Погоня за русскими (1/1)

Русская армия, прославленная своими победами в Северной войне, русско-турецких войнах, походах Суворова, позорно отступала. Не прошло и 13 лет со дня смерти великого Суворова, а русская армия уже требовала возращения гения, находясь в довольно плачевном состоянии, в основном, моральном. Настроения были не очень весёлые, боевой дух в армии был разрушен. Против этого позорного отступления были не только простые солдаты и младшие и средние офицеры, не знавшие должной обстановки, но и генералы, такие как Багратион. Он, как мы уже поняли, был за немедленное сражение на границе, которое, по его мнению, решит всё в короткие сроки и непременно в нашу сторону. Но всё говорило об обратном. Численный перевес, перевес в тактических способностях наполеоновских маршалов и самого Наполеона. Один Мюрат со своей кавалерией чего стоит. Этот страх перед Наполеоном, который охватывал все страны Европы, мешал и русскому генералитету в должной мере ощутить и свои способности. Итак, гусары отступали без единого боя. Орлов, немного успокоившийся после рассказа Берга, пытался исправить и улучшить боевой дух своего эскадрона, что проделывал и Берг. —?Кто знает, сколько нам ещё пятиться, возможно завтра дадим бой,?— говорил Орлов себе и другим чуть ли не каждый день. Города опустошались, население почти полностью уходило из оставленных городов. Французы заходили в опустевшие, сожжённые города и деревни. У самих французов положение было не весёлое. Русские отказывались сражаться, а продовольствия, по их подсчётам хватит максимум до октября. Но Наполеон не желал их и слушать, призывая следовать за русской армией. Его эгоизм, амбициозность и одержимость взяли верх над здравомыслием. Изначально, Багратиону и Барклаю-де-Толли предписывалось встретиться в Дрисском лагере, укреплённой земляной крепости на излучине Западной Двины, построенной по проекту немца генерала Фуля. Лагерь решили проинспектировать; назначили на это дело самого генерала Беннигсена. Он, не очень охотно восприняв это приказание, выехал из Главной квартиры 1-й армии и направился к крепости. С ним же направился и генерал Фуль. Всю дорогу генерал плёл Беннигсену, как хороша эта крепость, как хорошо она расположена и что не один француз не сможет захватить её. Беннигсен из вежливости вынужден был слушать всё это, поддакивать в нужных местах, но где-то в глубине души он надеялся, что всё так и будет, как он описывает, и долго мучиться ни ему, ни армии не придётся. И вот, карета остановилась, генералы вышли из неё и пошли к начальнику крепости. Честно говоря, Беннигсен ожидал большего, это явно не соответствовало рассказам Фуля, и, возможно, не соответствовало и требованиям армии. Войдя в крепость, Беннигсен заметил кучу оврагов. Глубоких, к тому же. —?А как, по Вашему, в армиях будут передаваться приказы, передвигаться части? —?спросил Беннигсен Фуля. Фуль промолчал. Он понял, что Беннигсен уже разочаровался в увиденном. А оправданий на это у него не было. Но он всё равно гордился своим ?детищем?. Беннигсен, тяжело вздохнул, и если бы всё это происходило в настоящее время, то он бы ударил ладонью по лбу. Начальник лагеря спал. Спокойно, не ожидая никакой инспекции. Хотя письмо было послано. Быстро собравшись, начальник начал ?экскурсию? по лагерю. —?Лес на левом фланге будет помогать неприятелю для проникновению в неё,?— заключил Беннигсен, когда обсмотрел левую часть крепости, а адъютант, всё время идущий сзади него с записной книжкой, записал в неё эти наблюдения. —?А как возможно вообще спуститься к этому мосту? —?спросил Беннигсен, спускаясь. Генерал чуть не упал во время этого спуска. —?И Вы хотите, чтобы наши солдаты также корячились? —?он специально употребил это простонародное русское слово, которое когда-то услышал от одного из своих крепостных и потом долго расспрашивал того, что оно значит. Сейчас же пришлось объяснять значение этого слова Фулю. ?Это было презабавно, душа моя?,?— писал Беннигсен своей третьей жене, страшно высокомерной особе, из-за которой Беннигсен унижался и выпрашивал всё большее содержание. Начальник лагеря, простой русский офицер, который кое-как говорил на французском, тоже знал значение это слова и тоже пытался объяснить, приговаривая: —?По-русски я бы тебе объяснил. Наконец, кое-как объяснив слово ?корячиться?, инспекция продолжила свой путь. Обойдя всю крепость, Беннигсен нашёл ещё один изъян: —?Некоторые из укреплений не доставляют одно другому взаимной обороны. Это тоже надо записать в минусы. Фуль был в прострации. Его ?детище? критиковали со всех сторон, по всем фронтам. Даже адъютант Беннигсена, которого тот считал весьма плохо соображающим молодым человеком, понимал ничтожность и полную не боеспособность сего сооружения. ?Результаты инспекции удручающие, Михаил Богданович. Крепость оказалась никуда не годной, плохо расположенной: лес на левом фланге может поспособствовать продвижению неприятеля к крепости, овраги и неудобные спуски к мостам могут помешать передвижению войск и передаче приказов, плохие укрепления не способны обеспечить взаимную оборону друг друга. По сему, считаю, сей лагерь не боеспособным и никуда не годным. Примите это к сведению. Генерал Леонтий Леонтиевич Беннигсен?. —?написал Беннигсен Барклаю-де-Толли, как отчёт о его инспекции. Барклай-де-Толли, прочитав это, поставил вопрос о целесообразности и даже вздорности этого плана, что было очень смело, так как Фуль консультировал Александра I в стратегии и тактике, и тот его очень уважал. Но план отступления не в Дрисский лагерь, а в Витебск поддерживало большинство генералитета. Беннигсен, в виду своей неприязни к Барклаю-де-Толли, воздержался, понимая, что это всё-таки правильный вариант развития событий. Барклай-де-Толли про себя считал Беннигсена ?крысой?, но никогда не говорил никому об этом. Он просто был холоден с ним. Беннигсен возглавлял оппозицию против него, так что называть его крысой поводы были. Михаил Богданович вообще, по сути своей, был человеком холодным и расчётливым. И абсолютно преданным Российской империи, сколько бы его не обвиняли в предательстве. В армии Багратиона было также не спокойно. Грузин по национальности, он был очень горяч, храбр, смел и требовал сражения, его сердце требовало сражения. После двух неудачных попыток любви с двумя Екатеринами, он просто хотел выплеснуть все свои эмоции на поле боя. Жена его и весь свет считал его уродливым. Но солдат, в других амплуа его никто не видел, забыв все эти огорчения, был готов ко всем сражениям, которые ждут его на пути, правда этот противный Барклай всё не давал сражаться. Он недавно чуть не попал в окружение, но из-за глупости и безответственности брата Наполеона, он сумел избежать его. Багратион писал своему другу начальнику штаба 1-й армии Барклая-де-Толли Ермолову: ?Насилу выпутались из аду. Дураки меня выпустили. Теперь побегу к Могилеву; авось их в клещи поставлю. Платов к вам бежит. Ради Бога, не срамитесь, наступайте; а то право худо и стыдно мундир носить; право скину. Они революцию делают в Несвиже; хотели Гродно начать, но не удалось, в Вильно тоже хотели, в Минске. Им все удастся, если мы трусов трусим. Мне одному их бить невозможно, ибо кругом был окружен и все бы потерял. Ежели хотят, чтобы я был жертвою, пусть дадут именное повеление драться до последней капли. Вот и стану! Ретироваться трудно и пагубно. Лишается человек духу, субординация и все в расстройку. Армия была прекрасная; теперь все устало, истощилось. Не шутка 19 дней, все по пескам, в жары на марше; лошади артиллерийские и полковые стали, и кругом неприятель. И везде бью! Ежели вперед не пойдете, я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр—искать и бить! Вот одна тактическая дислокация, какая следствия принесла нам. А ежели бы стояли вкупе, того бы не было. С начала не должно было вам бежать из Вильны тотчас, а мне бы приказать спешить к вам, тогда бы иначе! А то побежали и бежите, и все ко мне обратилось! Теперь я спас всё и пойду, только с тем, чтобы и вы шли. Иначе пришлите командовать другого, а я не понимаю ничего, ибо я неучен и глуп!Жаль мне смотреть на войско и на всех на наших. В России мы хуже австрийцев и пруссаков стали.?Прощай любезный,Христос с вами, я всегда вам верный Багратион. 7?го дня (июля)? По странной иронии судьбы Ермолов попал не в штаб к своему доброму другу, с которым у него были тёплые отношения, а к Барклаю, холодному по натуре, у которого с Ермоловым были совершенно прохладные отношения. Ну, а мы вернёмся к Багратиону. Встретив одного из самых талантливых французских маршалов Даву, он уже не смог убежать от него. Даву перегородил Багратиону дорогу на Витебск, где уже ожидала 1-я армия Барклая. Багратион решил проверить численность войск, перегородивших ему путь. Для этого, следовало провести разведку боем. Это дело Багратион поручил Раевскому и Паскевичу. —?Следовало бы, Николай Николаевич, узнать численность сих отрядов,?— говорил с грузинским акцентом Багратион Раевскому. —?Думаю, ежели там только передовые, небольшие отряды, то Вы их опрокинете, ежели там больше, то свяжите его боем, Николай Николаевич, и я смогу переправить людей через Днепр. В нашей с Вами ситуации важно знать, что всё, что мы делаем, мы делаем во славу и защиту нашего с Вами любимого Отечества,?— говоря это, видимо, ещё и себе. —?Я понимаю, Пётр Иванович. Я готов, и нисколько Вас не корю, это разумное решение,?— сказал Раевский, уловив нотки извинения в голосе и словах Багратиона. И началась тогда великая бойня под Салтановкой, где Раевский натолкнулся на превосходящих по силе и численности противника. Туда же, в это пекло отправился и адъютант Багратиона, сам вызвавшийся участвовать в этом сражении. Когда бой закончился, русские войска отступили, Багратион и 2-я армия переправились через Днепр, а Даву решил, что на него непременно должны обрушиться все силы армии Багратиона. Однако, и через 2 дня никакая армия на горизонте у Даву не появлялась, тогда он понял свою ужасную ошибку и поспешил за Багратионом, но быстрый грузин уже ускакал далеко-далеко. Да, за синие горы. О гибели своего адъютанта Багратион узнал через 2 часа после боя. После этого, он отправил курьера к Барклаю с известием о том, что в Витебск он пробиться не сможет, и направляется в Смоленск. —?Передай это лично Михаилу Богдановичу в руки. Никому другому не давай,?— сказал он курьеру. Тот, кивнув головой, ускакал к Барклаю. Багратион не знал, да и, в принципе, ему было не важно, как отреагирует на это Барклай-де-Толли. Пусть думает, что хочет, а в Витебск через армию Даву он не пойдёт. Курьер от Багратиона в дверях штаба 1-й армии столкнулся с Бергом, только что приехавшим из полка и которому требовалось сообщить о местонахождении полка. Он был явно не доволен этим заданием. Он, командир эскадрона гусар, должен становиться обычным курьером? Нет, не для того он шёл в армию. И вообще, зачем специально посылать командира эскадрона, чтобы просто доложить о своей дислокации? Полковник Дорохов на этот вопрос ответил, что Барклай-де-Толли сам попросил выслать какого-нибудь офицера с известием о месте дислокации полка. Оставим Берга, так как он вошёл в кабинет Барклая после курьера. Курьер вошёл в кабинет. Барклай-де-Толли стоял у окна. На звук открывающейся и закрывающейся двери он обернулся. —?Письмо от генерала Багратиона, Ваше Высокопревосходительство. —?Хм,?— хмыкнул Барклай и раскрыл письмо. Прочитав, он очень удивился и задался вопросом: Что делать? Вопрос вроде бы простой, а ответить на него очень сложно. Давать сражение в таких условиях явно не выгодно и даже невозможно. Поэтому он решил сняться и выдвинуться навстречу 2-й армии, в Смоленск. Тут курьер упал в обморок. Ни с того, ни с сего. Врачи сказали переутомление, обезвоживание. Встал ещё один вопрос: Кого отправить к Багратиону с письмом? И тут под руку попался Берг. Он, когда Барклай вышел из кабинета проводить медиков с находящимся в без сознании курьером, встал и пытался обратить внимание командующего на себя. Тот его заметил, и Берг, откозыряв, сообщил: —?Гусары лейб-гвардии гусарского полка находятся на северо-западе Витебска. —?Хорошо, хорошо, я понял,?— быстро, не вдаваясь в подробности, сказал Барклай-де-Толли и вдруг его осенило. —?Слушай, гусар. Что тебе делать? Довези это письмо до Багратиона. Это очень важное письмо. Справишься? —?Справлюсь,?— угрюмо сказал Берг. —?Можно я предупрежу свой полк? —?Я сам это сделаю. Берг откозырял и вышел из здания. И снова его заставляют его делать то, что не обязанность ротного командира. Но выполнять приказания командования тоже его обязанность, поэтому он уже скакал к Багратиону. Дорога его проходила через лес; в тот день было очень жарко, просто до ужаса. Хотелось пить, и Берг уже стал понимать того курьера. Деревья мелькали справа и слева от него. Берёзка, сосна, осина, ель, берёзка, сосна, осина, ель. И так по кругу. Через три часа дороги, Бергу показалось, что он сейчас загонит лошадь. Он уже подъехал к временному лагерю 2-й армии, а его лошадь Арто, кажется, сейчас загонится и умрёт. Да, он добрался до лагеря. Сразу же он начал спрашивать у всех: ?Где Багратион??. Наконец, кто-то ему указал, где штаб.Это была небольшая палатка. Багратион сидел за маленьким письменным столом. Когда Берг вошёл, он поднял на него глаза. —?Ваше Сиятельство, письмо от Барклая-де-Толли. —?Хорошо, спасибо. Надо бы сказать, что Багратион с того момента, как поднял глаза на Берга, внимательно всматривался в лицо Берга, чем сконфузил его, но тот не подавал и виду. Тут Багратиона как будто бы осенило. —?Вы очень похожи на одного моего друга. Берга, мы с ним вместе дрались под Шёнграбеном и Аустерлицем. —?Я его сын,?— сухо сказал Берг. —?Старший? Данила? Он рассказывал про Вас. Он очень любил Вас… Бергу что-то кольнуло сердце. Как будто иголка уколола его сердце. В глубине души он был готов заплакать, но виду не подавал. —?Простите, что ещё раз напомнил Вам об этом горе. Я был с ним рядом, когда врачи пытались его выходить… Он сказал, позаботиться о Вас. У меня сегодня погиб адъютант. Приглашаю Вас на эту должность. —?Но у меня эскадрон гусар в 1-й армии, Ваше Сиятельство. —?Это не беда. Я дал слово. Это последняя воля Вашего отца. Также он написал завещание, которое я, по своей некоторой некомпетентности, никуда не отправил. Вот оно. Стоит сказать, что все имения принадлежали отцу Берга, но после того, как он погиб, без завещания всё это досталось его бабушке. После того, как в 1810 умерла бабушка, всё досталось матери Берга. Берг, молча взял из рук Багратиона завещание и прочёл следующее: ?Я, Вольфганг Берг, находясь добром уме и твердой памяти, делая это добровольно, завещаю всё своё имущество, движимое и недвижимое своему старшему сыну?— Даниилу Бергу. Завещание моё не имеет срока давности и может быть применено в любой момент времени?. У Берга задрожали руки. Оказывается, все эти 7 лет он мог владеть имением в Санкт-Петербурге, маленькой деревенькой возле Царского Села, из которого можно было пешком ходить в Екатерининский дворец; правда это имение вместе с сотней душ было заложено до сего времени. А он был вынужден терпеть все эти издевательства над собой, в то время как мог владеть всем, и это у него должны были спрашивать разрешения на разные действия, а не он у них. Сейчас он начал было злиться на Багратиона, ведь именно ему он обязан тем, что всё это время власть была не у него. Правда, его гнев победило ожидание реакции его семьи на это завещание. —?Это последняя воля отца,?— ещё раз повторил Багратион, и Берг вернулся в реальный мир. ?Последнюю волю надо бы выполнить,?— подумал Берг. —?Он мне своё имущество завещал?. —?Не будь на то отцовская воля, не пошёл бы к Вам в адъютанты никогда в жизни. Тем более, что по Вашей вине, я 5 лет мучился с бабкой, а 2 с мамкой. —?То есть Вы согласны? —?Согласен, Ваше Высокопревосходительство. Но в полк сообщить надо. —?Вот Вы и сообщите. Напишите письмо тому, кого знали лучше. Бергу тут же выдали новую форму, которая ему очень шла. Затем он сел за стол, что раньше принадлежал погибшему адъютанту, и начал писать письмо. ?Жизнь меня бросает в разные переделки, из коих я вынужден выпутываться. Багратион был другом моего отца, и именно ему тот передал завещание, не существующее для меня и моей семьи до сего дня. Я с этого дня владею всем отцовским. Но также мне пришлось выполнить последнюю просьбу отца?— отец просил Багратиона присмотреть за мной, а тот естественно, ни как по другому не мог это сделать, как взять меня в адъютанты. И поэтому пишу тебе, друг мой. Искренне желаю тебе всего самого наилучшего, что может предоставить судьба. Встретимся в Смоленске, твой друг Даниэль Берг?. Когда это письмо было доставлено, был уже поздний вечер. Барклай-де-Толли уже принял своё последнее окончательное решение?— уходить из Витебска. Уже начались подготовления для этого. Население города снималось и уходило на восток. А генерал Фуль, обидевшись на всех на свете, вернулся в Петербург. На французской территории тем временем готовились к бою. Мюрат почти с обеда находился на передовой, и ему писал Наполеон: ?Бой начинаем с самого утра?. Мюрат в своих шикарных нарядах, каких не было ни у кого в армии, был преисполнен ожиданием следующего дня, боя. Столько дней (уже почти месяц) они провели в марше, сражаясь только один раз, под Островно (французы в названии переместили его под Витебск). Тогда кавалерия Мюрата так вымоталась, что не смогла немедленно перейти в преследование войск Остерман-Толстого и Коновницына, за что потом получила от Наполеона. Мюрат был в нетерпении. Он представлял себе, как завтра поведёт свою кавалерию на позиции русских. Как они, сразу не сообразив, будут бегать в рассыпную от лошадей его людей, а потом таки построятся в каре, и Мюрат покажет им, как нужно разбивать этот строй, который придумывался специально для защиты от кавалерии. Утром Наполеона разбудили с известием о том, что русские из Витебска каким-то чудом пропали. Все его генералы и маршалы?— Ней, Богарне (его приёмный сын, между прочим, вице-король Италии) и Мюрат стояли перед его палаткой, ожидая, что же будет. Их надежды также были разрушены. Они хотели побороть русских своим великолепным умением воевать, но те, опять вытворяли свой трюк с отходом на восток. ?Мы столь же хорошо умеем воевать, как русские отступать?. —?писал Богарне у себя в дневнике. Наконец, Наполеон вышел из палатки. Было видно, что он находится в бешенстве. —?Как ушли? Куда? —?спросил он. Генералы пожали плечами. —?Как стотысячное войско может бесшумно уйти прямо у вас из-под носа? М? —?он нахмурился. Казалось, он сейчас растерзает в гневе каждого из них. Он протянул руку Мюрату, и тот положил в его руку бинокль. Лагерь русских казался бездушным и безжизненным. Наполеон приказал подходить к нему осторожно, вдруг это засада. Вот до чего доводит русская армия великую французскую армию! В страхе проверять каждый куст!Нашли какого-то русского солдата, который, казалось, даже и не подозревал, что его армия ушла. Наверное, считал, что его тыкают штыками свои. Но когда он открыл глаза и увидел не своих, а французов, то встрепенулся. Один из захватчиков спросил на ломанном русском: —?Куда ушли русские? Но тот только пожимал плечами. Его отправили ко всем остальным пленным. Наполеон тем временем уже осматривал Витебск. На улице не было ни кого. Улицы были опустевшими, как будто здесь была чума. —?Я намерен закончить компанию здесь, в Витебске. Прижиться и ждать мирных предложений от Александра. Но спустя два дня никаких мирных договоров ему не предлагали. Тут же, в Витебске, Наполеон узнал о Бухарестском мире России и Османской империи. Он был в бешенстве, когда узнал это. И тут же принял решение отправиться дальше на Восток, сколько его не уговаривали его генералы. —?Не хватает коней, найдите коней, не хватает еды, найдите эту чёртову еду. Сколько можно учить Вас простым вещам! Но кампания продолжается,?— говорил он. ?Теперь иди-свищи этих русских! Куда они там собрались! Этих чёртовых русских днём с фонарём не сыщешь! Куда они ушли?!??— думали французы. А тем временем две русские армии преспокойно соединились в Смоленске 22 июля 1812 года спустя сорок дней после начала войны.