00110010 interference (1/1)

Что-то маленькое и фиолетовое лежало в углу аквариума, свернувшись в клубок, и тихонько вздымалось — дышало, наверно, во сне. Акита догадывался, но решил уточнить. Он кивнул в сторону мутного резервуара:— Это что?— Осьминог, — буркнул старый торговец. — Будете брать?— Да, достаньте, — кивнул Масами.Пока продавец возился с сачком и ругался под нос, Акита с тоскою осматривал жалкую лавку. Батарея пыльных консервов на полке, паутина в углах… впрочем, чего же еще ждать в районе Санъя, где ютится издавна беднота, и снимают жилье неудачники вроде Акиты?— Вам сколько? — прервал его мысли старик.— В смысле? — не понял Масами.— Сколько ног будете брать. Щупалец, ну, — продавец пошевелил согнутым пальцем.— Я… всего беру. Целым, — выпалил храбрый Акита.Старик громко хмыкнул, мол, ходят тут богатеи, объедают простых людей. Акита сделал вид, что не замечает. За долгие годы унижений он научился не краснеть, даже когда на него орали, что уж говорить о банальной враждебности.Старик протянул Масами кулек из промасленной бумаги, как-то криво завернутый; туда же сунул и сдачу.— Спасибо.Молчание. Три капли об пол.— До свидания, — Акита обернулся в дверях, но продавец только хмыкнул еще раз и скрылся в подсобке.11010000100100011101000110000011110100001011010011010001100011000010000011010000101111111101000110000000110100001011111011010000101110101101000010111011110100011000111111010001100000100010000011010001100011011101000110000010110100001011111011010001100000100010000011010000101111001101000010111000110100011000000000101100001000001101000010111010110100001011111011010001100000101101000010111110110100011000000011010001100010111101000010111001001000001101000110000010110100011000000011010000101101011101000010110001110100011000001111010000101101011101000110000010001000001101000110000011001000001101000010110101110100001011001111010000101111100010000011010000101110001101000010110111110100001011110011010001100000111101000110000111110100001011010111010000101111011101000010111101110100001011111011010000101110010010000011010000101101001101000110000011110100011000100011010000101110000010000011010000101111011101000010110101110100001011001011010000101111101101000010110111110100001011110011010000101111101101000010110110110100001011110111010000101111101101000010110011110100001011111000100001Один, один, всегда один… Акита брел по темному, грязному переулку, прижимая к груди мокрый сверток. Осьминог больше не шевелился — видимо, уснул навсегда. Как Масами завидовал ему сейчас! Вот что он сделал не так? Он ведь поздоровался, попрощался, был вежлив. Может, говорил громче, чем следовало? На концерте он немного оглох…Масами скривился — так, что какая-то встречная старушка в ужасе шарахнулась в сторону. Чертов концерт! И заранее ненавидел ведь эту группу, этих рыжих варваров, и особенно их вокалиста — жеманного тощего парня, такого длинного, словно природа вместо двух нормальных людей решила сотворить его одного.Масами не жалел, что пропустит завтра второе шоу — все равно, выданные редакцией деньги потратил на осьминога, да он и знал уже всё заранее. Он и статью написал еще за месяц до того, как эта банда ступила на священную землю его Родины.?Европейский андеграунд находится в глубоком кризисе — иначе как можно объяснить интерес к отжившим формам культуры? Ретроградный Уроборос проглатывает собственный хвост; неужели эти пятеро уроженцев Восточной Германии хотят вернуться во времена первобытно-общинного строя? Человеческое, слишком человеческое…?. Он до сих пор помнил каждое слово, все буквы — как глубокой ночью, под успокаивающий шум разбитого радио карябал их левой рукой, потому что правую покалечил — об радио. Никогда еще передача Джона Пила не вызывала у него такой ярости. Проклятые неандертальцы! Потом, гораздо позже, Акита выяснил, что из Западной, а не Восточной, да и под свои шумливые опыты они подводят базу из Лакана и Барта, но — переписывать не собирался. Все равно его скоро уволят, так или иначе. Это должен был быть он. Это он придумал фидбэк из дефекта аппаратуры превратить в основной инструмент, он стал играть шумом, играть с шумом, играть — в шум! Он, не какие-то европейцы! И именно он должен был выступать сегодня на арене Корагуэн, вместе с Киёси, собрать полный зал визжащих фанаток и…Масами вздрогнул — ему показалось, что сверток вдруг шевельнулся. Но нет, глупости — старик ведь что-то с ним сделал… Акита не знал, как надо убивать крупных моллюсков. Может быть, им протыкают мозг иглой через глаз, а может, бьют об камень. Он никогда не покупал целого и настолько свежего, но сегодня решил пошиковать напоследок и приготовить любимое с детства блюдо — осьминога в кокосовом молоке с пряностями. А потом можно устроить и вечный пост. Придется, вестимо.Мысли упорно возвращались к концерту. Перед глазами стояло лицо вокалиста — бледное от густого белого грима, как у танцора буто, с огромными, нечеловеческими глазами голодного демона. Бликса… кажется, так называются цветные фломастеры. Дешёвка. Фикция. Самозванец.Акита твердил: да тот просто видит себя неким лучезарным юродивым юношей, прекрасным и пизданутым, ничего больше. Это всё шоу, фальшь, фансервис. Но когда Бликса принялся с размаху лупить по гнезду микрофона, размалывая свою кисть в веселую капустную ветошь, Масами отметил у себя тень интереса. А когда тот кинулся со сцены вниз, прямо в гущу стонущих мокрых девочек — почти сочувствие. Что ж, этот гайдзин хотя бы играет с отдачей. Музыка Масами не понравилась. Да ее было и не слышно за визгом.После выступления Акиту вместе с массой рыдавших в истерике фанаток вынесло на улицу. Там полиция оперативно и улыбчиво отбирала тех, кто умудрился радикально потерять верх или низ своего гардероба — для продолжения веселья в участке. Масами выскользнул из редеющей толпы и впервые за вечер вздохнул свободно — и тогда он вдруг увидел. Три черных лимузина обогнули Корагуэн-холл и медленно поехали в сторону центра. Наверно, направлялись в Гиндзу, в какой-нибудь шикарный, без сомнения, отель — впрочем, какая разница, подумал Масами, ему-то вообще что за дело?Ему что за дело, ведь внутри лимузина не он.Масами уже поднимался по узкой лестнице на пятый этаж, когда мир в очередной раз решил продемонстрировать ему свою любовь. Соседи открыли дверь — будто распахнулся уродливый рот, и пахнуло гнилью из красного горла. Акита поморщился — даже из комнаты Киёси никогда так не воняло. В этот момент юркая декоративная псина вырвалась из недр квартиры и бросилась ему наперерез, будто бы ею выстрелили. Неразличимо быстрая и верещавшая словно черт, она прогибалась, хрустела хребтиной и вибрировала почище, чем игрушки Киёси.Акита хотел обойти, шагнул в сторону — но не тут-то было. Эта маленькая желейная тварь все время умудрялась быть между его ногой и ступенькой. Так что какое-то время он шел по ней вверх — вернее, даже катился как скейтбордист, а потом, наконец, упал — лицом о бетон. Сверток выпал из рук и отпрыгнул в сторону, будто снулый осьминог ожил и устроил побег. Это снова был ад.Сучка взвизгнула в последний раз и скрылась за дверью квартиры. Нагулялась. Масами лежал, раздавленный своим позором. Соседи в ужасе смотрели на него и молчали. Милая пара пожилых каннибалов в халатах, они же не виноваты…001000101101000010011111110100011000000011010000101111101101000110000001110100011000001011010000101110001101000110000010110100001011010100101100001000001101000110001111001000001101000010111111110100011000000011010000101111101101000110000001110100011000001011010000101111100010000011010001100000011101000010111011110100001011100011010001100010001101000010111010110100001011111011010000101111000010000011010001100001011101000010111110110100011000011111010001100000110010000011010001100000111101000010111100110100001011010111010001100000001101000010110101110100011000001011010001100011000010001000101110— Молодой человек, вы не ушиблись?..— Нет. Я не очень ее повредил? — тупо спросил Акита.— Что вы, отнюдь, — галантно ответил сосед и протянул Масами его осьминога.