Глава первая. Купальская ночь (2/2)

— Скоро… очень скоро. И, не сказав больше ни слова, старуха вышла из светлицы, оставив Ольгу в замешательстве.

*** На следующий день, сразу после полудня, несколько карет остановились на берегу речки Серой. День был погожий, тёплый - солнце озаряло окрестности Александровской слободы ясными лучами, что ласкали луга и побережье реки. Тихий ветер шевелил травы, листья на деревьях и камыши в заводях; жабы преспокойно квакали в зарослях, прячась там от аистов. Словом, не днина, а сказка. Выпрыгнув из кареты, Ольга радостно сбросила платок, и улыбнулась яркому свету. После этой ночи особенно хотелось оказаться на свежем воздухе, среди ароматных трав и цветов, где уж точно не будет холодно и не будет всяких старух, что пророчат лишь смерть да лишения, и сеют ужас в сердца юных девушек. — Ах, матушка! Знали бы вы, как радостно мне из терема выбираться! — Верю, Олюшка, — мать погладила волосы дочери, и поцеловала ту в подставленную щеку. Затем царица обернулась к сопровождавшим их боярыням и их дочерям. — Чудный сегодня день, Матрёна! — Воистину, государыня-матушка, — Матрёна Скуратова слегка поклонилась царице, подозвав к себе дочерей - Анну, Марью и Екатерину. Шедшая рядом Феодосия Вяземская переглянулась с дочерью Настасьей, и подошла ближе к царице.

— Жаль только, что Евдокия Александровна с нами не поехала. Мария Темрюковна только коротко кивнула и поджала губы, наблюдая за приближающимся к ней Ульяной Романовой, Евдокией Сабуровой и Марфой Собакиной. Вместе с ними шла неловко улыбающаяся Ирина Годунова, которая, видимо, не совсем понимала, что делает в обществе царицы, боярских жён и дочерей. Завидев Годунову, царица легко улыбнулась и подозвала девочку к себе. Ирина низко поклонилась Марии, быстро глянув на Ольгу. — Оля, присмотри за своей маленькой подружкой, — кивнула дочери царица, а затем направилась к разбитым у реки шатрам. Остальные двинулись за Марией.

Ольга любила те редкие погожие дни, когда батюшка, находясь в добром расположении духа, отпускал жену и дочь из слободы, дабы те развеялись. Это могли быть и конные прогулки, и посиделки в рощах или на берегу реки. И тогда Ольге разрешалось делать то, что батюшка не позволил бы: например, мать разрешала купаться в реке ещё весной и после Ильиного дня, когда простой люд остерегался купаний. Мария Темрюковна же была другого мнения на этот счёт. “Истина в вине, здоровье - в воде”, — часто повторяла латинскую пословицу царица. Пока царица с Матрёной и Феодосией устраивались в креслах, все девушки, недолго думая, выскочили из сарафанов и, поймав короткий одобрительный кивок государыни, спустились к воде в одних только сорочках. Первой в воде оказались Ольга и Марья. — Ха-ха! — Марья опустилась в воду по шею. — Славно-то как! — Девчата, заходите! — позвала остальных царевна, смеясь и кружась на месте. — Не вода - молоко! Несколько мгновений спустя пляж у речной заводи наполнился громким девичьим смехом, брызгами воды и весёлым визжанием. Чего только девушки не делали! И в салки играли в воде и на песке, и песни пели. Это было самое настоящее счастье, которое Ольга приобретала только вдали от постоянного надзора и приказов. Это было то, что она любила больше всего на белом свете.

Когда девушки уже вдоволь накупались, а их рубашки высохли, они вернулись шатрам. Царица с Матрёной и Феодосией всё так же была там, лениво разговаривая с боярынями о чём-то своём. Завидев идущих от речки девушек, царица слегка махнула рукой в сторону луга и рощи, мол, идите. Расценив это как знак, что пора начинать заниматься венками, девушки спокойно разбрелись по округе - не слишком далеко, но и так, чтобы их не слышали. Все разбились на небольшие группки: Екатерина и Анна ушли вдвоём, Ирина пошла с Марфой, а Евдокия - с Ульяной. Ольга же последовала к лесной опушке вместе с Марьей и Настасьей.

Первое время шли молча, разморенные на солнце, и собирали цветы для венков. Вскоре их букеты наполнились барвинками, листьями папоротников, колосьями, ромашками и душистыми травами, росшими на опушке. Когда дело дошло до небольшого открытия - ежевики, - Настасья не выдержала.

— Нам не следовало звать гадалку вчера, — фыркнула она, со злостью оторвав веточку от куста. Тот сильно дёрнулся, и на землю посыпались первые поспевшие ягодки. Ольга пожала плечами.

— Это вы её привели, — возразила царевна, хмурясь. — А напугала она всех.

— Давайте просто об этом забудем, — предложила Марья, на что Вяземская только возмущённо всплеснула руками.

— Забыть? Как я могу забыть, что она мне смерть посулила?

— Довольно, — повысила голос Ольга. Вяземская и Скуратова глянули на неё. — Поговорим об ином. Хватит с нас всяких гадалок… — царевна вздохнула и, качнув головой, слегка улыбнулась. — Лучше скажите, кто может венок ваш поймать? — Васька Шуйский, — с готовностью ответила Марья, непривычно застенчиво улыбаясь. — Батюшка говорит, что скоро меня за него просватает.

— Смотри, чтобы царь твоих сватов не вернул по домам, — натянуто усмехнулась Настасья. Собрав ежевичных веточек, девушки направились обратно к шатрам. — То ли дело - Фёдор… вот он уж точно отправит сватов. Ольга, шедшая спереди, только спокойно улыбалась. Почему-то она была уверена, что брак с Басмановым - лишь Настасьины мечты, и не более. Ведь по какой-то доселе неизвестной, но видимой причине, Ольга знала, что Басманову жена сейчас не нужна. Нет, сейчас он - государев воин, опричник, кравчий. Он служит царю, и не до девушек ему сейчас. А если и не так это, зачем ему Настасья? Симпатичная, но не самая умная - он таких не любит. И тут же царевне стало неприятно от самой себя. Ну разве может она так думать о своей подруге? Это было нечестно. Хотя доля правды и была. С другой стороны - как Ольга могла знать, кто Фёдору нравится, а кто нет? Это было слишком личное и субъективное, чтобы она могла так быстро делать выводы. Тем более, о вкусах не спорят, раз уж на то пошло.

Но была и третья сторона. А не могла ли Ольга думать так ещё и потому, что слышала, что старуха вчера Вяземской нагадала? Что смерть Настасье прочила? И царевну снова обуял навязчивый страх, и холод сковал конечности, хотя солнце ощутимо припекало. А перед глазами снова стояла она, скалящая свои гнилые зубы и чьи блестящие очи смотрят прямо в душу, пока худые пальцы сжимают челюсть.

Ольга тряхнула головой, прогоняя злые мысли. Мягко улыбнувшись спутницам, царевна кивнула на остальных гуляющих по лугу девушек.

— Оль, ты с Катькой и Аней поаккуратнее, — предупредила царевну Марья. Скуратова кивнула на сестёр неподалёку. — Видишь? Волком смотрят. — Отчего же? — нахмурилась Ольга. — От того, что ты их вчера не пригласила, — пожала плечами Марья, а Настасья фыркнула. — И хорошо, что не сделала этого, — произнесла Вяземская. — Часто их ловят на злословии. — Они просто глупые. Покудахкать любят, косточки всем перемыть… но на этом всё, — развела руками Скуратова. — И не более. — Кабы это их “не более” батюшка не заметил, — нахмурилась Ольга, и тут же отрицательно покачала головой. — А впрочем, забудьте. Что же это я… глупости всякие говорю…

Но её все же не отпускало это странное чувство, от которого не спрятаться. Ольге казалось, что за каждым её шагом следят, а на затылке чувствовался чей-то пристальный взгляд. Девушка тяжело вздохнула. Вдруг в лесу что-то оглушительно вскрикнуло, и Ольга молниеносно обернулась. Стайка птиц взлетела в небо из леса, и солнце вдруг скрылось за большой тучей - тень накрыла летний луг. Царевна настороженно смотрела в сторону леса. Что-то было не так, подсказывало сердце. Вдруг на опушке, среди кустов той самой ежевики, промелькнуло нечто маленькое, чёрное. Нечто остановилось, и Ольга почувствовала, что взгляд этого существа сконцентрировался на ней. Девушка неотрывно смотрела туда, но миг - и нечто исчезло! Испарилось, словно его и не было. И внезапно солнце вышло из-за тучки, озарив землю. Цвета снова стали яркими, лучи - тёплыми, а смех и птичьи трели вдалеке - громкими.

Марья положила руку на плечо царевны, и та вздрогнула от неожиданности.

— Вы тоже это видели? — глянув поочерёдно на подруг, Ольга указала пальцем на лесную опушку. — Там… там кто-то кричал. И я что-то видела…

— Никто не кричал, Оля, — со смесью недоумения и обеспокоенности произнесла Скуратова. Царевна тяжело и прерывисто вздохнула, и чуть погодя опустила руку. Девушка провела свободной рукой по лицу, и снова покачала головой. — Идёмте уже…

Так, втроём они продолжили свой путь обратно. А Ольга оборачивалась снова и снова. Но больше никого на лесной опушке не было.

*** Летний вечер понемногу опускался на округу. Солнце уже клонилось к закату, алым заревом окрасив небеса и речные воды. Дневные птицы начинали умолкать, уступая место соловьям и другим вечерним пташкам. Хорошим был тот вечер в окрестностях Александровской слободы, думала Ольга, наблюдая за тем, как слуги начинают костёр купальский готовить. Девушка спокойно улыбалась, вплетая в венок найденные недавно васильки.

С приближением заката, когда все венки были сплетены, а барышни снова одеты в сарафаны, из слободы прискакали парни со слугами, что везли дрова и сено для костра. К тому времени царица с Матрёной и Феодосией уехала обратно на слободу, предоставив девушек самим себе. Это и нужно было молодёжи - ведь какова же забава под надзором матерей? К купальскому костру съехалась почти вся слободская молодёжь. Были здесь братья Ольги, царевичи Иван и Фёдор. Прибыли они в окружении молодых опричников, весёлых и предвкушающих веселье: Дмитрий и Василий Шуйские, старающиеся обогнать Бориску Годунова; Богдан Бельский, двоюродный брат Марьи, ехал чуть позади вместе с Максимом Скуратовым и Сицкими, Василием и Фёдором. Колонну добрых молодцев замыкали шестеро сыновей Никиты Романовича Захарьина-Юрьева: Фёдор, Лев, Михаил, Александр, Никифор да Иван, все голубоглазые и статные, как на подбор.

И конечно же, рядом с царевичами и окружающими их юношами, ехал Фёдор Басманов. Он, со своей копной угольно-чёрных кудрей и васильковыми глазами, выделялся из всех парней. Да что там говорить - все они, даже Ольгины братья, меркли на фоне Басманова, словно бледные его тени. А он сам… от одного только взгляда на него сердце царевны отчего-то начинало биться медленнее. Хотя руки и брала мелкая дрожь, хотя коленки дёргались в неясной немощи, сердце её оставалось спокойным.

Ольга не понимала, с чего же она так реагирует на Басманова - бурно и размеренно в одно и то же время. Вот, кажется, один его взгляд - и судорога схватит пальчики. Но стоило ей присмотреться - и тут же усмирялось тело её, и покой обволакивал девичье сердце. Странно это было, думалось царевне. А не влюбилась ли она? Наверное, нет. Ведь часто ей говорили, что любовь - то страсть сердечная, и переживания, и слёзы… Говорили ей, что любовь - то буря, огонь, сжигающий всё на своём пути. Но Ольга-то знала, что по-другому её сердце лежит к Фёдору, к его васильковым глазам и бархатному голосу. Не могла она забыть вчерашнюю охоту - ох, как же сильно ей тогда Басманов в душу запал! Казалось, тонет она в глазах его.

Девушка фыркнула, сморщив носик. Ох, ну же ей делать с этой двоякостью суждений! Царевна снова перевела взгляд на молодёжь, что веселилась неподалёку. Играли в горелки, бегая по берегу реки, резвясь и визжа от забавы. Парни то и дело залихватски посвистывали, едва им удавалось поймать какую барышню. Лишь только двое не играло - то был царевич Иван, неспешно приближавшийся к младшей сестре; и Басманов, что просто наблюдал со стороны, пока на его устах играла мирная улыбка.

Ольга задержала взгляд на Фёдоре, а тот, словно бы почувствовал, перевёл глаза на царевну. Опричник широко улыбнулся, таки источая веселье одной только задорной усмешкой. Сердце царевны пропустило удар, и Ольга почувствовала, как краснеют щёки. К счастью, Басманов этого не заметил, так как царевич Иван быстро закрыл сестру за собой, приблизившись к ней. — Сестрица, — Ольга мигом вскочила навстречу Ивану, который мягко поцеловал её в лоб, а затем кивнул на незаконченный венок. — Ты, что же, в копуши заделалась?

— Да бог с тобой! — рассмеялась царевна, и кивнула на свой первый венок. — Это я так… просто плету. На память.

— Ну-ну… — лукаво усмехнулся царевич. — А с чего не играешь? Глянь, резво как. — Я на позже силы берегу, — покачала головой царевна. Вплетя последний василёк во второй венок, девушка приподняла его и покрутила перед братом. — Ну как? Красивый? — В жизни лучше не видел, — издал смешок Иван, и сузил глаза. — Может, подаришь его кому? В знак дружбы, — и брат тут же кивнул на парней. — Глянь, как Васька Шуйский на тебя поглядывает. — А, пусть, — отмахнулась Ольга. — С Марьей он помолвлен. Нече ему на чужих девок заглядываться. А на меня - и подавно! — царевна вздохнула. — Да и… я тоже несвободна.

— Ты насчёт Генри Грея не печалься, — успокаивающе погладил сестринское плечо Иван. — Отца заверили, что хороший он. Православную веру ради тебя обещал принять, да в Москве остаться жить. А ещё… — царевич наклонился к уху Ольги, заговорщицки улыбаясь, — слышал я, что он смертной любовью к тебе воспылал, как портрет твой увидел, — Ольга недоверчиво посмотрела на брата, и покачала головой.

— А я слыхала, будто у него в земле аглицкой ребёнок остался. Внебрачный! — воскликнула царевна, хмурясь пуще прежнего. Иван же смотрел на сестру со снисхождением. — Полно тебе, — отмахнулся царевич. — Я уверен, он будет любить тебя всем сердцем. А то что было, то было…

— С чего же ты знаешь? Он ведь муж аглицкий, а они все - повесы да бабники… — горько прошептала царевна, наблюдая за тем, как громко смеющуюся Ирину Годунову кружит над травой царевич Фёдор. — Вряд ли этот Генри Грей ограничится моей постелью.

— Не будет того, Оль, — снова заверил её Иван. — Сказал же я: люба ты ему до немоготы. — Любовь - милая штука, драгоценный мой Ваня… — произнесла Ольга, прижав к груди венок. — Но она не в силах изменить природу мужчины. Царевич только сокрущённо покачал головой, мол, напрасно ты так говоришь. Но поделать с собой Ольга ничего не могла: слишком известна ей была распутная отцовская жизнь, и о любовницах государственных мужей слышала. Да тот же Генри Грей, и родня его - слышала, что его дед, царь Генрих, любовниц имел множество, и одну из них своей царицей сделал. Правда, казнил он её вскоре без сожалений. — Пойду-ка и я поплясать, — ухмыльнулся Иван и погладил сестру по плечу. — И ты иди, не стой осторонь. — Я подойду скоро, — пообещала брату царевна, и тот отправился к остальным ребятам. Некоторое время девушка так и стояла, погружённая в свои мысли. Глаза были устремлены на дружескую компанию и огонь костра, который уже начинал разгораться. Вот только Ольга их не видела - её невидящий взор был устремлён куда-то далеко, за горизонт…

Вдруг царевна услышала подозрительный шорох, что слышался из зарослей в десяти аршинах от неё. Ольга обернулась: сквозь звуки веселья она слышала какую-то возню в кустах. Что-то тихо стонало, словно бы молило о помощи. Царевне казалось, что это было нечто маленькое, и она сделала шаг к кустам. Ей казалось, что оттуда за ней что-то снова наблюдает…

Внезапно в кустарнике что-то сверкнуло жёлтым светом, а затем пропало. Стоны стихли, и только громкий всплеск нарушил наступившую тишину на фоне песнопения.

И тут кто-то коснулся плеча Ольга. Подпрыгнув от неожиданности, царевна чуть не выронила венок: за её спиной стоял Фёдор Басманов, лукаво улыбающийся. Девушка вздохнула, и перевела дух. — А, это ты, Фёдор Алексеевич…

— Как видишь, царевна, — Басманов слегка поклонился и, выпрямившись, кивнул на венок. — Чудный венок у тебя вышел, Ольга Ивановна. Неужто на воду такую красоту пустишь? — Нет. Я его себе оставлю, — усмехнулась царевна, и быстро глянула на танцующих. — Чего не веселишься с остальными? Я думала, ты любитель поплясать, — Фёдор удивлённо приподнял брови. Царевна повела плечом. — Так значит, правда, что про тебя говорят? — А что же говорят? — усмехнулся в ответ Басманов, вернув себе прежнее самообладание. Ольга качнула головой. — Что ты перед батюшкой моим в бабьем летнике пляшешь, — Фёдор громко фыркнул, приподняв уголок рта. — Правда, выходит? — Коли так интересно, и перед тобой спляшу. Хотя… — протянул Басманов, окинул лукавым взглядом ребят у костра. Те, разбившись по парам, кружились вокруг огня в быстром танце, смеясь и напевая песни. Ольга рвано вздохнула, когда Фёдор легонько коснулся её руки своими тёплыми пальцами. — Не откажешь в танке, Ольга Ивановна? Царевна перевела взгляд на лицо Басманова. И снова врезалась в его синие глаза, казавшиеся чёрными в сумерках. В них отражался огонь, и бесики скакали в них… но ещё Ольга разглядела и кое-что ещё. Это была надежда, которую он старался скрыть. И пусть дышал он ровно, и лихо улыбался - оно не меняло этих глаз, что замерли в ожидании её ответа. Мягко улыбнувшись, царевна кивнула и надела венок на голову. Басманов улыбнулся шире и протянул ей руку, которую Ольга без промедлений сжала. И он повёл её к остальной молодёжи, в гущу быстрой пляски, мельтешащих одежд, звонкого девичьего смеха и задорного свиста парубков. Фёдор повёл её быстро-быстро, в такт остальным танцующим. И Ольга разрешила себе быть ведомой, так же быстро перебирая ногами. Пальцы Басманова сжимали её талию, и царевне казалось, что их жар сейчас прожжёт ей сарафан - такой горячей казалась ей его кожа. Да и у самой щёки пылали - от близости то ли к огню, то ли к Фёдору. Ольге казалось, что её лихорадит, так жарко было и так сильно билось сердце, словно бы дикий зверь в клетке. И казалось, словно ничего больше она уже не видит и не слышит - только лицо Басманова, счастливое и улыбающееся, стояло перед глазами, а в ушах эхом отдавалось только дыхание Фёдора, и биение собственного сердца.

Чудилось, что эта пляска бесконечна. Ну и пусть! Она ничуточки не устала, хотя совершенно потеряла счёт времени. Уже и не думала она совершенно ни о чём, просто танцуя и улыбаясь Фёдору. А он улыбался ей. И снова стало спокойно. Забылось всё - гадалка, предыдущий день, и Генри Грей, будь он неладен… Была она и Фёдор был, и больше ничего не надо. В один момент всё оборвалось финальным ударом барабанов. Музыка стихла, и все танцующие парочки тут же распались, громко смеясь и хлопая самим себе. Фёдор и Ольга тут же остановились, тяжело дыша и неотрывно глядя друг на друга.

И тут Басманов слегка прищурился и, мягко улыбнувшись, поднёс руку к щеке царевны. Девушка вздрогнула, когда пальцы Фёдора, слегка полоснув своими подушечками девичью кожу, завели выбившуюся прядку за ухо. Весело хмыкнув, Ольга тряхнула головой, и коса, до сего момента державшаяся на честном слове, вовсе распалась. Басманов наклонил голову набок, продолжая улыбаться. — Такую красоту испортила… — протянул он, хотя тон и глаза говорили об обратном. Царевна ехидно качнула головой, и быстро поправила венок. И тут её осенило. Ольга, недолго думая, сняла венок с головы. Удивительно, но с ним всё было в порядке, и даже васильки на месте были. Улыбнувшись, царевна увенчала тёмные кудри Фёдора венком. — Ну как, Фёдор Алексеевич?

— Вот тебе и на… видать, теперь будешь меня цветком царским величать, Ольга Ивановна? — еле сдерживая смех, спросил Басманов. Царевна рассмеялась. — Да за глаза это твои, Фёдор Алексеевич. За глаза… — сказала она. Затем взглянула на девушек - те понемногу успокаивались и подходить к реке. Ольга снова глянула на Басманова и слегка похлопала его по тыльной стороне ладони. — И за танок спасибо. Кивнув опричнику напоследок, Ольга вернулась к навесу, под которым оставила свой первый венок. Быстро захватив его, царевна присоединилась к остальным девушкам. Парубки тем временем отошли выше по течению - ловить венки девчачьи. Мягко улыбаясь, Ольга присоединилась к Марье. Лицо Скуратовой отображало всю радость мира, и девушка мечтательно глядела вперёд. — Представляешь, Оль, что Васька мне сказал? Сватов пришлёт на следующей семидице!

— Ох, Марьюшка! — Ольга на ходу обняла плачущую от счастья подругу. — Это же чудесно! Насть, ты слышала… — хотела окликнуть вторую подругу царевна, но вдруг обнаружила, что той не было среди девиц. Ольга нахмурилась. — Маш, ты Настю не видела? — Нет, — пожала плечами не замечающая ничего от счастья Скуратова. — Она перед последней пляской отошла. Сказала, плохо ей стало, — Марья пожала плечами. — Кажись, вина перепила. Ольга пожала плечами. Снова повеяло холодом. И царевна тут же тряхнула головой. Да нет, хорошо всё с Настасьей. Что же она себя накручивает зря…

Вздыхая, царевна присела на колени у самой кромки воды. Пляж, на который они спустились, был достаточно широким, однако девушки, желая как можно скорее узнать свою судьбу, сбросили черевички и, пойдя в воду по щиколотки, пустили венки на воду. Хмыкнув, Ольга и сама сняла венок с головы и опустила на поверхность воды. Венок немного поколыхался около берега, а затем… оттолкнулся и поплыл! Царевна прижала пальцы к губам, когда её веночек заскользил дальше по вечерней реке. — Ох, удача! У всех плывут! — воскликнула Ирина, радостно захлопав в ладоши.

— Не у всех, — фыркнула Марфа, а Ульяна сочувственно похлопала её по плечу. Венок Марфы, отплыв несколько аршинов от берега, медленно тонул.

— Не в этом, так в следующем году поплывёт, — успокоила Собакину царевна. Понаблюдав ещё немного за венками, девушки отправились обратно к костру. По пути обратно Ольга ещё раз огляделась: может, где Настасью увидит? Вскоре к костру подоспели и парни. В руках у нескольких из них были пойманные венки, которыми победно потрясали над головами. Первым, разумеется, бежал Бориска Годунов. И первой из девушек, кто сразу всё понял, была Марья. — Ах, ты! Охальник окаянный! — воскликнула Скуратова, заметив свой венок на в руках Годунова. — Отдай, проклятый! — А, не отдам! — расхохотался Бориска, потрясая Марьиным веночком. — Вот тебе и погуляли… — фыркнул Вася Шуйский. Вид у него был явно расстроенный. Ольга пожала плечами и оглянулась. Да, почти все венки парни изловили, и уже своих суженых нашли. Например, царевич Иван гордо примерял венок зардевшейся Евдокии, а царевич Фёдор застенчиво протягивал Ирине её творение. Дмитрий Шуйский, увенчанный венком Екатерины, крутился вокруг восторженной Скуратовой, а Ульяна, краснея, признала на макушке Максима Скуратова свой венок. — А мне вообще дела до сего нету, — деловито сообщил Богдан своей кузине Анне, которая плакала оттого, что унесло её венок по течению. — И вообще, с чего рыдать? Счастлива будешь, раз далеко уплыл! Царевна улыбнулась и вздохнула. Интересно, а где же её венок? — Держу пари, я знаю хозяйку сего чуда, — неожиданно прозвучал голос Басманова около уха Ольги. Девушка подскочила и схватилась за сердце. — Скажи, вечно пугать меня будешь? — нахмурилась она, пока Фёдор тихо посмеивался с неё. Тот качнул головой, и показал Ольге венок. Её первый венок. — Вот гадаю, что за краса обронила его в воду? — продолжал лукавить Басманов, а царевна покачала головой. Губы сами по себе растянулись в улыбку.

— Краса говорит, чтобы себе его оставил, — покачала головой Ольга. Фёдор, приложив руку к сердцу, поклонился царевне. А выпрямившись, покрутил венок в руках. — Да… как второй-то надеть? — ухмыльнулся опричник. — А ты к седлу привяжи, — сузила глаза Ольга. — Чтобы обо мне напоминал. — Как скажешь, Ольга Ивановна, — подмигнул ей Басманов. Их глаза по обыкновению встретились. Казалось, они постоянно смотрят друг другу в глаза. Что тут такого? Но Ольга отчего-то находила всё новые чувства, мотивы и выражения в очах Фёдора. Всякий раз, как посмотрит, увидит нечто новое, то, что в душу западёт вместе с его чудесными глазами. Они были словно васильки в её венке - дикие, вольные и… добрые. По крайней мере, для неё. Ольга мягко улыбнулась Фёдору, заведя волосы за ухо. А он, улыбнувшись ей, мягко накрыл её ладонь своей. И вдруг они услышали крик.