У нихонских берегов (1/1)

Я зверь ночной - хулиганю в полночь. Трезвый я б на это не пошёл, но поддатого меня скрутили. Уже предвкушаю проклятия на мою бедную головушку.Я сел на очередного любимого коня — история Фума-то, поэтому не обессудьте от того, куда меня в итоге занесло *ковыряет пол лапой и украдкой строит баррикады и роет тоннель в Австралию* И не спрашивайте, какое это имеет отношение к гейшам и таю *тоскует* Да, ещё, думаю, многие в курсе, как я ?люблю? Поливанова местами? Поэтому давайте будем дипломатичными и простим мою склонность к благозвучию, даже если она кажется чисто субъективной.Небольшое вступление, чтобы немного прояснить ситуацию в Японии, на фоне которой всё в истории происходит. Это непросто, честно.Так вот, многие наверняка помнят, что в эпоху Хэйян ставку делали в основном на императорский двор, и все нити власти собирались там. С течением времени всё менялось, и закономерно проводилось разграничение власти – кесарю кесарево. Таким образом, власть делилась на светскую и военную, результатом чего и стало появление института сёгуната. Грубо говоря, сёгун – военный правитель, император – светский. Конечно, будь всё так однозначно, и всё упростилось бы, но нет. Каждый пытался урвать власти побольше, как всегда и бывает.Так мы подбираемся к той эпохе, о которой идёт речь в истории, где за власть боролись уже три лагеря: двор, сёгун и канрэй. С двором всё ясно – чиновники, сёгун – военный правитель, а вот канрэй… Канрэй выполнял функции советника сёгуна и заведующего всеми политическими делами в Японии. Все три лагеря хотели власти побольше и денег. С конца XIV века канрэями поочерёдно назначали глав самурайских родов Хосокава, Шиба и Хатакэяма, которые были родственниками правящего дома сёгунов Ашикага. Их называли ?три канрэйских рода? (яп. 三管領, сан-канрэй). Как вы понимаете, жизнь у японцев в таких обстоятельствах проходила насыщенно в атмосфере здорового соперничества: подлянок соперничающим родам, отлова и отстрела мешающих кандидатов, постоянной чехарды на руководящих постах и прочих развлечений подобного толка.Вообще вся эта прелестная политическая ситуация образовалась после утраты власти старым кланом Ходзё, который незадолго до затронутых событий был уничтожен. Весь или не весь – история умалчивает. Тем не менее, основатель нового клана Ходзё утверждал, что является преемником старого клана, поэтому один из героев истории – Исэ Шинтаке – произносил именно те речи, которые произнёс позднее его потомок, тот самый основатель нового клана Ходзё. Тот самый, кто привёл клан Фума-кайнин в Японию и дал им пристанище, но это уже совсем другая история. В этой же истории мы просто узнаем, как состоялось знакомство представителя будущего клана Ходзё и выходцев из Корё, позднее основавших Фума-то, и каковы были истоки известности Фума в Японии.В Корее в то же время творилась неменьшая фигня с глобальной сменой не просто правящей династии, но и всех политических ориентиров. Вплоть до прекращения существования Корё и утверждения Чосон. Эпоха монгольской эгиды канула в небытие, и на смену монголам пришли Китай и династия Мин. Но это не означало, что все в Корее были с этим согласны. Как и не означало, что так легко выйдет стереть буддизм и покрасить всё в оттенки конфуцианства. На фоне вот этого полного песца ещё имелись пираты. Вэгу – по-корейски, вако – по-японски, но шуршали они даже в Китае и у Филиппин, и моря ими кишмя кишели. Мало того, что пираты набивали себе брюхо и кормились в морях за счёт всех, кого Бог послал, так им ещё и на лапу можно было давать, ставить себе на службу или юзать в качестве наёмников. Последствия нетрудно себе представить, верно? Так полный песец становился необратимым.Ну что, те, кто ещё не сбежал, погрузимся в смутные времена?КАЙНИН? Ayumi Hamasaki — Startin' ?Сильное зёрнышко прорастёт побегоми в сухой, неприветливой землеУ нихонских береговВ ярких солнечных лучах море стелилось лазурной гладью и пенилось белыми барашками у борта опасно накренившегося корабля. Даже вёсла полностью ушли под воду, а над лазурью весело догорали остатки паруса на чудом уцелевшей мачте.Чонин безмятежно сделал глоток прохладной воды, вернул флягу на пояс и нашарил в мешочке другую линзу, чтобы взглянуть на тонущий корабль поближе.— Ну что там? Что там? — нетерпеливо восклицал внизу Бэкхён, топтавшийся у мачты, — маленький неуёмный разведчик, обременённый склонностью макнуть пальцы во все горшки и бочонки и знать всё обо всём.— Да как всегда — грабят и убивают, — со скукой отозвался сверху Чонин и сосредоточился на привычных мелочах. Хотя и без этих мелочей последнему морскому бесу было понятно, что грабить и убивать в здешних водах и так близко к берегу могут только местные пираты-вэгу с благословения местных же вельмож-даймё.— Дарга, так нам готовиться к бою? — прогудел с носа помощник Чонина. Причём даже на таком расстоянии помощник умудрялся всем своим видом показывать, насколько он не одобряет поведение Чонина и как ему, непутёвому, стыдно за дарга, болтающегося на мачте, словно тот впервые вышедший в море недоросль какой-то. Если учесть, что помощник Таху знал времена получше этих и ещё помнил блеск былого величия и королевского двора, то оно простительно. Чонин привык не замечать тягу Таху к воспоминаниям, от которых больше не было никакого проку. Что взять с происхождения, коль держишь меч собственной рукой и выглядишь подобно подданным, да и спишь не на шелках и парче? Будущее сладкими обещаниями не дразнило, а попытки вернуть былое сулили лишь смерть от рук палача.— Эй! — звучно окликнул Чонин одного из младших торопыг, что уже тащил из трюма броню и оружие. — Дурень, положи откуда взял! Мы купцы и едем торговать. Чужие склоки нам ни к чему. Прежний курс, Таху.— Но они нас заметят же.— Заметят, но вряд ли полезут. У них свои дела, и нам ни к чему совать носы в чужие распри. — Чонин снова сменил линзу и добавил уже громче с неизменной твёрдостью: — Прежний курс.Он в большей степени рассматривал два сцепившихся корабля, чем саму схватку. Знамя с моном на накренившемся корабле спустили, поэтому определить, какому клану принадлежало судно, Чонин не мог, но по обводам опознал один из тех кораблей, что обычно использовали даймё для развлекательных поездок или быстрой доставки грузов и вестей на небольшие расстояния вдоль побережья. В своё время пару таких он сам грабил — в южных водах, когда те пытались поживиться за чужой счёт да получили поделом. Местные говорили так: ?Умеешь плавать, сумеешь и потонуть?, и Чонин был полностью с ними согласен, когда отправлял на дно морское незадачливых любителей пограбить и поубивать безнаказанно.В здешние воды соваться в одиночку Чонину раньше не доводилось — так сильно на восток они обычно не ходили. От дяди он слышал, что нападать на корабли даймё — или даже императорские — близко к берегу могли только вэгу, да и то потому, что им заплатил какой-нибудь другой даймё. Своеобразный способ решения политических сложностей. Кроме того, в прибрежных водах все вэгу кому-нибудь да служили, иначе бы их извели для пущего спокойствия, которого этой земле давно не хватало.Чонин осмотрел второй корабль и кивнул собственным догадкам — как есть вэгу. Корабль построили не так давно, подсушили тоже неважно, а в деталях чувствовалось явное китайское влияние. На такой посудине далеко не уйдёшь, а вот пограбить в прибрежных водах — самое оно, особенно когда народу многовато, артиллерии никакой, зато идти на абордаж ничто не мешает, а то и помогает — течь в трюме, например.Чонин сложил трубу, убрал её в мешок к линзам, уцепился за жёсткий парусный каркас и выпрямился во весь рост. Корабли впереди не двигались, и ?Ящерка? неспешно подходила к ним всё ближе. Чонин тоже никуда не спешил — размышлял и взвешивал.Прежде в Чине на острове Танна, получившем после название Чечжу от монголов, делами занимался дядя Чонина. Как старший в роду. Из того, что от рода уцелело. Чонину было одиннадцать всего, когда дядя пробрался в закрытый дворец, вырвал Чонина из рук чиновников и бежал. Тогда же Чонин видел отца в последний раз, как и всё великолепие их рода. Отец остался с монахом Ото, чтобы задержать преследователей. Только спустя год Чонину сказали, что отец и монах Ото были казнены.Чонина дядя увёз на Танна. После недавних волнений и карательных экспедиций Корё и Чосона там царил полный разброд: беженцы из южных провинций, монгольские скотоводы, хэнё — местные ныряльщицы, приблудные иноземцы, брошенные соплеменниками, — порой к берегам Танна в непогоду подходили сбившиеся с курса корабли и оставляли на суше то больных, то умирающих, то раненых, то просто неугодных. Ещё чуть позднее по воле Чосона остров превратился в место ссылки. Дядя тогда долго веселился и приговаривал, что уж тут-то их точно искать и в голову никому не взбредёт.И впрямь не искали. За год Чонин вместе с дядей обошёл весь остров. Им приглянулось красивое и удобное место на восточном побережье, где они и принялись сначала строить хижину. Но после к ним понемногу стали прибиваться разные люди. Жизнь на острове лёгкой не была, а дядя привык управлять и отдавать приказы. Он это умел — сказать и посмотреть так, что возражать никому не хотелось. Бродяги чуяли в нём силу и мудрость, и надежду на жизнь.Так на берегу вместо хижины получилась целая крепость. Первым делом дядя занялся лошадьми вместе с несколькими монгольскими скотоводами, а после решил выстроить корабль. Это казалось самым разумным, потому что на Танна даже железа своего не было, одни мандарины, морские дары да лошади, которых разводить надо. После долгих споров приготовили чертежи и занялись строительством. Поскольку власти Чосона запрещали жителям острова этот самый остров покидать, требовалось проявить смекалку: найти укромное место, выходить в море осторожно и незаметно и замаскировать корабль, чтобы его точно не приняли за один из квансонов, но чтобы в бортах были отверстия для знаменитых корёских морских пушек — несколько дядя привёз с собой, а остальные они взяли сами в боях.Приходилось и на лапу давать, чтобы их не замечали и не докладывали кому не следует о крепости на острове. Тут помогало вынужденное соседство. Чиновники понимали, что крепость всяко ближе, чем новая власть и новый двор, так что при недопонимании соседи быстрее прирежут, чем с острова ко двору весточку пошлют. Да и не знали они наверняка, кто крепостью управлял, — вели дела с доверенными людьми из скотоводов, что не внушали подозрений, и считали, что в крепости одни скотоводы и обитают.Когда с постройкой корабля закончили, дядя разбил стоянку для заблудившихся судов. Ходить на запад было опасно из-за оживлённых судоходных путей, да и минские китайцы или свои могли опознать дядю или — с меньшей вероятностью — Чонина, а награда за их головы соблазнила бы и столетнего отшельника, затмив свет истины в глазах. Семья Чонина всегда поддерживала монгольскую династию Юань, потому в глазах минских прихвостней и нынешней правящей династии Чосона они считались предателями и преступниками до сих пор, осколком былого величия Корё. По этой причине дядя выбрал юг и восток, отчего и привечал нихонских торговцев, чтобы тайком просматривать их карты и копировать, если полюбовно договориться не получалось.Вот так их корабль однажды добрался до южных островов, где дядя поладил с несколькими нихонскими кланами. Он ходил и дальше, но к северо-востоку в те годы всем жилось неспокойно, потому вылазки туда получались короткими и больше из любопытства. К тому же отношения между Чосоном и Нихон складывались неважно, поэтому дядя не желал привлекать к себе внимание и называл себя корё, да и держался за южные рынки и торговлю с южными кланами Нихон.Обычно они торговали спокойно и покупали или выменивали необходимые для жизни на острове запасы и товары. Высоко ценились те мохнатые и быстрые, великолепно обученные монгольские скакуны, которых время от времени дядя выставлял на продажу. Говоря по чести, именно за счёт лошадей они и выживали. Если с прочими товарами могло повезти или не повезти, то лошадей покупали всегда и дорого.Иногда спокойной торговля не получалась из-за алчности зазнавшихся чиновников, очередной местной смуты или ещё какой неприятности, включая вэгу или южных пиратов с мелких островков.После второй такой стычки в море, когда они разнесли пять кораблей одним махом за счёт пушек и хитроумных снарядов с известью, ядовитым газом и железной стружкой, а затем улизнули от небольшой карательной флотилии, придуманное дядей имя в местных устах зазвучало как ?Фума?.Их называли ?демонами ветра? и ?морскими демонами?. Зато не считали, что их корабль принадлежал Чосону или Минской империи, и это позволяло им пользоваться простым разрешением местного сюго, чтобы спокойно пристать к берегу и торговать.Три года назад Чонину пришлось заменить дядю; почтенный возраст, уже не столь крепкое здоровье и старые раны взяли своё, вынудив прежнего дарга Чина передать власть единственному наследнику.Слово ?дарга? было монгольским и означало ?предводитель?. Так решили сообща все те, кто прибился под руку дяде и шёл за ним, да и удобно было, чтобы держать в неведении любопытных соседей. Так три года уже называли Чонина. И три года именно Чонин водил корабль по доступным торговым путям, заключал сделки и обеспечивал Чин всем необходимым для жизни.Он великолепно знал южные острова — от крупного до самых мелких. И он дважды бывал в Эчиго с дядей.Последняя ходка на юг оказалась едва ли не убыточной. Мало того, что им пришлось отбить четыре нападения, так ещё и продать почти ничего не удалось. Даже лошадей раскупали вяло. Бэкхён поводил на берегу любопытным носом и собрал все мало-мальски важные сведенья.Как выяснилось, на юге намечалась очередная мышиная возня из-за новых назначений при дворе и смены чиновников на важных постах. Деньги рекой текли во дворец — на подкупы и взятки. В ближайшие год или два торговать на юге не имело смысла, поэтому Чонин счёл редкой удачей зашедший четыре месяца назад в бухту корабль из Нихон. Купца он знал — дядя несколько раз менялся товарами. На сей раз купец намеренно разыскивал Фума, дабы передать приглашение сюго Уэсуги.Уэсуги в учтивых выражениях просил их посетить Миядзу в провинции Танго и непременно привезти на продажу ?пушистых рысаков?, обещал, что как хозяин достойно их встретит и приютит, и, возможно, окажет содействие в налаживании новых торговых связей.Чонин вместе с дядей долго размышлял над приглашением Уэсуги. Наверняка до сюго докатились слухи о Фума, а лошадей он мог видеть и при дворе. Конечно, нихонские лошади выглядели в сравнении с монгольскими конями бледно, а по выучке так и вовсе в подмётки не годились, но только из-за лошадей принимать каких-то купцов в качестве почётных гостей?Подозрительно.Тут Чонин и дядя думали одинаково, но выбора у них не было. Особенно в свете слухов, что в Нихон опять неспокойно, поэтому поездка в Эчиго могла пройти так же плохо, как на юг накануне. А Танго — это неподалёку от столицы и императорского двора, стало быть, деньги там есть — и немалые.Так Чонин решил попытать счастья и теперь наблюдал последствия своего решения, любуясь на морскую схватку у нихонских берегов.Вэгу заметили ?Ящерку?, бросили уже безопасную добычу и принялись разворачивать судно с явным намерением атаковать.Чонин с ловкостью и проворством спустился на палубу, прихватил мечущегося Бэкхёна и отволок на нос.— Разок из ?победы?, — пробормотал он, и Бэкхён немедленно воспрял: кинулся готовить маленькую носовую пушку-сунчжа для приветственного выстрела.— Чем в них шарахнуть-то? — замешкавшись у припасов, спросил он и оглянулся.— Незабываемым. — Чонин вскинул левый уголок рта в хищной ухмылке. Бэкхён просиял и подхватил ядро, внутри которого железную стружку смешали с ядовитым порошком из высушенных и измельчённых насекомых и с известковой пылью. — Нужен точный выстрел.— Сам знаю... — проворчал Бэкхён. Он возился с пушкой, поглядывал на флажки, чтобы сделать поправку на ветер, и выверял прицел. Вэгу, судя по всему, так и не смогли понять, с кем имеют дело. ?Ящерка? лишь отдалённо напоминала фучуань, а на корёское судно и вовсе не походила никаким боком. Корабль и строили с таким умыслом, чтобы один вид сбивал с толку и не позволял предположить, с кем же имеют дело. Скорее всего, вэгу сочли их другой бандой с самодельным кораблём, что вознамерилась пограбить под шумок, потому и полезли на рожон, ничего не опасаясь.А зря.Выстрел у Бэкхёна вышел метким, как и всегда. Ядро грянулось на палубу, над досками поднялась плотная пелена, и можно было лишь догадываться, что творится на пиратском судне. Многих наверняка посекло стружкой и обломками ядра, а пыль сушила и раздирала горло, да и на глазах сказывалась плачевно. Те, кому не повезло дышать глубоко, к утру попрощаются с жизнью.Вэгу кое-как развернули корабль и бросились наутёк, живо сообразив, что ещё пары таких залпов они не выдержат, а с тем, что останется от команды, идти на абордаж будет попросту глупо. И это ещё с ?Ящерки? по ним из пушек посерьёзнее не палили.— Как драпают, а? — Бэкхён горделиво приосанился и помахал вэгу вслед рукой, будто прощаясь навеки. Любитель покривляться.— Надо бы подойти поближе, пока тот хлам не затонул, — пробасил Таху, указав на растерзанный корабль.— Он не затонет до прилива, — утешил его Чонин. — Они прочно сели килем на отмель.Он достал из чехла на кожаных штанах аккуратно свёрнутую карту и смуглым пальцем указал нужное место.— Кочующие отмели. Они так торопились уйти от вэгу, что не потрудились хорошенько промерить глубину. Бэкхён, возьми линь и дуй туда. Таху, убрать паруса и двигаться осторожно. Прилива ждать не так уж и долго, поэтому задерживаться не будем, но если найдём живых, надо подобрать.— А может, бес с ними? — Бэкхён осторожно промерил глубину и рукой посигналил Таху, а тот передал знаками сообщение на корму.— До берега вплавь далековато, — чуть поморщился Чонин. — Да и акулы тут... Мне бы не хотелось вот так болтаться в море. Никому бы не хотелось. Особенно с ранами и после боя. А нам всё равно курс не менять, да и добрались почти. От пары лишних ртов от нас не убудет. Хотя вряд ли кто-то выжил.После этих слов на палубу севшего на мель корабля обрушились горящие планки паруса. Остов заскрипел и накренился сильнее, зачерпнув воды бортом, но остался на поверхности.Над головой разнёсся крик смотрящего, а по канату скользнул зелёный флажок. Все кинулись к правому борту, чтобы всмотреться в лениво-спокойные волны. От горящего корабля в их сторону с трудом плыл человек. Он едва двигал руками и ногами — весь опутанный многослойными одеждами, как в коконе из водорослей. На миг ушёл под воду, вынырнул, и его снова утянуло вниз.— Потонет, — решил Таху. — Как пить дать потонет.Бэкхён тут же вытащил из-за отворота рукава серебряную монету и весело оскалился:— А вот и выплывет, спорим?Чонин выразительно прикрыл на миг глаза, но вмешиваться не стал — бесполезно. Вместо этого он велел тащить багор и канат с деревянным ?поплавком?, чтобы помочь выжившему. Тот как раз снова вынырнул. Сообразил стянуть с себя тяжёлые верхние одежды и поплыл уже бодрее, потом уцепился за брошенный ему ?поплавок?. Вскоре он сидел на палубе и хрипло дышал, пытаясь одновременно оглядеться и понять, кто же его окружает. Рост большинства мужчин красноречиво намекал, что это точно не его сородичи. Сам он выглядел заметно ниже и даже хрупким.Несладко пришлось бедняге, если учесть пёструю команду разномастных бродяг. Спасённый даже заметно побледнел, услыхав из уст людей вокруг монгольские словечки — недавние монгольские походы на Нихон прочно осели в памяти местных.Бэкхён с церемонным видом поставил в двух шагах от спасённого раскладной походный стул и изобразил почтительный поклон в сторону Чонина. Пришлось придушить желание отвесить Бэкхёну подзатыльник и подыграть, припомнив дворцовый церемониал. С невозмутимым лицом Чонин приблизился и грациозно на стул опустился, после чего внимательно посмотрел на мокрого незнакомца. Тот смотрел в ответ со столь же неподвижным и нечитаемым выражением на лице.Чонин не только владел необходимыми для торговли навыками и знанием языков, но и достаточно изучил традиции местных жителей. Те всегда небрежно отзывались о ?варварах?. Говорили, что по их лицам с лёгкостью можно читать как чувства, так и помыслы. А вот у жителей Нихон как раз больше всего ценилось энрё. Умение ?держать лицо?. Если чем Чонин и владел в совершенстве, то именно этим — при желании. И поэтому он прекрасно понимал, почему спасённый постоянно косился на людей вокруг. Потому что по лицу Чонина ему прочесть не удавалось ничего.Отдышавшись и вдоволь осмотревшись, незнакомец осмелился начать беседу.— Чей это корабль? — Почти сразу он смешался под прямым взглядом Чонина и потупился, показывая тем самым, что осознаёт своё нынешнее положение и преимущество хозяев корабля, кем бы они ни были. — Для начала было бы неплохо узнать, кто вы. Ведь вы можете быть и одним из вако. — Низкий голос Чонина заставил незнакомца вскинуть голову и вновь поглядеть — внимательнее и немного удивлённо. Объяснять, сколько лет он шлялся у южных берегов и слушал местную речь, Чонин не стал. Его уже устраивало, что незнакомец отлично его понимал без каких-либо трудностей. Скорее всего, произношение Чонина не блистало безупречностью, но разница измерялась особенностями южного говора, к которому Чонин привык.— Моё имя — Исэ Шинтаке. Я был назначен исполняющим обязанности управляющего в Миядзу, господина Хоши, на время его отлучки к императорскому двору.— Императорский двор там, — заметил Чонин, указав в ту сторону, куда ныне шёл корабль и куда направлялось потонувшее судно. — Я отправился в путь через Тоёоку. Чтобы доставить послание. И из Тоёоки уже на корабле должен был попасть в Миядзу. — Исэ пошевелился, чтобы сесть в привычную ему позу сэйдза: на коленях, с прямой спиной и сложенными на бёдрах ладонями. Голову он немного склонил — с почтительностью, но без подобострастия. Воплощал собой спокойствие, а не покорность. Он не занимал высокий пост, а лишь временно исполнял обязанности, но по меркам его народа держался достойно. — Могу я повторить свой вопрос? Кто вы? И могли бы вы высадить меня на берег?— В Миядзу, — после короткого молчания уточнил Чонин. — Мы идём в Миядзу. Это будет быстрее. И это мой корабль. Ваши люди зовут меня Фума Кай.Исэ неожиданно прямо уставился на Чонина, но разобрать выражение, промелькнувшее в его глазах, Чонин не успел, потому что Исэ принялся с подчёркнутым вниманием разглядывать волосы Чонина, разделённые на тонкие пряди. Каждую прядь оплели алым шнурком так тщательно, что на расстоянии Чонин казался ?красноволосым демоном? в глазах смотрящих на него нихонцев.Чонин поднялся со стула, жестом велел Таху осмотреть Исэ и позаботиться о ранах, если таковые найдутся, сам же двинулся на нос, между делом отправив одного из попавшихся на пути воинов приглядеть за грузом и лошадьми.Заместитель управляющего в Миядзу — это достаточно веско, чтобы Чонин мог сойти на берег и расхаживать по городу, не размахивая приглашением Уэсуги у всех перед носом. В некоторой степени выгодно, потому что от Чонина ожидали определённых действий, а оправдывать чужие ожидания ему не улыбалось.— Не слишком ли он молод для такого поста? — спросил подкравшийся тенью Бэкхён.— Прибудем на место и узнаем. Я не просто так взял с собой тебя.Бэкхён промолчал, лишь коротко кивнул. Он собирался жениться, но свадьбу отложили из-за приглашения в Миядзу. Всё это выглядело сомнительным, поэтому Чонин взял с собой лучшего из разведчиков. Да и примета хорошая: коль уж Бэкхёна ждала невеста, удача к нему благоволила. А капля удачи сейчас Чонину не помешала бы.— Видел бы ты его лицо, когда он услышал, кто ты, — тихо фыркнул Бэкхён и беззвучно засмеялся, скорчив довольную рожицу. — У них у всех лица одинаковые, когда они слышат о Морском Демоне Ветра. Напридумывали себе сказок.— Хуже, если страх они потеряют, потому пусть боятся сказок. Понбу сказал, что лошади волнуются.— Значит, погода слегка испортится, но тревожиться об этом не стоит. Мы успеем.— Ты в самом деле подаришь Облако наместнику?— Придётся. На приглашение принято отвечать подарком. Всё равно ничего более ценного у нас нет. Хотя сначала мне надо его увидеть. Наместника. Быть может, для Облака он и не сгодится.Бэкхён тяжко вздохнул и вопросительно развёл руками.— Это всего лишь конь. Чтобы усадить в седло свой зад, любой обученный подойдёт. Вечно ты вредничаешь, когда дело доходит до лошадей. Хуже свахи, что найдёт сотню изъянов у невесты. Этот не такой, тот кривой, да и коняшке всё не так.— Это не вредность. У каждой лошади свой нрав. Даже если она хорошо обучена, будет своевольничать под плохим всадником. Всадник и конь должны подходить друг другу.Бэкхён сердито забормотал себе под нос жалобы небесам на придурь наездников и коневодов, которые носились с лошадьми, как с писаными торбами. Чонин привычно пропускал это ворчание мимо ушей, потому что Бэкхён как был прибрежной душонкой, так и остался, да и в седле держался как лепёшка из глины — вот-вот свалится. От Бэкхёна пользы было больше тогда, когда он твёрдо стоял на земле на двух ногах. Ну или под водой — спасибо невесте. Невеста Бэкхёна из хэнё отлично ныряла и могла пробыть под водой в два раза дольше тренированного воина. Над Бэкхёном частенько потешались, предрекая ему работу по дому и уход за детьми, пока жена будет нырять в море и обеспечивать семью ценными морскими дарами. Хотя Бэкхён всегда находил острое словцо в ответ, языкастый бес.— Что заставляет тебя так часто хмурить брови? — едва слышно спросил наконец Бэкхён.— Ты знаешь, какова цена. И что зависит от нашей удачи. Ты стал бы приглашать к себе кайнин только ради хороших лошадей? Тех самых кайнин, которыми тут детей к ночи пугают?— Нет.— Вот именно. Нас ждут, Бэкхён. Ждут дома. И мы должны вернуться, что бы ни случилось. Добавлять, что вернуться они должны с полным трюмом, Чонин не стал. Бэкхён и так понимал, что будущее Чина зависело от них. Хотя бы будущее тех братьев и сестёр, которые поверили им и вложили частичку себя в товары для Нихон, чтобы обменять их на всё необходимое или выручить достаточно денег и закупить нужный груз. И серу. Без серы им не сделать порох, а если порох не сделать, они будут подобны тигру с вырванными зубами и когтями.