Часть 2 (1/1)

Легкие похожи на перевернутое дерево, где вместо ствола — трахея. Если взять лопату и со всей силы ударить человека по горлу, его внутреннее дерево, вероятно, умрет. Мораль: надо дружить с правильными людьми и беречь свое дерево.Бликса пришел в себя оттого, что кто-то его целовал. С языком, душевно, взасос. Он лежал на жестком полу. Голова кружилась, спину ломило — видимо, лежал долго. Во рту был привкус чужого пива, а рубашка оказалась расстегнута почти до самого низа — ветерок неприятно холодил кожу.Целовавший — некрофил, не иначе! — через каждые секунд тридцать делал паузы: отрывался от губ и прикладывал ухо к груди Бликсы, иногда трогал шею и гладил запястье. Вот же еще фетишист… Это было приятно, но несколько однообразно. Прелюдия явно затягивалась.Наконец, Бликсе поднадоело. Он негромко покашлял, знаменуя свое присутствие в этой реальности. Глаза пока не открывал — надо давать информацию порциями, для лучшего усвоения.Поглаживания и поцелуи тут же прекратились.— Он жив! Йохен, у меня получилось! — прозвенел молодой, незнакомый Баргельду голос.— Правда? — раздался другой откуда-то издали. — Значит, я не звоню?— Да, не надо пока… Черт. Черт!— Молодец!— Спасибо! О, черт!..Бликса не выдержал и сердито взглянул на юного сквернослова. Это оказался парнишка с каштановыми кудрями, сейчас совершенно взъерошенными, в черной рубашке, расстегнутой на три верхних пуговицы — ишь, изготовился! — черных же брюках и в смешных золотистых ботинках. Он сидел на полу рядом с Баргельдом, забыв от восторга утереть мокрый рот, и часто-часто дышал.Бликса залюбовался гардеробом мелкого матершинника. Особенно его очаровали ботинки — остроносые, какие-то даже чешуйчатые…— Как вы здесь оказались? — строго спросил вдруг парнишка, и этот переход от экстаза к суровости неприятно резанул слух.— Где ?здесь?? — буркнул Бликса, хотя уже видел — они на полу в какой-то гостинице: розоватые стены, блестящий паркет… Или в борделе — в поле зрения попал красный диван. Бликса немедленно возмутился — диван есть, а он лежит на полу!— Это музыкальная студия, — сухо сказал парень. — И вы не должны в ней находиться. Объяснитесь, пожалуйста.— Руди, он же только что… — прорезался второй голос. Он был Бликсе смутно знаком.— Как вы себя чувствуете? — склонился второй, сложив морщины в участливую гримасу.Бликса ни с чем не спутал бы эти дорожки, прожженные горючими слезами на бледных щеках. Светлые волосы и огромные рыбьи глаза, невзрачный серый костюмчик — Йохен Арбайт. Только какой-то старый.— Простите, вам лучше? — мужчина дотронулся до плеча Бликсы. — Вы лежали здесь без сознания.— Привет, пшек, — Бликса с трудом приподнялся. — Сегодня ты отменно уродлив.Йохен от этой новости сжал тонкие губы и жалобно громко сглотнул. Дружеские напоминания его всегда немного демотивировали.— Чья это студия? — продолжал Бликса. Теперь он заметил на столе несколько странных устройств, широких и плоских, похожих на экраны от телевизоров.— Наша студия, — прочистил горло Арбайт.— Die Haut?— ?Новостроек?.— Марк продал вам нашу студию? — понял всё Бликса. — Не ждал от подлеца!— Нет, мы — ?Новостройки?, — начал уже выходить из себя Йохен. — А вот кто вы…— Я рассчитываю на объяснения, — кудрявый юноша снова возник на периферии.— Анус себе рассчитай, пёс, — посоветовал Бликса. Он поднялся с пола. На ходу застегивая рубашку, прогулялся от стены к стене — одеревеневшие ноги с трудом слушались. Заглянул в соседнюю комнату, надеясь хоть там найти привычный развал, горы железа, проводов и залежи пустых ампул. Но, к ужасу Бликсы, посреди чистой и светлой комнаты стояла лишь обычная ударная установка, а в дальнем от входа углу — огромная арфа. Не из колючей проволоки. Пара вычурных расписных — гитар? балалаек? — на пробковых стенах довершали кошмар.Бликса застонал и прислонился к дверному косяку. Кажется, друзья крепко решили ему отомстить — вот и беженца из Die Haut подговорили… Нет, нет… Где же пиво? Где гидравлический молот? Вёдра с гайками, свиные туши, пестрые лифчики группиз? Неужели всё пожрал евроремонт? И вдруг взгляд Бликсы натолкнулся на календарь — какие-то горы, кажется, баварские Альпы — пошлая, глянцевая картинка…Было шестое февраля две тысячи третьего года.***Бликса, пошатываясь, брел по улице. Люди не обращали на него ни капли внимания, и от этого было особенно горько. По пути ему встретилось уже двое негров в розовых пачках и один карлик неизвестного пола в костюме Пикачу. Берлин праздновал грядущий уик-энд как всегда своеобразно. Так что наряд Баргельда из кожаных штанов с массой ремней, черной рубашки и сапог казался почти офисным дресс-кодом. Еще спускаясь по лестнице, Бликса столкнулся с каким-то грузным мужчиной в длинном пальто. Тот никак не хотел подвинуться в сторону хоть на шаг и ощутимо толкнул Бликсу плечом. Воротник у него был из блестящего алого меха — пидорский, клоунский наряд, и Бликса подумал, что под страхом смерти не напялил бы на себя такую нелепость.Бликса не знал, что такое ?косплеер?, и почему Йохен назвал его этим словом — наверняка втайне обложил польским матом. Знал только, что чертов лях ему не поверил, а в группе творится что-то неладное. По словам Арбайта, теперь в ?Новостройках? играл вместо Франка этот баварский ребенок, а Хаке переключился на бас. Это совсем уже никуда не годилось. С чувством ритма у Алекса всегда были проблемы, — но при каких условиях Бликса это узнал, он предпочитал не вспоминать. Он дождался бы Хаке, но кудрявый мальчишка что-то уж слишком нервничал. Наверно, стеснялся рассчитывать при посторонних. Баргельду парень понравился. Особенно обезьянья гримаска, с которой он сдвигал красивые тёмные брови, — сердился тот умилительно: топал ножкой и дергал Йохена за пиджак, приговаривая: ?Пусть этот человек уйдёт! Пусть уйдёт!?. И Бликса ушёл.Он решил, что надо для начала послушать, что там наваяли за прошедшие годы без него боевые товарищи. Поэтому он направился к знакомому магазину. Тот занимал целый этаж в одном из старинных домов в центре Кройцберга и славился всегда свежими номерами ?Rolling Stone? и ?New Musical Express?, редкими записями SPK и тибетских поющих чаш. Еще на подходе Бликса понял — всё стало не так. Слишком чисто, чересчур много целых витрин и неподпаленных иномарок и подозрительно мало граффити, а главное — на асфальте не валяется пьяных и мертвых тел. Берлин изменился, и не в лучшую сторону.Дурное предчувствие не подвело. Зайдя в магазин, Бликса увидел ровные ряды стеллажей. Там, где раньше громоздились коробки и горы пластинок, стояли теперь аккуратные белые шкафчики, и томились под стеклом компакт-диски.— Могу чем-то помочь?Чавкающий женский голос с английским акцентом. Бликса помотал головой. Ему уже ничто не могло бы помочь. С тоской он смотрел на огромную, в человеческий рост, плазменную панель под потолком. На экране сильно помолодевшая Луиза Чикконе в фашистской фуражке скандировала что-то на фоне флага конфедератов. CD, одни CD! Неужели в мире не осталось больше других носителей?.. Бликса зачарованно глядел на влажно блестящую щербинку между передними зубами Мадонны. Ему казалось, что эта щелка затягивает его — куда-то в страшные глубины поп-музыки, туда, где музыки-то и нет, в ад MIDI-стандарта.— Вам что-нибудь подсказать?Бликса обернулся. Девочка c изумрудными дредами, в сварочных очках, сдвинутых на невысокий лоб.— Кэнди, — представилась зачем-то юная сварщица.— Einstuerzende Neubauten, — прохрипел Бликса.— Эй, полегче! — обиделась Кэнди и выдула пузырь кислотно-зеленой жвачки.— Я ищу запись, — уточнил Бликса. — Это группа.— А, ладно, — Кэнди выгнула тонкую бровь. — Как еще раз?— Einstuerzende Neubauten, — повторил Бликса как можно разборчивей.— А этнография от нас переехала! — радостно заявила девчонка. — Еще в прошлом месяце.Бликса закрыл ладонью лицо.