Глава 9. День седьмой. (1/1)

Следующие дни сменяют друг друга, практически не отличаясь, сливаясь в один бесконечный круг. Нас переводят в казармы, где по чистой случайности моя койка соседствует с койкой Сакона, а Арья располагается в противоположном конце зала недалеко от Саймона. Норберту пока что не удается найти способ незаметно ускользать из казармы в штаб-квартиру, поэтому я успеваю перекидываться парой слов с эмпатами только во время спарринг или же обеда. В казармах такой возможности нет – мертвая тишина, нарушаемая только размеренным дыханием бесчувственных, с головой выдает даже намек на шепот.Из-за такой вербальной изоляции я не продвигаюсь в пробуждении своих эмоций. Бесчувственный барьер, уже давший трещину, никак больше не сдвигается, и моя память и большинство моих чувств все еще остаются для меня загадкой.

- Одной ярости мало, - говорит мне Сакон во время очередного спарринга, параллельно стараясь изменить мне форму ребер – нос-то уже подвергся определенным метаморфозам. – Ярость в твоем случае – это как ключ к эмоциям, но никак не кувалда, которая снесет эту стену. Ярость слишком быстро гаснет. Тебе нужно что-то сильнее.- Например? – я уворачиваюсь от прямого удара в лицо, делаю захват руки, но Сакон не дает мне времени на прием – он наносит мне удар коленом под дых, и я с шипением выдыхаю, сгибаясь от боли. Сакон опрокидывает меня через бедро на живот, садится на спину и захватывает ногу в болевом приеме:- Включи фантазию, Рэдхэнд. Какое чувство сильнее всего на свете?- Голод? – я изо всех сил напрягаю мышцы ноги, не позволяя себе поддаваться боли.- Нет. Еще варианты?- Страх щекотки, - я сгибаю руку под немыслимым углом и начинаю щекотать его под мышкой. Сакон неожиданно выгибается, издает тихий звук и на мгновение ослабляет хватку. Мне вполне достаточно этой секунды – я освобождаю ногу и перекатываюсь. Теперь Сакон оказывается подо мной, и я начинаю наносить методичные удары ему по лицу. Результат почти нулевой, так как он удерживает свои огромные рукив защитной позиции.- Почти, но не то, - слышится из-за живого щита. -Страх – это да, щекотка – вряд ли…-Тем более, что я ее не боюсь.- Страх, определенно, одно из самых сильных эмоций. Ты ничего не боишься, и пока это будет продолжаться,ты не сломаешь барь…В этот момент я, наконец, пробиваюсь сквозь его защиту и наношу сильный удар в лицо. Я слышу, как Сакон клацает зубами, ипрекращаю удары.- Так мне нужно испугаться как следует? – я встаю с Джинджи и протягиваю ему руку.- В общем-то да. Страх даст сильный толчок к пробуждению остальных эмоций. Лично у меня все с этого и началось.- И чего же ты испугался? – я вновь становлюсь в боевую стойку, краем глаза находя Шредера в другом конце зала.Сакон вытирает кровь с рассеченной щеки, чуть усмехается и отвечает:- Остаться бесчувственным.Я не успеваю осмыслить его ответ, как темнокожий из Четвертого дистрикта вновь бросается в атаку.

Через несколько минут я слышу громкий голос Шредера.- Семнадцатый отряд, всем построиться!Я машинально выполняю привычные действия, марширую в центр зала, где мы все строимся по рядам. Сакон, Арья и Саймон становятся слева от меня в первом ряду, и только теперь я замечаю, что Шредер не один.- О боги, они безупречны! Что за коллекция! Каждый из них – неповторимый шедевр!Кажется, я начинаю припоминать еще одно чувство. Отвращение.Создание, стоящее рядом со Шредером, предположительно мужского пола. Натянутое и блестящее от многочисленных операций лицо искажено в гримасу улыбки – по крайней мере, мне кажется, что его накаченные силиконом губы изображают именно это. Ярко-голубые волосы неестественно торчат вверх, а яркий синий жилет едва не трещит по швам, охватывая толстый живот. От жеманного голоса с кокетливым капитолийским акцентом становится кисло во рту.- Какие тела, какая грация! Шредер, вы, должно быть, счастливы, работая с такими ангелами!Клянусь, мне показалось, что даже бесчувственных перекосило не хуже, чем капитана.

- Каждый делает для Капитолия все, что может. Я, например, готовлю армию.- О, вы слишком скромны! Вы не просто готовите армию, вы шлифуете алмазы, превращая ихв бриллианты высшей пробы! – цепкие глаза незнакомца пробегает по всем солдатам, и, на мгновение ощутив на себе жадный взгляд, я чувствую себясловно облитым помоями. – Итак, скольких из них вы готовы мне уступить?

ЧТО? Этот жирный слизняк собирается забрать кого-то из нас в свой… гарем? Его взгляд вновь возвращается ко мне, и я начинаю очень сильно жалеть, что Сакон не изуродовал меня как следует.Шредер хмуро косится на незнакомца, и я понимаю, что лишь высокое положение второго не позволяет капитану сломать ему каждую косточку в неповоротливом теле.- А сколько вам нужно для охраны?Охраны! Я едва не издаю облегченный возглас, хотя охранять эту тушу ничуть не приятнее, чем просто смотреть на нее.

- Ну, я уже взял троих из четвертого отряда для моей личной защиты и защиты моего особого гостя, еще десять – из восьмого, но мне сказали, что самые ценные экспонаты находятся здесь. Мне нужно не меньше двадцати.

- Они в вашем распоряжении, Цицерон. Выбирайте. – Шредер хмурится еще больше и отворачивается от мерзкого создания.Цицерон с удовольствием потирает потные ладошки и обходит отряд по кругу. Каждый, кого он выбирает, выходит из строя, и я обращаю внимание, что все они похожи между собой – высокие, хорошо сложенные парни со светлыми или темными волосами. Это нехорошо.- И, наконец, вот эти двое, - внезапно слышу я голос капитолийца за спиной, и этот ублюдок… ШЛЕПАЕТ МЕНЯ ПО ЗАДНИЦЕ!Та же участь постигает и Саймона, стоящего сразу слева от меня. Я медленно поворачиваюсь, чтобы оторвать синеволосой мрази руки и засунуть их ему туда, куда он только что тронул меня, но Саймон не дает мне этого сделать, толкая меня грудью к месту, где строятся выбранные солдаты.Я беру себя в руки и безропотно следую туда. Глупо подыхать из-за того, что какой-то жирный пингвин распустил руки, хотя картинки в моей голове, полные крови и боли, греют душу. - Ну же, ребятки, айда за мной! – чуть на распев протягивает Цицерон, но мы не двигаемся с места, пока Шредер не отдает нам приказ.* * *Этот уродец и вправду не ведет насв гарем или что-то в этом роде. Он ведет нас наружу из Центра, где нас уже ждет машина. Я вижу солдат из других отрядов, и внезапно замечаю Норберта в числе трех бесчувственных четвертого отряда. Но мы не обмениваемся ни единым словом, хотя в машине я, Саймон и Гилберт сидим рядом. Я не успеваю насладиться хваленной красотой Капитолия – окна машины затонированы, и поэтому мы едем почти в полной темноте и тишине.Когда машина резко тормозит, раздается приказ выйти. Я чуть щурюсь от слепящего солнца и вижу перед собой молодую копию Шредера- тоньше, выше и без седины и шрама.- Добрый день, солдаты, - улыбается парень в униформе миротворца. – Меня зовут Шелди – я полагаю, вы знакомы с моим отцом. – Он не дожидается от нас ответной реакции, и его улыбка медленно гаснет. – Ах да, вы же… Кхм, ладно. Солдаты, внимание. Вы прибыли сюда в качестве охраны безопасности клуба ?Пепел бабочек?, где сегодня состоится весьма важное мероприятие. Среди гостей есть люди, занимающие высокие посты при правительстве, а значит, что приоритет их безопасности превыше всего. Сейчас вы направляетесь в ближайший военный центр, где каждому из вас выдадут форму и оружие, - его взгляд останавливается на моем окровавленном лице, и Шелди вновь улыбается, - а кому-то еще и не повредит умыться. За мной!Выданная нам форма отличается от обычной формы миротворцев. Четвертый отряд одет в тонкую легкую броню черного цвета, чтобыкостюм не стеснял движений, и это не удивительно. Гибкость и скорость – это основное оружие солдат четвертого отряда. Норберт и два его товарища будуттелохранителями трех VIP-персон. Восьмой отряд будет обеспечивать безопасность входов и выходов клуба, и одеты они в темно-коричневую броню. Семнадцатый же отряд разделяется еще на два – десять человек будут обеспечивать охрану внутри клуба, еще десять – по периметру. Так я разделяюсь с Саймоном, который остается снаружиклуба. Нам выдаютматовую серую броню, благодаря которой мы почти сливаемся с окружающим мраком.Когда мероприятие, наконец, начинается, я понимаю, что Шелди сильно преувеличил его значимость и масштабность. Это обычная шикарная вечеринка, полная алкоголя, расслабляющих наркотических паров, полуобнаженных танцовщиц и танцовщиков. Единственное, что здесь действительно привлекает внимание – это присутствие президента.Я узнаю Сноу, узнаю его голос, который каждый день читает нам пропаганды по радио. Он сидит на самом видном месте, на небольшом помостев краю зала, где стоят несколько мягких диванов и стол, заваленный едой и напитками. Помост огражден полупрозрачными занавесками. Сноу о чем-то беседует с двумя людьми, и внезапно я замечаю, что за спинами Сноу и одного его собеседника стоят солдаты из четвертого отряда.Этот собеседник никто иной, как Цицерон. Он что-то возбужденно доказывает президенту, то и дело указывая пальцем на замершего за его спиной Норберта. О чем они говорят, интересно узнать?Я прохожу вдоль стены, словно патрулируя, и приближаюсь к помосту. Норберт замечает меня и сперва указывает взглядом на Цицерона и устало закатывает глаза. Я понимающе опускаю веки и замедляю шаг. Музыка мешает мне что-либо услышать, но я улавливаю такие слова, как ?восстание?, ?необходимо использовать…?, ?бесчувственные?.

Я целиком обращаюсь в слух, медленно шагая мимо стола президента. Я почти забываю, что на помосте есть третий человек, пока внезапно не раздается его мелодичный, чуть заплетающийся голос:- Господин президент, позвольте мне на секунду покинуть ваше общество, - я чуть скашиваю взгляд и вижу высокого парня с бронзовой шевелюрой курчавых волос. Он наклоняется к Цицерону и что-то ему шепчет – что-то вроде ?мне нужно подышать?. Цицерон беспомощно оглядывается на Норберта, видимо, не желая отпускать парня без охраны, но так же не желая лишаться своего ?бесчувственного?.Я не дожидаюсь решения этой диллемы и марширую дальше, как вдруг слышу за спиной его визгливый голос:- Эй, солдат! Бесчувственный! – я оборачиваюсь и молча смотрю на лоснящееся от жира лицо Цицерона. – Проводи-ка моего друга на улицу, и чтоб ни одного волоса с его головы не упало! Понял меня?Вообще-то я имею полное право развернуться и продолжить патрулирование – по крайней мере, другой бесчувственный так и сделал бы, ибо наш прямой приказ - патрулировать помещение. Но мне самому понемногу становится дурно, и я возвращаюсь к помосту, пока незнакомец, пьяно шатаясь, чуть не падает со ступенек. Я не даю ему упасть, и он улыбается мне и вальяжно приобнимает за шею:- Давай на балкон, красавчик, мне нужен кислород.Я терпеливо тащу на шее висящего на одной руке пьяного парня, лихорадочно припоминая, в какой стороне балкон. Нашарив взглядом нужное направление я пересекаю зал, едва удерживая незнакомца в вертикальном положении.

Едвая распахиваю стеклянную дверь, как парень отрывается от меня, делает два шага и падает на колени, прижимаясь лбом к прохладным перилам. Я закрываю дверь, тем самым отрезая волну шумаиз зала.На балконе никого нет, и я делаю глубокий вдох, очищая дыхательные пути от тяжелого запаха клуба.Теперь я могу достаточно хорошо разглядеть незнакомца. На вид ему не больше двадцати трех-двадцати четырех лет, и каждая черточка его лица идеальна. Глаза глубокого ультрамаринового цвета бесцельно смотрят из-под бронзовых волос.Он высок, но чуть ниже меня, и хотя он не так уж и накачан, но в тонких жилистых руках угадывается сила.

Парень несколько раз кашляет, потом резко подскакивает, и его тошнит прямо на улицу – судя по возмущенным воплям снизу, довольно прицельно. Он усмехается, вытирает рот и падает обратно на пол.- Чертов виски… Знаю же, что мой организм его не переваривает, но все равно литрами глотаю… - он переводит взгляд на меня и спрашивает, - а ты любишь виски?Я не роняю ни слова, надеясь, что это всего лишь пьяный бред, и он не собирается на самом деле завязывать со мной беседу.- Думаю, не любишь. Здоровый образ жизни, и так далее… Да и откуда у тебя взяться виски? – он начинает копаться в карманах и достает золотой портсигар, на котором что-то написано россыпью мелких бриллиантов. Достав одну тонкую черную сигарету он швыряет портсигар мне под ноги. – Огоньку не найдется? Хотя откуда у тебя, ну…Он на несколько минут выпадает из реальности, пожевывая сигарету. Я терпеливо стою напротив, ожидая от него хоть каких-то действий.Наконец он встряхивает головой и вновь смотрит на меня, - так что, нет у тебя зажигалки? Ну же, друг, мне нужно прикурить… А свою я потерял…У меня нет зажигалки, но у меня ечть лазерный бластер. Я делай резгий шаг вперед, выхватываю у него изо рта сигарету, втаскиваю оружие и, подняв дуло кверху, выстреливаю в кончик сигареты. Теперь там тлеет огонек.

Я возвращаю сигарету в руки изумленного моими действиямипарня. Он медленно прикуривает и выпускает голубоватый дым.- Оригинально, ничего не скажешь…На несколько минут воцаряется молчание,затем, докурив сигарету, незнакомец выкидывает окурок за спину.- Паршивая вечеринка, как считаешь? По мне, так отстой. Вот старик Крейн умел веселиться, не то что этот жирнозадый… Милейший тип, не правда ли? Богатый, влиятельный, и знает огромную кучусекретов. Правда мерзкий, как червяк на крючке… Ха, крючок… Ты любишь рыбалку? Я вот очень. Как приеду домой, так сразу на берег удочкой… Острогой ловить, конечно, интереснее, но рыбалка с удочкой как-то расслабляет. А остроги и трезубцы я с некоторых пор недолюбливаю… Ты знаешь, что такое трезубец? Это такая штука, благодаря которой можно сердце из человека вырвать при желании… Ты когда нибудь вырывал сердце из человека? Не удивлюсь, если да. А если нет, то придется - вас-то, элитных солдат, на передовую отправят…Незнакомец выдыхает, взъерошивает себе волосы и смотрит на меня исподлобья, сквозь спутанные бронзовые локоны:- Я тебе отвратителен, правда? Капитолийский гаремный мальчик… нет, не отнекивайся! – кричит он, хотя я не говорю ни слова. -Порой я сам себя ненавижу. Хочется себя кислотой облить, чтобы смыть с себя всю грязь… вот только это не поможет. Грязь – она внутри, вот тут, прям в сердце. Сколько же сердец должны отмокать в кислоте, прежде чем наш мир станет хоть подобием нормального мира? Ты же понимаешь, в каком говне мы живем? – он вновь смотрит на меня и горько усмехается, – Хотя откуда тебе понимать? Ты же, мать твою, бесчувственный! Как же я тебе сейчас завидую...Он вновь на пару минут замыкается в себе, после чего неуверенно встает: - Как, говоришь, тебя зовут?Больше всего мне сейчас хочется крикнуть свое имя, но я сдерживаюсь:- У нас нет имен.- Браво! Я думал, тебе язык вместе с чувствами вырезали. Нет имен? И как вас отличают?- По номеру,определяющему жизнь – НОЖ.Его лицо перекашивает от отвращения:- Номер? Все, что у вас есть – это номер?- он глубоко выдыхает и говорит, - да вы еще более жалкие, чем переродки… Даже у них есть клички. И какой у тебя номер?- 1737.Он кивает и несколько раз словно пробует на вкус мой номер.- 1737… ну ладно, пусть будет так. Спасибо за беседу. Мне надо было выговориться,- он обходит меня, смотрит на свое отражение в стекле, поправляет волосы и бросает через плечо, - ну что, пошли обратно в ад? И передай мне портсигар, если тебе не сложно.Я нагибаюсь, поднимаю золотую безделушку и вижу надпись на крышке, сложенную изчерных бриллиантов:?Финнику Одейру как память о чистой и непорочной любви. От С. К.?Финник замечает мой взгляд, направленный на надпись, выхватывает из моих рук портсигар, и с горькой усмешкой произносит:- Говорю же – умел старина Крейн веселиться...