конец (1/1)

-Сережа-а-а, просыпайся. У тебя сегодня чересчур важный день, - произнес Поотсманн, наклоняясь над Лазаревым, который отключился за полночь, и теперь не хотел вставать ни в какую. Осторожно коснувшись растрепанных волос, Юрий поцеловал его в лоб, и приспустив одеяло с плеч, осторожно коснулся губами и их, оставляя мокрый след. Лазарев лениво поднял веки, подаваясь навстречу ласке, и улыбаясь. Такое пробуждение было явно ему по душе, которая просила заботы и тепла. Откинув голову, он счастливо закусил губу, прикрывая глаза вновь. Тело уже давно просило разряда, а душа близости такой, от которой кругом идет голова, подкашиваются ноги и сердце сходит с ума от любви. Да, Лазарев понимал, что это смахивает скорее на бредни влюбленной девчонки лет четырнадцати, но тем не менее, не отбрасывал надежд, которые возвел воздушными замками.Эстонец закатил глаза, и прикоснувшись к крепкой шее прохладной от воды ладонью стиснул , откинул голову Сергея, припадая губами к кадыку, который часто вздергивался от дыхания его обладателя. По телу шатена прошла крупная дрожь, и он, выгнувшись, сжал талию Юрия, прижимая его к себе, и увлекая на постель. Поотсманн протестуя, замычал, упираясь руками в грудь Сергея.- Ну, не сопротивляйся, ты же знаешь меня, ты же в курсе, что я упертый…- быстро бормотал Лазарев, оглаживая худые бледные плечи широкой ладонью. Эстонец поежился, и осторожно садясь на постели, бормотал, посмеиваясь.- Не-е-ет,не сегодня, Сережа. А если и сегодня, то очень, чересчур поздней ночью, когда финал уже кончится, - Юри все еще прибывал в Стокгольме, как и обещал Лазареву. Последний, выматывался настолько, что сил хватало только на поесть и поспать. Блондин осознавал это, и лишний раз не лез к нему, видя, что тот устал, и настроения говорить у него совсем нет. Так, как он предполагал, могло продолжаться до сегодняшнего вечера - завтрашнего утра. А дальше по домам, в родные пенаты. Юри не знал, как поступят они с Сергеем, и задумываться, кажется не собирался, пуская все на самотек, позволяя только случаю управлять ситуацией. И, еще иногда Сергею. Лазарев обиженно надул губы, и без всякого удовольствия встав с постели, натянул на себя джинсы, которые валялись на полу.Видимо, Юри уснул раньше чем он, и не убрал их - Завтрак на столе. Я стащил из холла. Там столько народу, что спускаться – сущее самоубийство, - Сережа благодарно улыбнулся, и подойдя к юноше, что стоял у шкафа, застегивая рубаху, обнял его, обвивая тонкую талию руками, и прижимая к себе. Поотсманн тяжело выдохнул. В подкорках, сидела мысль, что все слишком гладко. Не бывает так, вот серьезно, невозможно чтобы все шло так легко, как по маслу. Чуть нахмурив брови, он развернулся к Сереже, и приникая к нему, что-то шептал на родном эстонском. Вероятно, это были сожаления, или что-то вроде ?Только не расстраивайся сегодня?. Сережа этого не понимал, и лишь тихо смеялся, разворачиваясь и целуя блондина в щеку. Кажется, это были одни из последних радостных минут в эти сутки, а может и недели…Сергей не верил. До последнего не верил в несправедливость, и надеялся на какое-то спасительное чудо. Да, оно случилось, он выдрал зубами третье место у француза. Но, черт. В спину будто всадили нож – резко, болезненно, и без сожаления. Глядя на табло, Лазарев прикрыл рот рукой, и пытался улыбнуться. Вместо того выходили слезы, которые сейчас видел весь мир, просто от того, что камеры ловили лица трех призеров. Сережа опустил голову, и, уронив на пол флаг, тяжело выдохнул себе в ладони, пытаясь успокоиться, пока зал гудел: кто поздравлял украинскую исполнительницу, кто освистывал. Сейчас было плевать, хотелось плакать и бежать до той степени, пока не отнимутся ноги, или не лопнут от жжения легкие. Но плечо сжимала рука Филиппа, который слегка подталкивал его к служебному выходу, к гримеркам. Вырвавшись, он что-то опрометчиво и зло выплюнул ему в лицо, и сжимая свои плечи, бежал к черному выходу на улицу. Лишь бы не видеть людей, лишь бы не выслушивать утешений, от которых плакать хотелось больше. Даже домой уже возвращаться не было желания, из-за горящего на сердце клейма с одним только словом ?подвел?. Осознание этого факта пришло только сейчас, и Сергей, стискивая сам себя пальцами, и плакал навзрыд, но не настолько громко, что можно было услышать. Горло сдавливал спазм, а ноги подкосились, и он, сползя по холодной металлической обшивке арены на асфальт, откинул голову назад. Стокгольмский ветер быстро сдувал слезы с щек куда-то вбок, и Сергей оттого ежился, и кутаясь в тонкую сценическую рубашку, тяжело дышал. Если он сейчас вернется, то… Он даже не понимал что случится, если ему приспичит вернуться в арену, в свою гримерку под чертовым номером тринадцать. Встав с земли, он, развернувшись лицом к Арене, ударил по железной обшивке кулаком. А затем еще раз, и еще, до тех пор, пока костяшки не начало жечь и щипать. Опустив глаза на свои руки, он слабо нахмурился, и расправив их, уперся ладонями в белую стену, жмурясь и сжимая зубы. Погода, казалось плачет тоже, только вот ей-то чего вдруг? Лазарев хихикнул своим мыслям и развернувшись, взглянул на небо, на своде которого словно просыпали баночку с бисером, серебристым, золотым. Он стоял и смотрел, смотрел, пока не начали болеть глаза, а ноги подкашиваться от дикой усталости. Было слышно, что льет дождь, и Поотсманн зло выдыхал сквозь стиснутые зубы, протискиваясь к черному выходу, за которым упорно не следили, и даже не приставляли туда охрану. Юри, сняв пиджак и прижимая его к себе, выскочил на улицу, оглядываясь вокруг. Дождь шел, но не такой сильный, как он думал, но сам факт этого погодного явления, радости не прибавлял. Надо было найти Лазарева. Срочно. Как можно быстрее. В Арене его не было, у кого ни спрашивай, так что, Поотсманн надеялся что тот на улице, вдали от шумихи и интервьюеров, которые любят капать на мозг одинаковыми вопросами. Здание сейчас казалось непомерно большим, и блондин перешел на легкий бег, двигаясь рядом с белой стеной. ?Должен же он где-то быть? - думал он, и глядя по сторонам, не заметил, как стал приближаться к какому-то звуку. Юри понимал, что это мог быть кто угодно, совсем не Сергей, но почему-то, сердце говорило что разворачиваться и идти в обратном направлении не стоит. И взаправду. В этот раз злополучный орган сработал лучше, чем интуиция. Перед ним, опираясь спиной и затылком об обшивку арены, стоял бронзовый призер, который был явно не рад своей награде. - Если утешать пришел – можешь разворачиваться и уходить. Меня не надо жалеть, - пробурчал мужчина, глядя на Поотсманна. Последний же, осторожно подошел к нему, и сняв со своей руки пиджак, накрыл плечи, которые задрожали в который раз за эту ночь. Плакать при близком человеке тяжело, даже чересчур. Не хотелось показаться слабым нытиком, который не рад третьему месту, словно маленький ребенок, ожидающий большего. - А вот да, пришел утешать, но не уйду, хоть драться начни, - твердо произнес Юри, разворачивая русского к себе, и стискивая его в объятиях. Сергей опешил, и неуверенно сжав ткань белой рубашки, ткнулся ему в плечо, шумно дыша, и пытаясь вновь унять себя, загнать слезы обратно в глаза.Поотсманн молчал, понимая, что в такой ситуации, когда на тебя надеялась страна, мир, говорить какие-то утешающие слова просто бесполезно. Сейчас Лазарев нуждался лишь в крепком плече, в которое можно поплакать, и от которого можно получить ласку и заботу, которая осталась, несмотря на проигрыш. Со стороны Сережи послышался не то слабый стон, не то всхлип, который тот приглушил, зажав рот ладонью. Юри чуть закусил губу, и наклонившись к покрасневшему уху, гулко прошептал, губами задевая кожу: - Не молчи. Ты сам прекрасно знаешь что ?гораздо больнее молчать?, - Юри слабо улыбнулся, пропев строчку из песни Сергея. Последний же, приподняв брови, взглянул на него, улыбаясь уголками губ. Коснувшись теплой ладонью припухшего лица, Поотсманн стирал слезинки, которые безостановочно катились из карих глаз, глядящих на эстонца преданно, если можно так сказать с некоторым благоговением, ему совсем не присущим. Поправив на плечах певца пиджак, Юри сел перед ним на корточки, и сжимая длинные пальцы, прошептал: - Ты победил. Победил сам себя, всех, кто присутствует в арене. Даже не сомневайся в своем результате, иди как победивший. Может быть, ты и не оправдал чьи-то ожидания, но мои – ты превзошел, Сережа. Ты прекрасно это знаешь, - Лазарев почти успокоился, и краснея, придерживал пальцами свободной руки зонтик. Эстонец был прав. Один из лучших результатов конкурса, сложнейший номер, месяцы подготовки. Его действительно можно назвать победителем. Закусив губу, Лазарев опустился на корточки, и вновь прижимаясь к Поотсманну, вдыхал влажный воздух. Дождь уже сошел на нет, и от него остался лишь запах. Еще, вперемешку с ним, витал запах Счастья, которое наконец-то нашел Сергей в Стокгольме. Счастье это, сейчас стискивало его, беспорядочно целуя то в шею, то в лоб, то в острый нос. Сейчас Лазарев понял, что для него по-настоящему важны не репетиции, не концерты, а то, что принято называть словом ?семья?. Пусть она и была маленькая, но она была, была личным Счастьем этих двух, насквозь промерзших людей, застывших в странной позе рядом с местом, которое стало для них своеобразным символом…