Неясные намерения (1/1)

Неясные намерения? Onmyouza — Kouga ninpou chou ?Насладиться в полной мере беседой с загадочной Сэфунэ Чонину не удалось. Господин Уэсуги требовал внимания и получал его как хозяин вечера. Чонина сдерживало и слабое знание местных порядков. Конечно, слово ?гайдзин? делало Чонина мишенью для снисходительности и приравнивало его в глазах местных к ребёнку малолетнему, а что с ребёнка взять, коль глупость сотворил? Пожурить маленько да забыть. Только снисходительность плохо увязывалась в пучок с торговой славой.Нет, Чонин не мог позволить себе попадать впросак чаще, чем стоило. Хорошо бы и вовсе впросак не попадать, но дурацкие традиции никто не отменял, и Исэ сидел слишком далеко, чтобы Чонин мог обращаться к нему с вопросами и не привлекать к себе внимание гостей. Потому и приходилось молчать, позволять девушкам подливать чай да издали глядеть на точёный профиль Сэфунэ.— Господин Уэсуги? — несказанно удивился вопросу Исэ на слабо освещённой веранде, когда в доме веселье поутихло, а гости принялись расходиться. — Фума-доно, ну что вы... Нет, господин Уэсуги только слышал от канрэя про Сэфунэ. Она впечатлила весь двор. Но покровителя у неё нет. Дзито Хоши уговорился с госпожой Каори года четыре назад, что заплатит, как и полагается, а потом введёт Сэфунэ в свой дом женой. Срок как раз подошёл, но тут Хоши и вызвали ко двору. До его возвращения Сэфунэ свободна. Она вообще может делать что угодно, пока Хоши не ввёл её в дом. На самом деле, конечно, что угодно она не сделает. Есть пределы разумного. И в дом сюго ей уже не попасть, если она выйдет за Хоши.Чонин коротко кивнул, уяснив для себя то шаткое положение, в котором оказалась красавица. — Со дня на день прибудут китайские купцы и господин Асано, — продолжал рассказывать Исэ, любуясь ночным небом. — Господин Асано непременно придёт в дом сюго.— И купцы тоже? — безмятежно уточнил Чонин. Бэкхён о купцах доложил бы, если б знал. В их положении встречаться с китайцами не с руки. Чонину было всего одиннадцать, когда его семья окончательно лишилась былого могущества и впала в немилость, но кровное наследие нельзя стереть. И дядя часто повторял, что Чонин так сильно похож на отца — грех не опознать.— И купцы, — подтвердил Исэ немного удивлённым тоном. — Но господин Асано важнее. Он при дворе фигура влиятельная. Многие хотят склонить его на свою сторону. Он пользуется уважением и в Канто, и в южных землях. Возможно, это одна из причин, почему господин Уэсуги проявил такое внимание к Сэфунэ. Если она не откажет сюго в небольшой помощи...— А это допустимо? Ведь вы сказали, что она обещана Хоши.Исэ нахмурился, потом бросил косой взгляд на Чонина.— Фума-доно, вряд ли вы нуждаетесь в советах, но если позволите... Предоставьте эту женщину себе самой. Дзито Хоши может как вернуться, так и не вернуться, но такие женщины, как эта, редко приносят удачу. Они, скорее, как вызов судьбе. А судьбе обычно проигрывают. И да, это допустимо. Пока таю не вошла в дом Хоши, она остаётся свободной таю. Какое там у них заключено соглашение с Хоши, касается лишь их обоих. Кроме того, сама таю решает кому уделить внимание и до какой степени, и какие горести на себя навлечь неразумным поступком. — Я так понимаю, что приезд этих особ скажется на моём ожидании. И сюго вновь отложит нашу беседу. Если меня что и беспокоит, то только это.Холодный тон Чонина мигом остудил Исэ. Меньше всего Чонину хотелось видеть виноватое выражение на лице Исэ, но это было лучше, чем догадки о намерениях Чонина. Да и лгать Чонин не собирался — к долгому отсутствию он не готовился и хотел вернуться в Чин как можно скорее. Таху докладывал, что кроме серы куплено почти всё. ?Ящерка? в любой миг могла выйти в море, стоило лишь погрузить серу.— Сюго примет во внимание вашу вынужденную задержку. Вы не останетесь внакладе, Фума-доно.Любоваться ночным небом дальше вместе с Исэ не имело смысла, но уйти Чонин не успел. Остановился у перегородки, когда Исэ внезапно спросил:— Фума-доно, вам многое известно о правителе Корё, которого называли Конмин-ван?— Он поддерживал династию Юань и оказывал помощь буддийским монастырям в Корё, — справившись с удивлением, осторожно ответил Чонин.— Здесь его считают одним из самых уважаемых людей, — тихо обронил Исэ и умолк, всем видом показывая, что продолжения ждать не стоит. На что он пытался намекнуть, сообразить полагалось Чонину самому. Однако намёк получился столь многозначительным, что думать можно было куда угодно. Как всегда, в общем-то. От ниппонских намёков Чонин устал так, что и слышать их больше не желал.От ниппонских праздников он тоже устал. Но утром сюго Уэсуги безжалостно взял гостя с собой в храм Коно-дзиндзя. Чонин откровенно скучал, наблюдая за церемониями и вознесением молитв. Куда больше его интересовали статуи псов и необычная мелодия, звучавшая в храмовом саду.— Суикинкуцу. Пещера водного кото, — охотно подсказал неизбежный Исэ. — С помощью капель воды создаётся несложная мелодия. Это не только здесь. Во многих постройках старого времени так — даже в домах или внутри храмов. Сейчас так делают только в садах.Чонин задумчиво разглядывал следы от меча на статуе пса, пока Уэсуги жёг благовония и возносил собственные молитвы.— Некогда псами-хранителями храма овладел злой дух. Они оживали по ночам, сходили со своих мест и нападали на прохожих. Однажды один мастер отрубил им передние лапы, и всё прекратилось. Так говорится в легендах. И это будто бы и есть следы от того самого меча. Фума-доно, как вы думаете, псы всё ещё одержимы злым духом?— Почему вы спрашиваете об этом меня? — Чонин осторожно коснулся пальцами следа от меча в камне.— Потому что это вы. Все вокруг теперь точно уверены, что вы акума.— Откуда взялась эта уверенность? — Чонин вздохнул и отдёрнул руку, чтобы больше не касаться приятно прохладного камня.— Вы умны, смелы, красивы, но взгляд выдаёт, насколько вы опасны. Даже животные стремятся с вами дружить. И у вас слишком лёгкая походка, словно у вас в самом деле нет ног, а туман вместо них.— Неужели вы в это верите?Исэ не отвёл глаз и едва заметно улыбнулся.— Не имеет значения, во что верю я. Куда важнее, во что верят все вокруг вас. А они искренне считают вас демоном, как и ваших людей. Даже ваш корабль — это спящий дракон в их представлении.— Даже не знаю, что вам ответить на это, — глухо пробормотал Чонин и с тоской покосился в сторону храмовых врат.— Сюго поручил мне заботу о вас. Если вы хотите посмотреть город ещё, то прямо сейчас мы можем уйти. Церемония завершилась, но сюго так быстро не отпустят. Ему ещё следует поговорить с монахами и проверить счетоводов.Чонин счёл за благо воспользоваться приглашением и покинуть храм. Исэ первым делом отвёл его к игорным домам, в которые Чонин заходить не захотел. После они наведались к двум знаменитым мастерам, делавшим украшения. Но Чонина больше заинтересовал мастер, продававший веера неподалёку. Да и вообще его привлёк один из выставленных вееров, разительно отличавшийся от прочих безделушек. Этот веер изготовили из стальных пластин в лучших традициях боевого искусства. На вид не хуже шедевров китайских мастеров, которых Чонин навидался в детстве.— Знатока видно сразу, — расцвёл в улыбке мастер, когда Чонин тронул стальные перья. — Берите смелее, господин. Опробуйте.Чонин кивнул в ответ на дозволение и снял веер с подставки, сложил и взвесил на ладони. Даже в сложенном состоянии веер оставался опасным оружием — острые концы перьев уподобляли сложенный веер стилету, а ещё им можно было орудовать как короткой дубинкой. В разложенном виде веер мог сразу быть и клинком, и щитом.Чонин провёл веером перед глазами и слабо усмехнулся, вспомнив танец Сэфунэ. Пожалуй, он подарил бы этот веер ей — женщинам в этих землях оружие ещё нужнее, чем мужчинам.— Что может блестеть ярче, чем глаза воина при виде оружия? Ничто.Чонин стремительно обернулся, чтобы увидеть Сэфунэ, склонившую голову в приветствии. Сегодня Сэфунэ надела простое одноцветное кимоно, и её положение подчёркивали исключительно богатый пояс, всё так же причудливо завязанный в фигурный узел, да сверкающее в лучах солнца налобное украшение. Собранные в тяжёлый узел волосы украшали покрытые резьбой палочки с бумажными цветами на концах.— Фума-доно. — Уголки губ Сэфунэ чуточку приподнялись, подарив намёк на улыбку. Свита Сэфунэ ловко и незаметно растянулась, образуя полукруг и отсекая Исэ и прочих покупателей и прохожих от их госпожи и её собеседника. Условная уединённость. Зато никто не слышал, о чём Сэфунэ и Чонин говорили.— Я возразил бы вам, но не стану. — Чонин жестом подозвал мастера, чтобы узнать цену веера. Как ни странно, но мастер запросил за веер меньше, чем Чонин готов был заплатить. Спорить с ним Чонин не стал, заплатил столько, сколько запросили, после чего протянул веер Сэфунэ. — Он ваш.— Благодарю вас. — Сэфунэ приняла подарок и осторожно развернула стальные перья, покрытые тонкими узорами. — Могу я спросить, по какому поводу этот дар?— Вчера я пришёл с пустыми руками. Меня извиняло неведенье — никто меня не предупредил о вашем визите. Сегодня меня это уже извинить не может.Сэфунэ устремила на него лукавый взгляд поверх разложенного веера.— А вы, похоже, выросли при дворе, Фума-доно. В мыслях Чонин помянул всех морских бесов разом. Наука на будущее — не распускай хвост перед женщинами, особенно при китайских купцах, и веди себя как простолюдин. Хотя китайцам его рожи вполне хватит и без манер.— Я не удивлюсь, если вы и стихи складывать умеете.— Точно нет. — Чонин даже ладони выставил перед собой, яростно открещиваясь от поэзии.— Жаль, что вы не пригласите меня на борт вашего корабля для короткого плаванья в заливе. И жаль, что не позволите пальнуть разок из пушки. — Сэфунэ сложила веер и с выразительной печалью потупила взор.— Но я всё ещё могу пригласить вас на конную прогулку. У меня даже есть конь для вас.Не такая уж и ложь. Чонин подумал о Серко. Они с Сэфунэ поладили бы. А вот в море выйти Чонину и впрямь не с руки.— Всё-таки не пригласите, — вздохнула ещё печальнее Сэфунэ. Под длинными ресницами заблестела слезинка. Какова лиса! Чонин молча восхитился, но он точно не относился к тем глупцам, которыми красотки с лёгкостью вертели. И женских слёз он тоже не выносил.— Приглашу, но не сейчас. Выйти в море без разрешения сюго не может ни одно судно в порту. У меня этого разрешения нет. Но если вы его добудете... — Чонин пожал плечами. Настойчивость Сэфунэ его удивляла, а ограниченность в действиях из-за неясных пока намерений Уэсуги раздражала, поэтому он ответил с неизбежной резкостью.Сэфунэ оказалась ещё умнее, чем он ожидал. Или осторожнее. Она приняла его резкость с поразительным смирением и воздержалась от ответной колкости. Женскими уловками она тоже пользоваться перестала, мгновенно сделав верные предположения по поводу натуры Чонина.— Полагаю, мы с вами ещё увидимся, — проронила Сэфунэ перед тем, как попрощаться. Она изящно развернулась и направилась вдоль лавок в сторону храма. Шла она без спешки, ступая маленькими шагами. За ней следовала положенная ей свита. Поскольку Чонин глазел вслед Сэфунэ, то не сразу заметил белое на песке у собственных ног. Наклонившись, он коснулся пальцами шёлкового платка. В уголке красовался вышитый алой нитью символ. Стоило ли сомневаться, что платок принадлежал Сэфунэ?Эта лисица отказалась от попыток обращаться с ним так же, как с большинством тех мужчин, что её окружали, но однозначно намекнула, что она заинтересовалась. Неожиданно смело и прямолинейно, даже необычно. Потому она и не спешила уходить. Хотела знать намерения Чонина.Эта схема была проста для Чонина. Он понимал, что если пойдёт следом за Сэфунэ и вернёт ей платок, то тем самым покажет, что ему нет дела до этой женщины с горячим нравом. Сэфунэ пыталась его окрутить, потерпела поражение, сделала выводы о его нраве и буквально задала вопрос напрямик, дабы получить ответ немедленно.Чонин понюхал тонкую ткань. Сладкий запах пионов немедленно напомнил ему о странном незнакомце на рынке. Если Чонин тогда встретил именно Сэфунэ... Но для чего знаменитой таю обряжаться в тряпьё и бродить по Миядзу в сомнительном виде? Ведь не ради же забав в игорном доме. Да и на кой бес ей игорный дом, если ей только за принятое приглашение платили немало?Платок в его руках не обрадовал Исэ совершенно.— Умеете вы производить впечатление, Фума-доно.— Хм? — не понял очередного намёка Чонин.— Таю не имеют привычки терять ценные вещи. Особенно такие, какие могут дать некоторым повод для ссоры с вами.— А, вы об этом... Я тоже склонен считать, что платок Сэфунэ обронила отнюдь не случайно. Хотя всё равно странно.— Отчего же?— Гайдзин не заслуживает внимания, не так ли?Исэ вздохнул и устремил на платок в руках Чонина тоскливый взгляд.— Кто этих женщин разберёт... У них своё всегда на уме. Правилам следуют мужчины, а для женщин правила бесполезны — всё равно найдут повод правила нарушить. Женщине разве что-нибудь запретишь? А уж красивой женщине... — Исэ снова вздохнул с заметной обречённостью. — А впрочем... может, оно и к лучшему. Если вернётся Хоши, вы ему наверняка не понравитесь, Фума-доно. Сильно не понравитесь.— Я и не надеялся ему понравиться. Нравиться я предпочитаю женщинам. — Со слабой улыбкой Чонин сложил платок и спрятал за отворотом куртки на груди. А Серко придётся всё-таки подарить этой хитрой и смелой лисе — они мигом споются.Воспрявшее было хорошее настроение Чонина вскоре быстро рухнуло в бездну; Уэсуги вернулся домой и решил испытать себя и своих воинов в искусстве владения мечом, потребовав, чтобы и Чонин на это посмотрел. Хуже того, Чонину тоже принесли деревянный меч.— Я купец, а не воин, — невозмутимо отрезал Чонин и отодвинул меч.Исэ тут же поклонился.— Фума-доно, прошу вас.В его взгляде Чонин прочитал предостережение. Остальные на Чонина посмотрели косо. Презрение они попытались скрыть только потому, что в их глазах Чонин всё ещё был акума. Дразнить демона открыто не осмеливался никто.В молчании Чонин взялся за деревянную рукоять и поднялся с циновки. Имени своего противника он не помнил, зато отлично видел нахмуренные брови. Его противник оказался в затруднительном положении: с одной стороны, недавние слова намекали, что Чонин не особо хорош, с другой стороны, Чонин был гостем, овеянным слухами. В конце концов, слуга Уэсуги не отличался глупостью и наивностью, раз уж не занимал место обычного воина. Он знал и о торговле Фума с южными кланами, да и о тамошних стычках наслышан был.— Ваша скромность заслуживает похвалы, — пришёл на помощь воину сюго Уэсуги, тем самым подсказав, что не следует считать Чонина неумехой. Зато теперь в сложном положении оказался Чонин. Он не мог пропустить слова Уэсуги мимо ушей и притвориться слабым, но и показать истинные навыки тоже не мог. В глазах всех этих людей Чонин предпочитал быть купцом, сидевшим на мешке с деньгами. Не больше и не меньше.Противник колебался и топтался на месте. Чонин задумчиво разглядывал его сначала, а потом — деревянный меч в собственной руке. Он любил парные клинки, хотя обращаться умел с любым оружием. Его стиль опирался в большей мере на скорость, стремительность и точность, и вот это он хотел бы скрыть. Однако же сюго на что-то рассчитывал. Уж точно не на способности купца. Сюго придержал серу, в которой Чонин отчаянно нуждался. И Чонин понимал, как крошечное проявление способностей могло повлиять на исход дела. Уэсуги определённо позвал Фума как кайнин, а не как купцов. Проваленная проверка сулила неприятности, поэтому Чонин не мог быть слабым. Но и показывать всё, на что способны кайнин, он тоже не хотел.Недооценивать сюго не следовало. Вряд ли Уэсуги настолько глуп, что не в силах догадаться о чужих мыслях.Чонин коротко кивнул и плавно повёл деревянным мечом, очертив перед собой незримый полукруг. Когда противник атаковал, Чонин всего лишь не позволял ему пройти за невидимую границу. Сначала сухие удары дерева о дерево звучали нечасто — воин проверял собранность и настороженность Чонина, ну а затем дело пошло веселее. Чонин не отбирал инициативу, он всего-навсего не подпускал противника и не разрешал ему преодолеть незримую границу. Для зрителей всё выглядело так, будто Чонин ушёл в глухую оборону. Понять же истинное положение вещей удавалось только опытным мастерам.— Достаточно, — проворчал Уэсуги, удовлетворившись видом взмокшего воина, с трудом переводившего дыхание. Положение так и не изменилось за всё это время: воин нападал, а Чонин не позволял ему дотянуться до себя. Вот только противник Чонина был откровенно измотан, а Чонин дышал ровно, легко и вполне мог продолжать в том же духе хоть до полуночи.Уэсуги прекрасно держал лицо — на нём и тени недовольства не отразилось, но в его недовольстве Чонин не сомневался. Потому что Чонин доказал с уверенностью своё превосходство, но не показал почти ничего из своих навыков. Более того, не имело смысла менять противника. Уэсуги понимал, что увидит всё равно то же самое — Чонин в такой манере мог продолжать с любым противником. Чтобы изменить расклад, требовался выдающийся мастер, использующий меч либо с той же скоростью, что и Чонин, либо с большей. Кто-то такой, кто сумел бы вывести Чонина из равновесия, чтобы он больше не пытался беречь силы. Чонин в это время лениво размышлял о происходящем вокруг. Например, о словах Исэ по поводу Асано и китайских купцов. Чем больше он об этом думал, тем меньше верил в добрые намерения Уэсуги по отношению к гостям. Может, Уэсуги и хотел испытать навыки Чонина, но к чему тогда устраивать поединки между воинами? Это имело смысл лишь при подготовке к неприятностям. Стало быть, Уэсуги не ждал ничего хорошего по прибытии Асано и китайцев. Планы в отношении Асано он, наверное, и строил, но вот в согласии Асано помочь этим планам осуществиться Уэсуги сомневался.Исэ подтвердил предположения Чонина вечером, когда наведался в отведённые гостям покои и принял приглашение на чай.— Господин Асано мог бы стать мостом между сюго, двором и сёгуном. Его должность довольно скромна, но род Асано очень богат. Господин Асано — человек настроения. Его положение твёрдое, поэтому он может себе позволить поддержать любую из сторон. Всё равно это лишь один шаг для него. Сегодня он дружит с сёгуном, а завтра — с канрэем. Что бы ни случилось, это нисколько Асано не заденет. Иногда мне кажется, что всё вокруг — развлечение для него, не больше.— У него есть земли? — небрежно поинтересовался Чонин, скрывая живое любопытство. Но здравый смысл заставлял его предполагать это. Ведь твёрдое положение одни лишь деньги обеспечить не могли. Если человек в этих землях богат, то ничто не помешает прочим напасть и деньги отобрать. А коль уж Исэ сказал, что Асано такого поворота не боится, значит, этого Асано так просто не достать.— Да, у господина Асано замок в двух днях пути отсюда. Его замок считается неприступным.— В горах?— Нет, на озере. Подход всего один, но там подъёмный мост. Озёрная дорога очень узкая, а берега далеко. Атаковать в лоб бессмысленно. Чтобы взять этот замок, потребуется долгая осада. Но, возможно, и в ней смысла немного, потому что в замке свои источники. — Озеро глубокое?— Верно.— И стрела с берега не долетит?— Нет. Только с моста, но там неудобная позиция для стрелков, ещё и ветер переменчивый. Захватить замок пытались несколько раз, но ничего не вышло. Да и после первой осады господин Асано распорядился внутри замка разбить участки. Теперь помимо запасов там ещё и свои свежие овощи есть всегда.— Предусмотрительно, — одобрил Чонин. В таких условиях замку и впрямь осада не страшна. Говорить же, что всё равно существуют способы взять этот замок, он не стал. В конце концов, это не его война. Ему вообще дела нет до Асано и китайских купцов. Чонину нужна сера, а сера на складе Уэсуги. — Зачем сюго этот господин Асано?— Сам господин Асано ему ни к чему, но деньги господина Асано были бы весьма кстати. Только господин Асано вряд ли решит просто так помочь канрэю.— У сюго есть план?— Возможно, — уклончиво ответил Исэ и попрощался, пожелав Чонину доброй ночи.Чонина уже ждали слуги, приготовившие ему место для сна, но теперь помимо девушки, которую он так и не взял на ложе, у перегородки сидел миловидный юноша. И девушка, и юноша поклонились. Оба с испугом следили за его ступнями, будто те в любой миг могли превратиться в зыбкую дымку. Чонин отчётливо чуял их страх.В своё время Чонин доставил немало неприятностей дяде. Не то чтобы это оказалось неожиданностью при обуреваемой страстями натуре Чонина, но их положение изменилось. Однако Чонин одиннадцать лет жил так, как и полагалось отпрыску благородного семейства. И одна лишь мысль, что именно он должен чем-то поступаться, выводила его из себя.Прежде те люди, что занимали схожее положение или даже более высокое, считались с его желаниями. Те же, кто находился ниже Чонина, не просто считались с его желаниями, а почитали за благо немедленно их исполнять. Поначалу Чонин вообще не понимал, почему привычный порядок больше не соблюдается. Он считал, что изгнание и преследование не должны так значимо отражаться на его жизни. Когда же он вступил в тот возраст, что лишал его статуса ребёнка, бунтарские стремления достигли пика.Чонин был нетерпелив, непримирим, вспыльчив и обидчив. При этом он обладал беспримерной гордыней и безрассудной храбростью. Увещевания дяди только сильнее распаляли его недовольство и подталкивали на путь, усеянный сплошными ошибками.Ошибки не принесли опасных плодов, но речь не шла о везении. Просто окружающие их люди понимали разницу в положении и заботились в первую очередь о собственной безопасности. Только поэтому у дяди не болела голова из-за внезапных незаконнорожденных детей. И дядя в конце концов добился своего, когда Чонин совершил очередную ошибку. Тогда дядя впервые взял Чонина с собой к южным кланам. Разумеется, Чонин не отказался от хозяйской заботы и предназначенной для его ложа девушки. Это едва не стоило ему жизни. Совсем не та плата, какой он отделывался прежде. Зато последствия порадовали дядю.— Ты гляди, какой шёлковый стал. Ну что, больше не чешется?Мрачное ворчание в ответ только ещё больше дядю развеселило. Хотя отчасти он был прав — Чонин начал ценить опыт и поубавил пламя безрассудства. И запомнил как следует, что всему своё время и место. Большинство семейств в Чине не прятали от него дочерей, как и хэнё. Дядя смотрел на это косо, но молчал. И Чонин знал, о чём дядя думал, как знал и то, о чём думали семейства в Чине.В Чине многие надеялись, что Чонин свяжет себя прочными узами с кем-нибудь из красавиц. Не сейчас, но позже, когда затихнет шум и мятежников искать перестанут. Ну а хэнё вообще ни беса не боялись. У них главенствовали женщины, всё имущество по женской же линии передавалось, и их женщины обладали свободой до такой степени, что им не требовалось и в брак вступать.В тот раз, когда дядя снова поймал Чонина на горячем четыре года назад, хэнё как следует дядю потрепали. Чонин до сих помнил крепко сбитую старейшину в бусах из ракушек. Она задиристо подбоченилась и ткнула дядю твёрдым кулаком в грудь.— Что орёшь? По доброй воле всё было. Девка не слепая, хорошую кровь видела. Захотела и пошла. Дело молодое. Вот и не лезь, старый ты хрыч. Без тебя сладят что да как.Дядя не пасовал и перед превосходящими силами врага, но из поселения хэнё удирал, поджав хвост. Ему там и слова сказать не давали. И Чонин ума приложить не мог, как Бэкхён собирался после свадьбы жить в таком месте. Бэкхён сам-то языкастый и неуживчивый, но заклюют же его там. Но Бэкхён почему-то не боялся и лучился по-дурацки счастливой улыбкой. Тихо хмыкнув, Чонин встряхнулся, чтобы избавиться от воспоминаний, и задвинул перегородку, оставив юношу и девушку по ту сторону. Сейчас время и место вполне подходили — он нужен Уэсуги, и Уэсуги незачем от него избавляться, но у Чонина на эту ночь были планы.Стоило ему погасить фитиль в плошке с маслом, и в дальнем углу зашуршало.— Вот, принёс одежду, — зашептал Бэкхён, придвинув к Чонину тюк. Внутри нашлись простые свободные штаны и такая же простая короткая рубаха. В такой одежде по Миядзу ходили те, на кого прочие не смотрели. Эта. Неприкасаемые.Чонин закрепил на голенях и предплечьях кожаные чехлы с ножами, быстро переоделся и взял из рук Бэкхёна широкополую соломенную шляпу. После они вместе двинулись по верандам. Бэкхён уже исходил тут всё и знал, где под ногой не скрипнет. Пробежав через сад, они двумя тенями перемахнули через ограду.— Да, я уже слышал про купцов, — кивнул Бэкхён, тоже нахлобучив широкополую шляпу, хорошо скрывающую лицо. — Вообще купец всего один, но его сопровождают какой-то вельможа-путешественник и воин. Они все притворяются, что не понимают местных, но слухи ходят, будто они что-то ищут. Купец этот вроде как подарки Асано привёз, а путешественник показывал Асано фокусы, вот Асано и таскает их теперь с собой. Якобы языку учит.— А ты что думаешь? — Чонин бросил быстрый взгляд из-под шляпы на пустынную дорогу.— Я думаю, что их послали сюда с каким-то заданием. Ну а что то за купец, если он ничем не торгует, а лишь подарки раздаёт? Ещё и воина таскает с собой вместе с вельможей. Охрана? Ага, как же. Мой нос чует брехню. Большую и вонючую.— Ладно. Подождём, пока они явятся. Что с Сэфунэ?— Мутная она. Никто ничего не знает. Как будто она из воздуха взялась. Её наставница, Каори, особа известная. На мужчин слабовата, но очень уж ловка. В своё время была в столице первой красавицей. Чуйка у неё на покровителей. Сковырнуть её пытались да не смогли. Сейчас она вообще недосягаема, потому что наставница. Как ученицу пристроит, так сразу и в монастырь. Но я подозреваю, что монахиней она будет только на словах. Если заручится поддержкой кого из влиятельных господ, то сможет жить в его доме и мутить воду при дворе. Шалить, как прежде, уже не сможет, — на неверность в таком случае посмотрят косо, но в целом... Ученица её — лакомый кусок. Она обещана дзито, но обещание, сам понимаешь, то такое дело... Тут все спят и видят, как они лакомый кусок из рукава дзито стащат. Сэфунэ эта ещё не прошла обряд мидзуагэ, и тут все спорят, сколько дзито за это дело запросит. Никто не сомневается, что дзито решит заработать и продать кому-нибудь невинность Сэфунэ подороже.Чонин нахмурился, но промолчал.— Я поболтал с прислугой из весёлого дома, — продолжил Бэкхён. — Они намекнули, что Сэфунэ замуж за дзито не особо рвётся. Ещё они языки развязали и на то, что наставница и ученица спорят часто. Дескать, Сэфунэ отвертеться хочет, и ей пока везёт — дзито при дворе. Но если он вернётся, то выхода у неё не будет. Либо она поспешит и сделает что-то до возвращения дзито, либо... — Бэкхён развёл руками.После этого короткого доклада оба направились поближе к порту, где всё ещё валил пар из бань, мигали фонари над низкими столиками и порскали туда-сюда чумазые ребятишки, разносившие выпивку. Там же попадались гирлянды из цветных бумажных фонариков и пёстро одетые юдзё, подзывавшие клиентов. Яркие одежды они небрежно сдвигали, чтобы обнажить плечи.Народа на улицах оказалось больше, чем Чонин мог предположить. После он вспомнил о празднике и тоскливо вздохнул. В праздничной обстановке их с Бэкхёном не особо гнали прочь, но замечали и с нетерпением ждали, когда же они уберутся. Их вид плохо сочетался с праздником. Поразмыслив, они с Бэкхёном прикинулись попутавшими восток и запад от щедрых возлияний и поплелись вдоль ограды, то и дело плюхаясь в пыль. Никто не удивился, когда после очередного падения они уже не поднялись и остались валяться у изгороди.Место Бэкхён присмотрел неплохое — они прекрасно слышали ленивые разговоры, что велись вокруг. Правда, пока все говорили о какой-то ерунде. Они уж подумывали подняться и пройти чуть дальше, когда кто-то прямо за изгородью принялся жаловаться на китайских купцов.Чонин и Бэкхён задержали дыхание в одно и то же мгновение и не дышали, пока не дослушали тираду до конца. Что ж, теперь они знали, что купцы в Миядзу уже прибыли и ждали только приезда Асано.— Слыхал, сюго прибрал к рукам всю серу.— А то, я тоже слышал. Ещё нищий какой-то всё вынюхивал, куда серу увезли.— А кто б не вынюхивал? Никогда такого не было. Обычно серу скупали пришлые торгаши, а тут сам сюго ни с того ни с сего...Прочие речи заглушило уличное шествие. Там били в барабаны, тренькали и задорно покрикивали. К шествию то и дело присоединялись горожане и кружились, взявшись за руки. Человек в красно-белом балахоне шагал посреди улицы и нёс на голове огромную соломенную корзину. Время от времени он тряс корзину, подбрасывал и швырял в людей туго скрученные бумажки с предсказаниями из храма Коно-дзиндзя.Бэкхёна и Чонина вниманием не обделили — их резво подняли, ухватили за руки и стали кружить, увлекая с шествием дальше по улице, ещё и предсказаниями обстреляли. Веселящийся в шествии народ чуть погодя отыскал себе новых жертв и выпустил наконец Чонина и Бэкхёна из плена.Чонин без задней мысли развернул скомканный листок.— Ого, битва! А у меня свадьба. — Бэкхён сунул Чонину под нос своё предсказание. — С кем будешь биться?— Тут противника найти несложно, — фыркнул Чонин, бросив бумажку под ноги и втоптав в песок.— И не говори, грызутся постоянно. Неужели им всё мало? — Бэкхён сердито сплюнул и нахохлился.— Обычное дело. — Чонин поправил поля шляпы. — Дядя говорит, что с полным трюмом обойти эти острова морем ничего не стоит. Слишком мало скудной на урожай земли и слишком много людей на ней. Кровопролития неизбежны. Когда людьми владеют чувства, мир полон красок, и тогда смерть и жизнь кажутся незначительными в огне обуревающих страстей. Только когда у человека есть всё, что ему нужно, и он уверен, что его дом и всё в нём в безопасности, только тогда человек будет слишком ленив и не поддастся зависти всерьёз, не станет проливать кровь попусту.Что хотел ответить на это Бэкхён, Чонин не узнал, потому что на них навалилась новая волна весело празднующих людей, щедро разбавленная лицедеями и танцорами. В шуме и гаме они разделились. Чонин ухватился за изгородь, только потому на месте и остался. Он пытался высмотреть Бэкхёна в кутерьме, но недолго. Его поймали за рукав и потянули в прореху в изгороди.Сначала Чонин хотел высвободить рукав из цепких пальцев и получше разглядеть размытую в тенях фигуру, но передумал, уловив сладкий аромат пиона. Он последовал за тенью до спящего в сумраке дома по другую сторону сада. Дом у изгороди в ярких огнях уж точно не был баней — там пьяно смеялись и играли на кото. Ну а этот дом...Тень с запахом пиона увлекла Чонина к дальней веранде, куда уличный шум и вовсе не долетал. Чонин напредставлял себе всякое, но уж точно не прижатый к горлу острый стилет. Оружие прижимали не слишком умело, зато уверенно. Чонин молчал и отчаянно пытался разглядеть лицо в редких бликах тусклого света.— Сколько стоит место на борту вашего корабля, Фума-доно?— Боюсь, если ваша рука сейчас дрогнет, О-Сэфунэ, ответа на этот вопрос вы не узнаете никогда. Кстати, вы наступили мне на ногу.