Глава VI (1/1)
Всю следующую неделю Магда думала о том, что ей сказал Геббельс. Из состояния полной апатии она резко перешла в повышенную тревожность. Словно сжатая пружина, она была готова в любой момент подпрыгнуть. Вдруг теперь за ней следят? Идя по улице, она вглядывалась в витрины и в стекла домов, постоянно высматривая за собой соглядатая. Иногда казалось, что она его замечала, и тогда Магда шла домой очень витиеватым путем.
Конечно, никто за ней не следил. Она и сама понимала, что придумала глупость, но все равно путала следы. Слава богу, некому было за ней наблюдать: попытки были столь комичны, что Магда бы провалилась под землю со стыда.
Зато сколько красивых и необычных мест она нашла, пока ?скрывалась?! В жизни никогда не менявшая свой путь до дома, Магда не знала, что за домом есть сквер, что около рынка есть старая полуразвалившаяся часовня, что вечером на соседней улице играет скрипач… Как все было ново и замечательно! Она смотрела на Берлин новыми глазами и недоумевала, где же новый мир был раньше и как она не замечала красоты вокруг себя. Неужели можно прожить шестнадцать лет и не знать ничего о месте, где ты живешь?.. Магда взяла себе за правило хоть раз в неделю ходить по всему городу. Неважно куда и когда: по новым ли местам, по старым… Гулять в голове стало почти что синонимом к слову дышать. На деньги, которые ей давал отец, она стала покупать книги и зачитываться справочниками. Покупала всякие: и с рук, и в книжных магазинах, читала на ходу, жадно поглощая новые знания.
Однажды, возвращаясь домой с охапкой новых сборников Берлинского Университета, она вдруг увидела знакомое лицо в толпе. Пожилая женщина в черном шерстяном пальто и шляпке покупала яблоки. Она близоруко щурилась, выбирая плоды получше. Сначала Магда решила, что ей показалось, а потом вспомнила: это же бабушка Эдварды! Конечно! За всеми событиями последнего месяца она совсем забыла про подругу, и встреча стала болезненным укором. Магда сама не поняла, как ноги принесли ее ближе и как из груди вырвалось невольное: — Фрау Зиссе, вам помочь? Фрау Зиссе подняла на нее взгляд и кивнула, улыбнувшись. Магда тут же перехватила у нее тяжелую сетчатую хозяйственную сумку. — Идем, — Фрау Зиссе ласково взяла ее под локоть и повела вниз по улице.
Магда с трепетом зашла в дом и поставила сумку на табурет. Как давно ее тут не было!.. А запах все тот же: свежего хлеба, молока и цветов. Фрау Зиссе всегда их ставила на стол и уходила в комнату, чтобы не мешать девочкам сидеть и болтать. Она вообще замечательная, такая родная и добрая, эта бабушка. Жаль, что в этот дом пути закрыты. Эдварда, пожалуй, не обрадуется приходу Магды. Последняя их встреча была очень напряженной, и Магда даже не знала, какие эмоции испытывает. За что она так с ней? Ведь обещала же! — Пожалуй, пойду, — Магда попятилась к двери, увидев, что фрау Зиссе взяла две чашки для чая. — Не хочу вас утруждать.
— Что ты, — фрау Зиссе поставила чашки на стол с такой уверенностью, что стало ясно: сбежать не выйдет, — мы всегда тебе рады.
— Боюсь, Эдварда меня не очень ждет, — Магда опустила подбородок на грудь. Голос дрогнул. До сих пор было обидно. — Эдварда сейчас живет не здесь, — вздохнула фрау Зиссе, — садись. Я скучала по тебе.
Магда села, смаргивая слезы. Вот как? Эдварда переехала? Ну, оно и к лучшему. Теперь к этому дому ее ничто не привязывает.
— Пей, милая, — фрау Зиссе села напротив. — Все, что ни случается, все так, как задумал Господь. Что поделать: дирижер поменялся, но оркестр должен продолжать играть. — Лучше бы этот дирижер никогда не появлялся, — Магда стиснула чашку в нервных пальцах. — Право слово, фрау Зиссе, я не знаю… Так устала! Вы же знаете про меня, да? — фрау Зиссе медленно кивнула. — Тогда вы понимаете. Они все смотрят на меня, как на новую Марию Магдалину. А я не хочу. Не хочу, понимаете? Я не Магдалина. Я Магда. Я везде ощущаю себя лишней и одной, потому что никому нет дела до меня настоящей. Они — все, каждый из них! — придумали себе меня, а я теперь как будто не существую.
И она все говорила и говорила. Наконец-то кто-то ее слушал. После того, как Эдварда прекратила их общение, Магде не с кем было поговорить по душам. Ей безумно хотелось рассказать, насколько же ее утомили попытки соответствовать новому статусу, как она в глубине души не любит курсы по стрельбе, как страшно находиться рядом со всеми этими людьми, как она нутром чувствует, что все происходящее неправильно и дико, но не может повлиять. С отцом на такие темы говорить было опасно, с матерью — бесполезно, а друзей у нее и не осталось.
Странно было только, что говорит она все бабушке бывшей подруги. Казалось, что она-то уж точно последний человек, к которому можно прийти с жалобами на жизнь. Но фрау Зиссе слушала спокойно, не прерывая. Иногда лишь вздыхала да подливала ей чай и подсовывала яблоки и какую-то домашнюю выпечку, название которой потерялось в многочисленных тетрадках с рецептами. — Мне жаль, что я так думаю о ней, — Магда всхлипнула, обняв себя за плечи. — Я правда люблю Эдварду. Нет. Любила. Теперь не знаю, как отношусь к ней. Мне хочется увидеть ее, хочется поговорить, но что-то противится во мне. Знаете, я написала ей письмо, но так и не отправила. Несколько писем. Несколько печальных, а несколько таких гневных… Лично получив их, я бы не захотела жить. Простите, что говорю это вам. Простите. — Не извиняйся, дорогая. Никто из нас не без греха, и глупо было бы мне думать, что внучка моя агнец, — фрау Зиссе поправила шаль на плечах и устремила взгляд в окно. — Беда Эдварды в том, что единственное, чего она не имеет, мешает ей наслаждаться тем, что она имеет. А не имеет она чуткости. Она выросла среди мальчишек, сама мальчишка в юбке. Она и думает совсем иначе, Магда. Ее сломали события весны, и мир ее разделился на черный и белый. Если ты плохой, то ты только плохой. А если хороший, то только хороший. Раньше как было: Эдварда искала хорошее во всем. Ты же помнишь? А вот сейчас она вступила в какую-то подпольную организацию. Я советовала ей: позови Магду. Ни в какую. ?Она немка?, — и все тут. Хотя, девочка моя, оно и к лучшему. — Чего ж хорошего в том, что она так думает обо мне, а я теперь думаю так о ней? — Магда прикусила губу, чтобы не разрыдаться. — Пожалуй, это не твое, — покачала головой фрау Зиссе. — Не твое, Магда. Твоя нежная и хрупкая душа не вынесла бы мрака. Господь каждого создал для своего дела, и тебя явно не для подковерных интриг… Эдварде это подходит. Не суди ее строго. Моя бедная внучка совсем запуталась. Гитлер говорит, евреи плохие, а мы думаем, что плохие – немцы. Хотя, в сущности, плохи только те, кто разъединил нас. Мне печально, что она так слепо верит… Но что поделать, каждому свое. Ее мысли подтвердило нападение на нас тогда, у синагоги. Она выхаживала меня две недели совсем одна.
— Однако я ведь хотела помочь, — Магда чувствовала, что еще немного, и она лопнет от рвущихся наружу эмоций. — Фрау Зиссе, она мне обещала, что никогда не оставит меня из-за этой дурацкой метки, а что вышло в итоге? Мало того, что она оставила, она еще и швырнула мне в лицо, что оставляет потому, что я есть я! Сама же говорила мне когда-то: ?Они хотят вытравить из меня меня!?. Почему тогда она захотела сделать другой меня? Я не буду другой, понимаете? Даже если кто-то очень хочет, не буду. У меня есть собственный голос!
— Голос у тебя действительно есть, — фрау Зиссе мягко улыбнулась. — Слава богу, он есть.
— Иногда думаю, что он дан мне зря, — Магда передернула плечами.
— Переживаешь из-за власти? — спросила бабушка, словно догадавшись. Магда поежилась: Геббельс тоже прочитал ее так легко и сразу. — Не долго им быть у руля, милая. На штыках сидеть можно, но неудобно.
— Переживаю еще и потому, что я не такая! — Магда прижала руки к груди. Там словно что-то клокотало. — Я не хочу сидеть на штыках! — Ты светлое создание, — согласилась фрау Зиссе. — Твое имя, милая Магда, подарок Рая и обещает Спасение. Конечно, ты не такая. Господь вложил в твои руки клинок… Не знаю, что думают другие, а я верю, что свое предназначение ты исполнишь как-то по-особому. Не так, как все ждут. Метка — всего лишь метка. Она задает тебе направление, а путь выбираешь ты сама. Моя сменилась на ?заключенная?. Думаешь, я буду сидеть и ждать, пока они придут и арестуют меня? О, нет, дорогая, я уже на следующей неделе уезжаю во Францию. Нелегально. Может быть, там меня и арестуют, но свою судьбу выбираю я сама. — Вы уедете?.. — у Магды даже сердце замерло. Она уже успела обрадоваться, что ей будет с кем поговорить.
— Уеду, — фрау Зиссе подлила кипяток в чашки, а потом подалась вперед и взяла Магду за руку: — Но, прежде чем уеду, хочу сказать тебе замечательную вещь. Запомни ее хорошенько. Нет ничего ужасного в твоей метке. Убийца — такое многогранное слово. Твой характер, Магда, не подходит под то, куда тебя так настойчиво пропихивают. Тебе не обязательно убивать кого-то. Ты можешь убивать что-то. Так стань примером того, каким должен быть истинный немец: честным, милосердным, добрым… Стань убийцей этого режима, Магда. Миллионы людей пойдут за тобой. Поведи их, как когда-то повел нас Моисей, и не страшись трудностей. Тогда трудности расступятся пред тобой, как расступилось Красное море перед пророком. Пообещай мне, что будешь продолжать идти вперед и делать все, что зависит от тебя, дабы не дать покушаться на самое дорогое – на Человечность. Кто бы тебя не соблазнял, кто бы тебя не предавал, делай что дóлжно. Твое сердце подскажет тебе, как стоит повести себя. Я нашла утешение для себя в словах Завета, а ты найди в прощении, и пусть твои руки отнимут боль, а не жизнь. Ее прозрачное лицо, светившееся изнутри, бывшее уже вне времени и будто бы не имевшее возраста, вселило в Магду тихую уверенность. Путь она выберет сама, что бы ей не говорили. Надо только все делать аккуратно. Никто не должен понять, что ей не нравится навязанная дорога. Фрау Зиссе права. Нужно слушать сердце, а оно говорит, что сейчас стоит соглашаться на все, пока нет возможности подняться во весь рост… Так она сохранит себе жизнь и сможет действовать.
К фрау Зиссе она пришла задерганной и нервной девочкой, потерявшейся в собственном я. От фрау Зиссе она вышла спокойной и внезапно повзрослевшей. Жизнь продолжается, и она будет дирижером своего оркестра. Раньше, ощутив тяжесть миссии на своих плечах, Магда сдалась бы. Сейчас слезы мигом высохли, а где-то в животе разгоралось странное приятно чувство уверенности.
Она начнет перемены сию минуту. Придет домой и переставит, например, тумбочку с зеркалом. Магде почему-то казалось, что если она не начнет перестановку, то обязательно утонет в себе снова и утратит огонь, таким трудом сохраненный и так заботливо раздутый старой мудрой еврейкой. ?Я не делаю зла и не буду делать?, — решила она. И дома теперь было хорошо и светло, почти как до ее шестнадцати лет. Мать готовила, на окне тихо играло радио с какими-то забавными песенками и вальсами. Магда сидела и читала книгу, которую задали на курсах и лениво поглядывала на часы, ожидая отца. Хотела попросить помощи с тумбой. Взгляд упал на календарь. Вторник. Завтра среда… Хельмут говорил, что в семь они собираются в парке у того дома… — Можно я пойду завтра на танцы? — Магда закрыла книгу и чему-то улыбнулась. Сегодня она говорила глупости. Это ей нравилось.