7.1 (1/1)

7.1Чонин старательно делал вид, что разглядывает камешки на дне заводи, а на самом деле просто глупо пялился на пальцы Сэхуна. Сэхун их трогательно поджал в воде, потом потёрся ступнёй о лодыжку и снова поджал пальцы.Чонин с досадой закусил губу, едва ощутил жар, плеснувший на скулы. Этого хватило, чтобы заметить липкую испарину на висках и под свесившейся на лоб чёлкой. И если Сэхуна знобило от порывов ветра, то Чонина грызло горячим под кожей. Кровь жидким огнём струилась по венам и скапливалась топкой патокой в паху.Чонин знал, что это означало. Очень вовремя — слов нет. Он в мыслях подсчитал дни. Всё верно, ещё пять дней в запасе. Но тогда какого чёрта?Раздражение пополам с раскалённой лавой по нервам. Он всё предусмотрел и договорился на нужные дни, чтобы Сэхун побыл один, без него. Не то чтобы Чонин сомневался в собственной выдержке, просто... Сомневался.Потому что Сэхун. Сладкий, как грех, Сэхун.И потому что один такой прокол — и Сэхун не сможет освободиться от него легко и без трудностей. Расторжение фиктивного брака — это не расторжение брака действительного. А брак будет действительным, если Чонин прикоснётся к Сэхуну — это подтвердит любой медицинский тест.Но почему сейчас, чёрт возьми, если ещё пять дней? Не могли же они с Сэхуном совпадать настолько, чтобы даже их организмы настраивались друг на друга. Или... могли?— Если мы сядем рядом, будет теплее, — негромко проронил Сэхун.Чонин перевёл взгляд с его ступней на бледное лицо, зацепился за яркие губы и коротко выдохнул.— Плохая идея. Оставайся на месте, Сэхун-и.— Почему? Если сесть рядом, то...— Нет. Тебе лучше держаться подальше. — Чонин обречённо прикрыл глаза и сцепил руки на коленях в замок, чтобы они никуда сами не тянулись. — Кажется, у меня "жар". Будет глупо испортить всю игру из-за инстинктов. Это не то, что тебе нужно. Прости, но греться тебе придётся самому.— Вот это как раз и глупо. Тебе жарко, да? Но на самом деле здесь холодно, и только воды недостаточно. Если будешь мёрзнуть, свалишься к вечеру с температурой. Первое правило, помнишь? При "жаре" мёрзнуть нельзя.Из-за последовавшего за этим всплеска Чонин уткнулся лбом в колени и вздохнул. Ну что за непослушный мальчишка?Новый плеск и прижавшееся к боку тепло заставили содрогнуться всем телом из-за обострившейся чувствительности. Сэхун ещё попытался обхватить его за плечи.— Не надо, — глухо попросил Чонин. Он казался сам себе просыпающимся вулканом. Трясло, по крайней мере, уже заметно. — Ещё пять дней оставалось. Но почему-то...— Ничего. — По волосам на затылке прошлись ладонью, и Чонин машинально прижался лбом к коленям сильнее. Не смотреть, не дышать, не чувствовать, не пылать... В идеале — умереть. Прямо сейчас. — Если случится, то пускай. Ничего не поделаешь. Это же не конец света.— Но я так не хочу, — стиснув зубы до боли, прорычал Чонин. — Как угодно, но не так. Если уж выбирать, то так, чтобы ничто не мешало. Никому. Выбирать нужно осознанно, с чистым сознанием...Он всё-таки вскинул голову, перехватил тонкое запястье Сэхуна и отвёл ладонь, к которой хотелось ластиться, в сторону.Сэхун смотрел на него, плотно сжав губы, и прерывисто дышал. Наверное, чуял запах и невольно плыл. — Я могу помочь, — наконец негромко сказал он и осторожно высвободил руку.— Я ведь сказал тебе...— Слышал. Я о другом. Я могу... могу... Меня учили. Трогать. И ртом, правда, только на игрушках, но... думаю, я справлюсь.Взгляд, не подчиняясь, сам скользнул к губам Сэхуна. В крови тут же захлопали взрывы фейерверков. Близкий сладкий аромат закружил голову.— Я умею, правда, — ещё тише, почти шёпотом, добавил Сэхун.— Всё не настолько безнадёжно. — Чонин отвернулся, чтобы не смотреть и не дышать — Сэхуном. Не то чтобы злился, но... Он понимал, что мир, в котором живёт человек, так или иначе оставляет следы и корёжит любую сущность под заданные параметры. Это не делало Сэхуна чудовищем или хуже прочих. Если уж на то пошло, то в своё время Чонин был ничем не лучше, потому что жил в похожем мире, но...Наверное, это называлось ревностью. Тоже чувство так себе, но Чонин ничего не мог с ним поделать. Он хотел бы заключить Сэхуна в собственной ладони, держать самому, улавливая кожей пульс, и раскрывать ладонь лишь для себя, чтобы смотреть единолично и не показывать никому больше. И что бы он ни говорил, причина, по которой он согласился на всю эту авантюру, оставалась прозрачной, как слеза. Он просто хотел, чтобы Сэхун был рядом с ним. Потому что Сэхун будил его от затянувшегося на три года сна. Потому что в висках начинала стучать жажда жизни, а Чонин уже неплохо подзабыл, каково это — жить.Сэхун внезапно придвинулся плотнее, почти привалился к боку Чонина и чуть ли под руку не подлез.— Холодно...Маленький сладкий хитрец. Чонин с силой зажмурился, но всё же обхватил Сэхуна рукой, крепче прижимая к себе. Внутри него продолжал кипеть огонь, и Сэхун в самом деле мог немного отогреться в этом пламени. И ничего, если Чонин в это время сгорит и станет мёртвым прахом. Невелика потеря.По запястью скользнули холодные пальцы. Кончиками Сэхун вёл по пылающей коже до центра ладони, пока Чонин сам не сжал его пальцы. Держал и согревал, улавливая слабую дрожь, пока прохлада не коснулась его скулы. Он терпел с закрытыми глазами и пытался сосредоточиться на песне дождя. До невесомого прикосновения к уголку рта.— Сэхун-и...Сэхун ответил рваным выдохом в губы — с запахом обволакивающей сладости и дождя. Соблазнял случайно или намеренно, но это уже было неважно. Только поцелуй. Всего один.Чонин смял влажные волосы на затылке, притягивая Сэхуна ближе. Ещё ближе. Ближе, чем губы к губам, чем один вдох на двоих и бурлящее в крови пламя.Всё не так, как он хотел, но даже этого чересчур много. Достаточно, чтобы пытаться языком постичь сущность Сэхуна и сделать своим. Хотя Сэхун и так его, совсем его, весь — от податливых губ до томного стона. Короткая вспышка безумия, чтобы потянуть за волосы и открыть беззащитное горло, прижаться губами и поймать сладкую вибрацию нового стона. Языком по тонкой коже, чтобы нащупать бешеный пульс, стремительный ток крови и дрожь рождающихся из-за касаний звуков. Сначала чувствовать губами, а только потом слышать сквозь шум дождя и грохот в висках.Кожа у Сэхуна была гладкая и прохладная до пряного упоения. Чонин с пугающей одержимостью облизывал ключицы и подёргивающийся кадык, но этого не хватало, чтобы утолить жажду. Приоткрыв глаза, он просто смотрел на запрокинутую голову и порозовевшую от его напора кожу на шее. Сэхун вздрагивал в его руках от коротких хриплых выдохов, обжигавших открытое горло. Отвернуться и отпустить? Чонину на это не хватило сил.Оглушающе громко плеснула вода, когда он притянул Сэхуна к себе и припал губами к шее вновь. Одними касаниями насытиться не выходило, хотелось больше — до ярких пятен на матовой белизне, до отчётливее проступающих под кожей голубых узоров, до той самой грани, когда поцелуй от укуса отделяет ровно один миллиметр.Прохладные ладони скользнули по шее, и веки Чонина сами сомкнулись от мягкой истомы и желания раствориться в руках Сэхуна. С робкой неуверенностью прижавшиеся губы, откровенно намекающие на поцелуй, вырвали глухой стон из груди. Чонин ощущал себя раскалённым металлом и пытался остудить себя живительной прохладой Сэхуна.Они с сумасшедшей настойчивостью ловили губы друг друга, пряча за шумом дождя сбитое дыхание. Чонин трогал пальцами тонкие черты лица Сэхуна, продолжал пить прохладу с мягких губ, помнил, что надо остановиться, но никак не мог вспомнить — где именно.— Хватит... — Чонин собственный голос не узнавал.Ещё всего одно касание.— Чонин...Совсем чуточку, просто потереться о губы и поймать ртом выдох. Вкусный, сладкий...— Всё, достаточно...Чёртовы пальцы не отлипали от взволнованного лица Сэхуна. Предатели...— Всё... хорошо, Чонин.Сбивчивый шёпот с неумолимостью притягивал Чонина к дрожащим губам. Ладно, только ещё один поцелуй...Всего один, но кто сказал, что он должен быть коротким?Стон на кончике языка как личное проклятие, потому что не оторваться. И вибрацией сквозь кожу, мышцы и даже кости, чтобы заставить дрожать. А следом — вязкой магмой по венам усилившийся жар, чтобы потом пеплом кружиться во влажном от дождя воздухе. И всё тело — жидкий металл, чтобы к прохладе Сэхуна прилипать.Перед глазами всё вертелось быстрее и быстрее — до удара спиной о воду, что блазнилась ледяной. Локти заныли от жёсткого соприкосновения с камешками на дне. Пальцы бессильно ловили влагу, потеряв Сэхуна. Чонин шумно втянул в себя воздух, ощутив прикосновение прохладной ладони к низу живота. Легче не стало, зато сердце забилось отчаяннее и сильнее — с болью. Сэхун огладил ладонями бёдра, провёл по ногам, помедлил, задержав руки на коленях, и ещё неспешнее коснулся внутренней поверхности бедра, чтобы кончиками пальцев подобраться к паху.Приподняться Чонин не успел. Легчайшее касание к члену обрушило его навзничь и придавило раскалённым маревом ко дну. Локти скользнули по камням, и голова ушла под воду, но он всё равно не дышал. Не мог. Пока чувствовал. Рывком приподнялся, чтобы глотнуть воздуха. Одновременно с тем, как Сэхун склонился над его бёдрами. Вспышкой в полумраке в пятнах бликов от воды — встрёпанные волосы и тонкий очерк скулы, ладони на бёдрах и приоткрытый рот с кончиком розового языка в уголке. Жгучий взгляд из-под ресниц и сомкнувшиеся на головке губы.Чонин рухнул обратно, чтобы снова не дышать и смотреть на убегающий в бесконечность мерцающий свод сквозь тонкую плёнку воды над лицом. Сэхун удерживал его за бёдра, повторяя кончиком языка литые венки на стволе, потом поймал за ладонь и потянул, вынуждая вынырнуть и сделать судорожный вдох. По лицу струились крупные тяжёлые капли, а тело не слушалось — мышцы сводило напряжением до внутреннего звона.Чонин неловко смахнул ладонью капли с лица. Упор на локти не казался надёжным, но сейчас его это меньше всего беспокоило, потому что Сэхун удерживал его бёдра и намеревался продолжить."Когда ты в последний раз был с омегой?"Чонин не помнил. Быть может, именно поэтому каждое касание Сэхуна переворачивало весь мир перед глазами. Стиснув кулаки, Чонин запрокинул голову, пытаясь как-нибудь пережить обволакивающее тепло на члене и неторопливо скользящие по нему упругим кольцом губы. Сэхун издевался над ним, потому что прикасался только языком и губами, иногда тёрся щекой, но руками не трогал. Растягивал пытку во времени, заставлял тлеть и пылать, но не разрешал вспыхнуть и сгореть.Возбуждение ощущалось как оковы, но это в то же время позволяло Чонину сохранять остатки здравомыслия и удерживаться от большего. И позволило устыдиться от тихого низкого стона, потому что Сэхун не соврал — он это умел. Только Чонин не представлял, радоваться или огорчаться по этому поводу.Вскинувшись, Чонин попытался отодвинуться подальше, но Сэхун вцепился в лодыжку. Из-за их возни в заводи получилась самая настоящая буря в миниатюре. Чонин замер; сжимал пальцами плечи Сэхуна и удерживал на месте, не позволяя придвинуться ближе. Оба тяжело и шумно дышали, смотрели друг другу в глаза и смаргивали прозрачные капли. Столкновение губ вылилось в сдвоенный стон. Чонин кончиками пальцев очерчивал позвонки на спине Сэхуна, притягивал его всё ближе. Прижимался к мягким губам, слизывая с них прохладные капли, ловил капли на подбородке, шее, в ямочках над ключицами. Тихо рыкнул на обнаглевшего Сэхуна, когда тот тронул ладонями его бока и слегка впился пальцами в кожу, перебирая мышцы — так невыносимо сладко.До нового громкого всплеска. Чонин почти отшвырнул себя от Сэхуна, потому что соприкасаться бёдрами точно было идеей так себе — контроль ускользал. Но Сэхун опять поймал его за лодыжку, из-за чего Чонин едва не свалился в воду. Успел опереться руками о валун, пока Сэхун вёл ладонью по ноге. — Так и сиди... — едва слышно попросил Сэхун, накрыв его колени обеими ладонями. Он порывисто придвинулся ближе и защекотал напряжённые мышцы живота влажными волосами.Чонин непроизвольно сжал Сэхуна ногами. Пальцами провёл по шее и запутался в прядях на затылке. Закрыл глаза и запрокинул голову, отчаянно цепляясь за Сэхуна, чтобы мир по ту сторону век обрёл хоть какое-то подобие устойчивости. Танцующий вокруг головки язык сменялся скольжением губ по стволу. Направлять Сэхуна не требовалось совсем — он сам глубоко брал в рот и выдерживал идеальную скорость. Дотрагивался ладонью до бедра, гладил по быстро сокращающимся мышцам, робко вёл вверх, подушечками пальцев прикасаясь к груди.Чонин поймал его за запястье и потянул вверх. Резко выдохнул, когда губы скользнули по ключице. Он свалился с валуна и прижал Сэхуна к себе, опалил поцелуем кожу под ухом и слегка прикусил. Сэхун не уворачивался, зато крепко сжимал в ладони его член. Чонин отомстил, пометив открытую шею губами. Огладил спину, бёдра и впился пальцами в ягодицы, чтобы заставить Сэхуна прильнуть к нему всем телом, задрожать. В ложбинке меж ягодиц было влажно. Не от воды. Сэхун хрипло застонал и прижался к нему ещё плотнее, едва он обвёл кончиком пальца расслабленные края входа. Чонин едва с ума не сошёл, потому что чётко осознал, что Сэхун прямо сейчас открыт — для него. Сэхун крупно дрожал, шептал его имя и кусал собственные губы, продолжая водить ладонью по члену. Шумно втянул в себя воздух, когда Чонин осмелился втолкнуть в горячую узость палец. Вместе с тем Чонин с отчаянием припал губами к шее Сэхуна. Больно тянул за волосы, чтобы Сэхун сильнее запрокидывал голову. Губами ловил каждый стон, что зарождался внутри слабой вибрацией и прокатывался по горлу Сэхуна. Матовую кожу уже запятнало багровым и сочно-розовым. В бликах от воды казалось, будто шея Сэхуна испачкана кровью, но Чонину было мало. Он упорно продолжал терзать шею поцелуями, мягко вталкивал палец в Сэхуна глубже и непрерывно вколачивался в напряжённый кулак. Сэхун сжимал его плечо, потом гладил, пока не добрался до волос на затылке. Перебирал пряди, чуть тянул, ласково ворошил, отогревал ладонью скулу, пока Чонин снова целовал его шею и покусывал ключицы. Слишком... Они отчаянно цеплялись за границы, которые нельзя было пересекать.