8. (1/1)

Ветер дует,но моим страданиям нет причины.Нет ли причины для моих страданий?Юн ДонЧжу.ДонЧжу откидывает голову на спинку дивана и прикрывает глаза, чтобы хоть на секунду оказаться в прозрачной темноте. По полу гуляет сквозняк, босые ноги мёрзнут, Парам, сидящий на противоположной стороне дивана рисует что-то в своем блокноте, периодически перекидываясь парой фраз со МенСу, устроившемся на подоконнике. Студия Парама не особо большая, зато высокая и уютная. На полу - мягкий ковер, на котором сейчас сидит ХаНыль, положив голову на колени ДонЧжу; два дивана стоят напротив друг друга, на одном - ДонЧжу и Парам, на другом - спящие ЁнВоль и Ши. Остальное в студии Парама - коробки и пакеты, которые он разберет как-нибудь потом. ДонЧжу открывает глаза, когда Парам что-то в очередной раз отвечает МенСу, он вплетает пальцы в порядком отросшие волосы ХаНыля и легко перебирает темные пряди, он смотрит на ЁнВоля и Ши, ютящихся на неразобранном диване, он не может понять, где чье колено и где чей локоть. ЁнВоль и Ши- один тугой узел. Им так удобно. Им так необходимо. ХаНыль перебирается на диван, устраивает голову на бедре ДонЧжу и обнимает его обеими руками за талию. Это та самая теплая и зыбкая атмосфера дружеской вечеринки, рассчитанной на пару человек, когда вы сидите вместе уже настолько долго, что успели протрезветь. Никто не смеётся, не кричит и не рассказывает действительно забавные истории, которые все присутствующие слышали уже сотню раз. Это та самая атмосфера, когда практически один на один остаешься с человеком, который вот-вот и твой друг, но чего-то в вас обоих для дружбы не хватает. МенСу предлагает выпить кофе, чтобы дожить до рассвета, и уходит на небольшую кухню, отделенную от комнаты белой шторой, запачканной белой краской. ДонЧжу смотрит в окно на призрачное отражение Парама и вспоминает, что до 27 время еще есть. Параму всего 21, а о нем говорит весь Сеул, Параму всего 21, а его работами любуется весь Сеул, вся страна, Параму всего 21, а у него совсем скоро выставка в Париже, а потом весь мир прямо на ладони. Параму всего 21, ДонЧжу пару дней назад, в глубокой зиме, исполнилось 26.- Страшно, - шёпотом говорит Парам, ДонЧжу не может понять вопрос это или утверждение, поэтому просто согласно кивает головой, потому что действительно страшно. ДонЧжу сквозь ткань водолазки чувствует тепло рук ХаНыля и отчего-то начинает паниковать. В тишине комнаты с приглушенным светом одинокой лампы, что висит под потолком, слышно мерное дыхание ХаНыля, скрип простого карандаша по бумаге и тихую песню, которую на импровизированной кухне напевает МенСу. - Иногда я думаю о том, что было бы здорово, если бы я был очень занят, если бы в моем расписании не было вообще никаких окон. Тогда, возможно, я бы перестал чувствовать пустоту, страх и тревогу.- В таком расписании можно потерять себя, - хмыкает ДонЧжу, с его расписанием все понятно, особенно сейчас, когда его второму альбому уже почти месяц, когда он отыграл в почти сотне клубов, а теперь вроде бы вернулся в студию, а на самом деле торчит дома. Все, что он делает так это занимается любовью с ХаНылем, который теперь вроде бы живет с ним, читает книги, на которые до этого никогда не было времени, пьет чай литрами, слушает музыку, пишет стихи, которые никогда не станут песнями и думает о том, что до 27 всего год, а там, за этим годом, - пустота. ДонЧжу не теряет себя в своем расписание, у ДонЧжу, по сути-то, нет расписания. У ДонЧжу, по сути-то, и себя нет. - Лучше потерять себя. У меня, кажется, переизбыток общения с самим собой. Я пугаю себя, я довожу себя до полнейшего отчаяния, я свожу себя с ума мыслями о смерти, мыслями о том, что однажды я проснусь, а МенСу не окажется рядом, мыслями о том, что однажды вдохновение пропадет, и я больше не захочу рисовать, мыслями о том, что в один день вдруг стану таким же, как все, - Парам продолжает рисовать, его голос ровный и спокойный, его лицо полностью расслаблено. - Тебе не страшно, Чжу? - в этот момент ДонЧжу понимает, что теперь им для дружбы хватает всего с лихвой, поэтому касается своим плечом плеча Парама и выдыхает: "Мне очень страшно". МенСу протягивает им чашки с кофе и возвращается к окну, чтобы открыть форточку и закурить. ДонЧжу смотрит на Парама, на его умиротворенное выражение лица, и думает, что у такого парня, как Парам, причин для страданий быть не должно; он переводит взгляд на ЁнВоля и Ши, у которых парные кольца, непонятно, где чьи колени и локти; у которых вроде бы тоже все должно быть хорошо, но они оба себе на уме, у них у обоих одинаковые шрамы на запястьях; ДонЧжу боится смотреть на ХаНыля, который в его жизни то есть, то нет, и этот факт делает существование ДонЧжу еще хуже, еще никчемнее. "До 27 время еще есть", - напоминает Парам, и ДонЧжу только сейчас понимает, что Парам говорит это себе, а не ему. У ДонЧжу времени почти не осталось. У ДонЧжу сил почти не осталось. ДонЧжу почти не осталось. ДонЧжу кажется, что он гниет изнутри, ДонЧжу кажется, что его бесконечные страдания, что его бесконечная жизнь разъедают его, отравляют его. До 27 времени почти не осталось. Юн ДонЧжу надоело. Юн ДонЧжу страшно. На листе в блокноте Парама ДонЧжу улыбается, над ним - небо, под ним - море, в его груди - огромная черная дыра и осколки белой острой звезды.