Глава вторая: Под бой барабанов (1/1)

В голове странно гудит, а в висках набатом выстукивают давно знакомые барабаны.Гарри Поттер рвано вздыхает, бормоча проклятия в пустоту напротив, где еще минуту назад сидел его собеседник, и со стуком ударяется головой об стол, зарываясь пальцами в жесткие колючки волос, которые не исправили даже все прожитые тысячелетия.Противно зудящее чувство на периферии сознания подсказывало, что что-то определенно должно произойти совсем скоро. И совершенно точно это ?что-то?, его не порадует, доставив лишь еще больше проблем. А предчувствиям Гарри давно уже научился доверять.Тихий звон вдруг появляется в ушах, кончики пальцев призывно саднят, а тонкий ободок кольца загорается холодным темным светом.Началось.—?Поттер. Давно не виделись,?— произносит знакомый до боли голос, и Гарри внезапно понимает, что этот день будет чудовищно долгим. Или, возможно, чуть больше чем один день. Кажется, не стоило ему соваться в этот мир, не стоило...Том Марволо Реддл?— единственный и неповторимый?— прямо сейчас сидит ровно напротив него, буравя давнего врага пронзительным взглядом искрящихся темно-изумрудных глаз его нового тела.Поттер хмурится, кривит уголки губ, и поднимает голову, принимая более или менее приемлемое положение и стараясь игнорировать усиливающуюся боль в висках. До неприличия довольное лицо собеседника ситуацию лишь ухудшает, вызывая краткую вспышку тьмы пред глазами, как излишне часто бывало с ним в предчувствии надвигающейся беды. Такое случается не впервые и Гарри знает, просто чувствует, что, едва ли в этот раз все пройдет более спокойно. И безболезненно. Для него и для этого мира в частности, как ни печально признавать. —?Том. — Голос поддается с трудом и звучит до неправильности устало, и Гарри морщится от проявления подобной слабости. Враг не должен видеть. Никогда. Но был врагом Том до сих пор? — Еще бы столько же не видеться. Реддл натянуто улыбается, рассеянно проводя рукой по непривычно растрепанным волосам. Что-то в нем смотрится до необъяснимого неправильно, но маг не может понять, что именно послужило вдруг причиной смятению. Том будто неуловимо изменился, но не внешне — что-то поменялось внутри, в самой его сущности. —?Я ненавижу это маггловские имя, и ты это прекрасно знаешь.Гарри закатывает глаза. Года идут, но вот это неизменно всегда. Приятно осознавать, что хоть что-то во всех мирах всегда остается постоянным. Том. Очаровательное ведь имя, в самом деле. Просто прелестное. —?Не лучше, чем ты сам знаешь о моем отношении к собственному имени.—?Не ждешь ли ты, что я начну назвать тебя, Поттер, Повелителем? Или, быть может, ты взял себе имя великого предка, а мне сообщить забыл?Том цинично улыбается уголками губ, в упор глядя на него, жадно рассматривая каждую черту лица, будто стараясь отыскать там что-то ему одному известное. И, кажется, находит и в самом деле, удовлетворенно ухмыляясь. Гарри ловит себя на долгом взгляде на эти самые губы, темно багровые, почти черные, словно кровью мертвецов измазанные. Пред глазами тут же всплывает яркая картинка воспоминания: липкая, горячая кровь, как казалось, въевшаяся под самую кожу, невыносимо яркие, сверкающие диким, неживым, пламенем изнутри и эти самые губы, сухие, потрескавшиеся и отдающие горьким привкусом беладонны. Том любит белладонну, смерть и чужой страх, а Гарри всегда был охоч до красивого. Красоты уродливой до невыносимости, ужасающей, пьяняще темной, — не черной, именно темной, — и так прелестно неправильной в своем полном безумии. Гарри безумие то ценит, с насмешливостью глупца позволяя утянуть себя в его зыбкие океаны, из теней сотканные. Том — его персональное помешательство, худший кошмар и прекраснейший в своем абсолютном уродстве, призрак из прошлого, что забыть следовало бы. Их игра давно уж завершилась мириадами смертей, огнем и совершенно очаровательным морем из крови. Но отчего-то отпустить, — не забыть, о, это он умел прекрасно, а именно отпустить, — Тома не удалось до сих пор. Гарри раздраженно трясет головой, отводя взгляд и лихорадочно облизывая пересохшие губы. Реддл хищно скалится и не составляет особого труда, чтобы понять — вновь в мысли влез, гаденыш. —?Насколько помню, в этом мире я известен как Генрих Игнотус Певерелл*,?— отрешенно отвечает наконец он, задумчиво провожая взглядом случайного прохожего и делая вид, будто ничего и вовсе не произошло. Тот был при полном параде и явно куда-то торопился; весьма вероятно, к огромному зданию, научному центру или вовсе картинной галерее?— Поттер не знает точно, да и не то чтобы его особо это интересует.Лишь легкое покалывание в пальцах и новая вспышка боли в голове подсказали, что лучше пока не уходить от этого места слишком далеко.—?Генри? —?Красивое лицо Реддла кривится в странной гримасе не то отвращения, не то смятения, и если первое Гарри все же понять и объяснить способен, то второе вызывает у него раздражающее непонимание. А Гарри ненавидел чего-то не понимать. —?Нет, тебе не идет. А Певерелл?— не в твоем стиле. Не думаю, что ты и правда…Что же он ?и правда?, Поттеру узнать оказывается не суждено.В голове взрывается яркий фейерверк боли, заставляя его невольно вздрогнуть и резко подняться с места, опрокидывая стул.Реддл удивленно приподнимает брови и с интересом смотрит на, в миг побледневшего Поттера, затравленно озирающегося по сторонам. И, быть может, лишь с легкой, едва заметной тенью усердно скрываемого беспокойства. Одного этого было достаточно, что понять — чертов Реддл наверняка в происходящем замешан и при том играет далеко не последнюю роль. ?Сволочь?, — уверенно печатает сознание Гарри, но у него самого нет времени на то, чтобы задумываться об этом. Такой боли он не испытывал слишком давно. Да что там давно, почти никогда, понимает Поттер с новой волной боли.Перед глазами искрят разноцветные вспышки магии, к горлу подкатывает комок. Гарри трясет, он хрипло смеется, кусая губы.Физическая, реальная боль отрезвляет на краткое мгновение, и он судорожно сглатывает давно позабытый солоноватый привкус крови, появившийся во рту, чтобы в следующую секунду упасть на колени, скрученный очередным приступом.Это… слишком. Даже для него. Но забавно, нельзя отрицать, в высшей степени забавно. Встреть он случайно прямого виновника происходящего — пожал бы руку. Разумеется, после того, как заставил о содеянном горько пожалеть. Восхищение восхищением, но эгоизм, здоровый или нет, всегда будет стоять на первом месте. И плевать он хотел, что давно уж сдохнуть мечтает; как угодно, но не так. Лицемерно? Да, но что с того? —?Поттер? —?Реддл опускается на корточки рядом с ним, с циничным интересом заглядывая в помутненные от боли глаза. Вот же тварь, — с мрачным удовольствием подводит маг. —?Поттер, это началось. Ты должен следовать зо?ву.—?Да о чем ты, Мордред раздери, болтаешь? —?хрипло шепчет Гарри стискивая пальцы в кулаки. Настроение меняется почти молниеносно, а это, как он успел заметить, едва ли предвещает нечто хорошее. Было до невозможного унизительно оказаться вдруг настолько беспомощным. Больше всего Гарри ненавидел, когда им пытались манипулировать, заставляя делать то, что нужно другим, а именно это сейчас, похоже, снова происходило.—?Судьба, Поттер, судьба. Не думал ли ты, что мне позволили бы появится здесь просто так?—?Ты с ними заодно.?— Слова даются ему тяжело, кажется, будто каждое отпечатывается на обратной стороне век, острым клинком разрезает плоть, вырисовывая очередную паутинку шрамов. Больно, но едва ли смертельно, а значит переживет. Как, впрочем, и совершенно все. —?Я мертв, Гарри Поттер, и ты знаешь это. Будь ты хоть тысячу раз Повелителем Смерти, право на власть еще не было доказано. Ты должен последовать зову.Мерлина ради, это начинает раздражать. С ума Реддл сошел, что ли? Хотя куда уж там больше; давно комедии достиг... —?Говоришь так, будто теперь ты Спутник,?— цедит сквозь зубы Гарри, чувствуя, как что-то вокруг него начинает происходить.Ах, точно. Неужто его магия все же вспомнила о своем прямом предназначении и теперь бесится, уничтожая все вокруг и пытаясь укрыть его самого непроницаемым куполом, не в силах найти источник этой боли? Просто прелестно. По тому задумчиво-мечтательному выражению лица, что всегда появлялось у Реддла при любом проявлении его все еще такой же диковатой и необузданной магии, что и до ужаса много лет назад, Гарри понял, что так и есть. Как, однако, бывает полезно знать своего врага немногим лучше, чем себя самого. Которого он, впрочем, уже очень давно таковым не считал. Удивительно, оказывается и от абсолютной сволочи Томми может быть какая-никакая, но помощь. Жаль только, что сам он, по всей видимости, того не понимает, а Гарри его тем более разочаровывать не станет. Еще обидится, чего доброго, а кому после разбираться? Правильно, непосредственно ему, как самому крайнему. Вот и всегда так... Где у них совесть? —?Может и так, а может и нет, что с того? Иди, Поттер, просто иди по нити.Реддл?— не называть же его после всего этого ?Волдемортом?? —?вновь улыбается. Так, как умеет лишь он один во всех мирах: холодно, насмешливо, печально и цинично одновременно, и увидеть эту улыбку на этом лице становится неожиданно горько.Гарри, кажется, когда-то даже нравилась эта его улыбка. И только после, поняв ее до конца, он испытал к ней жгучее раздражение, которое не исчезло и по сей день. Нельзя сказать, что ему было не плевать на то, но Реддла, похоже, это просто бесило.Всегда неприятно терять внимание. Что ж, Салазарову наследнику не привыкать.—?Иди уже! —?в последний раз рычит Реддл, рывком поднимая визави на ноги, и тут же дергается, словно обжегшись о чужую кожу.И Гарри даже знать не хочет, как у него это получилось. Мерлин, это же чертов Реддл, для него слово ?невозможно? равносильно оскорблению в лицо. Наверное, все же придется сделать это, пока вместо Реддла не прислали кого похуже, или тот не решил перейти к немного другим методам убеждения. А то ведь могут, твари... Фантастические твари, в самом деле. И где их только разводят таких? Хотя нет, не так уж и хочет знать. Меньше знаешь — меньше вероятность встретить ночью странного субъекта с ножом у своего же горла. А после, ему еще и кровь пытаться свести.С тихим вздохом Поттер прикрывает глаза, пытаясь отстраниться от внешнего мира и забыть про буравящие его зеленые глаза.В конце концов, он ведь уже делал подобное когда-то, нужно лишь вспомнить…Пред глазами появляется огромный пылающий шар; именно так Гарри всегда представлял свое ядро. Черный огонь привычно ластится к рукам, искрит, чуть обжигая пальцы, окутывает его тонким коконом, сжимая в своих успокаивающих теплых объятиях.Одна слабость, одна ошибка, одно мимолетное желание поддаться?— и Поттер знает, что выбраться не сможет.И… вот она! Тонкая струящаяся нить серебристо-зеленого цвета, скользящая среди черного пламени, точно диковинная, но до невозможности прекрасная змея. Нужно лишь осторожно поймать ее, подцепить кончиками пальцев, уничтожить, заставляя ее слиться воедино с ярко вспыхнувшим шаром.Его магия на мгновение потухает, чтобы в следующую секунду всполохнуть турмалиново-зеленым огнем.Есть.Миг, и его самого охватывает пламя, перебрасываясь и на стоящего рядом Реддла, что-то нарочито возмущенно буркнувшего. Еще мгновение, и их выбрасывает в совершенно другом месте. К обоюдному раздражению — выбрасывает вместе, что не предвещает ровным счетом ничего хорошего в будущем. Реддл рядом — день испорчен; народная примета, так сказать. И, подняв голову, Поттер даже не особенно громко фыркает, уткнувшись взглядом прямо в травянисто-зеленые с мутной поволокой глаза очередной довольно сомнительной личности. Расплодились тут всякие... ***На самом деле, когда Том Марволо Реддл исчез из его жизни ровно второго мая 1998 года в первом мире, Гарри определено не был этим сильно опечален. Нет, он даже был счастлив довольно долгое время. Прежде чем осознать в полной мере собственную болезненно неправильную одержимость поверженным и давно мертвым, как казалось, врагом. Но на чистоту, если бы этот самый Том Марволо Реддл не появился снова спустя несколько десятков лет, прожитых Поттером в его третьем мире, Гарри, быть может, и позабыл бы его, словно детский кошмар.И все бы ничего, но… Разумеется, у Реддла все опять пошло не как у обычных людей.Магов в этом мире Гарри не нашел. Быть может, из-за того, что они слишком хорошо прятались, но ему отчего-то казалось, что их здесь просто решительно не было.Не то чтобы это особо его расстроило.Хотя нет, все же расстроило. Умирать от скуки все же не очень хотелось, а в странном мире магглов, по развитию ушедшего чуть дальше начала восемнадцатого века по исчислению первого мира, не было ровным счетом ничего, чем можно было бы развлечься.Совершенно ничего.И-и-и оу. О-о-у.Поттер замер на одном месте, неверяще глядя в мальчишку лет десяти-одиннадцати напротив.Кажется, судьба неправильно поняла его.Потому что вот это было слишком.Потому что прямо сейчас на него настороженно глядел, сверкая глазами-изумрудами, Альбус Северус. Сын, которым он все еще дорожил. Безумно сильно дорожил.А после выяснилось, что мальчика зовут Томас, он обожает змей и темно-зеленый цвет, и также немного умеет делать странные вещи.И что бы это ни было, что бы не значило, Гарри эта закономерность совершенно не понравилась. Не то чтобы он в тот момент был слишком ослеплен… чувствами, как ни позорно признавать, чтобы увидеть истину.Мальчишка был точной копией Альбуса — его любимого маленького Ала, ушедшего слишком рано,?— во всем.Ровно как и небезызвестного Марволо Гонта, который?— вот же совпадение! —?здесь являлся отцом самого Томаса.И Гарри Поттер поверил.Поверил, чтобы позже, взлетев на небывалую высоту, фарфоровой статуэткой разбиться о ледяные стены чужой лжи.Потому что перерождение действительно существует.Потому что это был не Альбус Северус Поттер.Потому что это был лишь Том Марволо Реддл, до тошноты похожий на младшего Поттера.Потому что Гарри Поттер вновь выставил себя идиотом. И потому что лишь тысячелетия спустя, глядя на мерцающую фигуру призрака в облике его младшего сына, Гарри вдруг отчетливо понял:Альбус Северус был до ужаса похож на своего отца, а Том Реддл переродился отнюдь не в теле его любимого сына.Гарри хрипло рассмеялся. Судьба оставалась той еще тварью. Впрочем, ничего удивительного. ***Зеленый и серебряный.?В лучших традициях Слизерина?,?— отстраненно думает Гарри, неловко покачнувшись на дрожащих ногах в попытке удержать равновесие. Реддл рядом что-то недовольно шипит себе под нос, бросая быстрый взгляд на пеструю толпу собравшихся и странного человека, ровно перед которым и оказался Поттер. И… исчезает.Ну конечно. Этого стоило ожидать. Это ведь мордредов Том Реддл, он не будет упрощать Гарри работу. Что ж, это только к лучшему — меньше проблем и головной боли, больше сравнительно нормальных идей и ясных мыслей, не подернутых лихорадочной дымкой метаний по старым воспоминаниям. Поморщившись, Гарри вновь обращает все внимание на нелепое создание прямо перед собой. Печальное зрелище, по правде говоря. И что ему делать с этим чудиком? Убить, развоплотить, помочь, спасти? Смотреть горько на этот шедевр менталистики. Тьфу, гадость. Придушить бы того, кто сие чудо наворотил, честное слово...Голова все еще противно пульсирует, но боль потихоньку начинает исчезать, что не могло не радовать. Лишь на периферии билось странное желание сделать что-то… Вот только что, он толком и не понял до сих пор.—?Имя? —?требовательно спрашивает Поттер, скучающе скользя взглядом по человеку?— человеку ли? —?перед собой. Классическое действо: кто-то что-то натворил, запутался, а разгребать все опять ему. Блестящая схема, просто гениальная, браво! Серебряный, зеленый, золотой. Бре-е-ед. Совсем они здесь с ума посходили? Ладно, риторический вопрос. Но что за странный шлем, Мордред раздери? Глаза едва ли не молнии метают, что не может не раздражать. И эта до глупости странная фонящая магия…В этом мире определенно существовала магия, пусть немного другая, не похожая на ту, что он привык, но все же самая настоящая магия.Но этот… кто-то, обладал совершенно иным ее видом.Гарри поморщился. Необъяснимое он ненавидел даже больше, чем странноватых чудаков. Нет, скорее чудиков. Или чужаков? Плевать, в общем-то. Он просто терпеть не мог все, чего не знал или не мог узнать каким-либо способом.У этого непонятно кого была магия, это определенно точно была именно магия, а не… еще что.Магия, сила, вилась возле него серебристо-синим куполом, стелилась послушной кошкой к рукам, льнула к коже. И вспыхивала совершенно непонятными и до пелены пред глазами раздражающими алыми искрами.У Гарри дернулся глаз. Кажется, он уже начинал тихо ненавидеть этого некто.Все те три секунды, что потребовались Поттеру на размышления, недо-слизеринец молча стоял, сверкая на него точно такими же раздражающими, как и все остальное, глазами.—?Я спросил, как тебя зовут,?— процедил он сквозь зубы. Кажется, он слишком давно не имел дел с людьми. —?И хотел бы получить ответ.—?Да как ты смеешь,?— шипит до ужаса раздражающий кто-то, и Гарри кривит губы в подобие улыбки?— давно его уже никто не мог довести до точки кипения одним лишь взглядом.—?Дорогуша,?— тихо начинает он, ухмыляясь и тут же удивленно вскидывает брови?— либо ему кажется, либо совсем скоро к этому празднику жизни присоединятся новые персонажи. Что ж, тем забавнее. —?Запомни, пожалуйста, раз и навсегда: я всегда делаю то, что хочу, и даже чертова Смерть не сможет запретить мне это.Противно травянистые глаза напротив недоверчиво вспыхивают, и, кажется, этот самопровозглашенный королек —?или кем он там себя считает —?собирается произнести еще что-то в ответ. И Гарри чуть улыбается, ощущая странное щекочущее чувство внутри, когда его слова тонут в шуме репульсоров.Проблема была в том, что тихо ненавидеть Гарри Поттер не умел. И не то чтобы его это сильно печалило.