-Вашу мать… Только этого не хватало, — бормочет Лоринайтис, замечая у основания его шеи крупную рану. Литва снимает с себя доспехи, а потом и холщовую рубашку. Ей он то ли затыкает, то ли перевязывает кровоточащее место. Собрав все свои силы, он усаживает Польшу на лошадь и залезает на неё сам, обхватывая его сзади. Конь робко двигается с места.Литовец выдыхает одновременно радостно, устало и облегченно.
Не умрут. Не дождетесь.
__*— Мои любимые** — Неудачник***— Да, конечно!***Я спал нервно и чутко, скорее даже дремал. Я знал, что Россия уже не придет, но заснуть нормально я не смог. Мне снились кошмары, изредка прерываемые каким-то посторонним шорохом. Так я проспал очень недолго.Проснувшись, я вновь глянул на часы – едва-едва семь утра. Отлично, ещё никто не проснулся, можно стащить что-нибудь из кухни. Конечно, я мог совершенно свободно прийти туда к завтраку, да и в любое другое время, но я не хотел ни с кем встречаться этим утром.В таких ночах с Россией есть один бесспорный плюс – после них он не требовал от меня ничего целый день, а иногда и два. Я мог заниматься чем угодно и ходить куда угодно целые сутки, и за это мне никто ничего не делал.
Я полежал ещё минут пять, а потом собрался с силами и встал. Боль тут же отдалась во всем теле, и я зажмурился. Черт, я даже о последствиях забыл!..Я подождал, пока волна невыносимых ощущений пройдет, и осторожно поднялся с кровати. Да, неважная ситуация, но что поделаешь. Я добрел до кухни, включил там свет и дернул дверцу холодильника. Древний ?ЗИЛ? закряхтел и нехотя открылся. Я оглядел его содержимое и, подумав, вытащил оттуда некую молочную субстанцию, отдаленно напоминающую йогурт и вчерашние сырники.Потом достал из ящика чайный пакетик, ложку, и, оставшись незамеченным, вернулся в комнату.Все честно взятое без спроса я поставил на стол – есть не хотелось. Времени ещё очень мало, домашние проснутся нескоро, и это гарантировало мне какое-то время тишины и спокойствия. Боль утихла, но не пропала совсем. Я лег на кровать, укрылся одеялом (все ещё было очень холодно), закинул руки за голову и устремил взгляд в потолок.И сколько можно так жить? Каждый день похож на предыдущий, как две капли воды. И ничего хорошего в этих днях нет, вообще ничего… У всех нормальных людей жизнь черно-белая, а у меня она серая в черную полосочку. Интересно, почему? Неужели я совершал такие ужасные дела, за которые нужно вот так платить? Дорого бы отдал, чтобы искупить свои грехи, только отдавать уже нечего.Я закрыл глаза, и где-то в голове замелькали привычные уже образы: огромное-преогромное пшеничное поле с голубыми васильками, звонкий смех, палящее солнце… Потом звон мечей, щитов и доспехов, кажущийся песней, жажда битвы, жажда вражеской крови, наслаждение сражением…
Потом, увы, все не так радужно – болезнь, раздел, союз, война, но другая, уже не приносящая прежней сладости. А дальше… Дальше снова серый фон.Наверное, я жил слишком счастливо. Или мне так кажется только сейчас?Нет, хватит об этом думать. Только зря душу травлю, а ни к чему хорошему это не приведет. Нужно мыслить о чем-нибудь веселом, бессмысленном, глупом, легком. О чем-нибудь таком, что не напрягало бы мозг и сердце.Феликс. Я зажмурился и чуть запрокинул голову.У него сейчас все хорошо. Живет один и в относительном достатке, ни в чем себе не отказывает. Общается с европейцами, развивает (если можно употребить это слово) экономику.
Интересно, он забыл обо мне? Мы давно уже не созванивались и не встречались. Очень давно…Зато… Зато сегодня мне есть чем заняться.