Глава первая. Эфиры (1/1)

Мачеха Флёр?— совсем ещё молода. Только вот в её зелёных глазах есть что-то, что заставляет видеть в ней строгую женщину более старшего возраста.Она одевается очень красиво. Даже при том, что замужние саганы не могут носить яркие или слишком открытые наряды.Её платья?— строгие, однотонные, с кружевными или накрахмаленными воротничками?— идеально смотрятся на ней. Ведь, как говорится, изящество?— в простоте.Делакур-старшая всегда относилась к новой жене отца настороженно, а та, в свою очередь, не смела унижать падчерицу или как-то притеснять.Возможно, эта по-своему мудрая женщина понимала, что Флёр не та, кто забудет всё и простит.Возможно, были ещё какие-то причины, вроде чувства жалости к опозоренной девчонке.Да только всем было всё равно.И сейчас, когда они обе?— взрослые женщины по закону их страны, когда они обе молча едут в одной карете, Флёр снова рассматривает новый безупречный наряд мачехи, избегая таким образом её взгляда, неприятного именно для Делакур-старшей?— слишком проницательного, слишком похожего на её собственный.Флёр душно, жарко, она задыхается. Но лишь внутри, снаружи она спокойна, иногда даже весела (если за веселье считать небрежную, скупую улыбку).И даже мягкий запах моря, свежести и жизни не могут вернуть Флёр покой.Ведь она знает и понимает, какую жизнь проживёт?— серую и бездушную. Осознанно станет чьей-то брошкой на камзоле?— так велят традиции её общества, так принято поступать многие века, так она покажет свою любовь и покорность родителям: что может быть лучше, чем этот выбор?Флёр страшно?— у неё потеют ладошки и едва заметно трясутся руки.—?В вашем возрасте я тоже волновалась. Это нормально,?— спокойно говорит мачеха. Её улыбка ненастоящая?— она тоже всё понимала. Или ей просто неприятно даже видеть падчерицу?Флёр, честно говоря, плевать: она никогда не страдала наивной любовью к кому бы то ни было. И все эти романы, рассказы про неземные чувства и крепкие родственные узы вызывали у Делакур-старшей приступы острой неприязни?— как можно быть такой дурой, чтобы позволять кому-то владеть своей душой, своим разумом? Ведь на самом-то деле все чувства?— разум. Все эмоции?— воля. Ничего нет вне: всё можно подчинить, всё можно сломать и от всего можно избавиться в один момент, если того, конечно, пожелать.Именно из-за прочности таких своих убеждений Флёр и не боялась, что будущий муженек в первую брачную ночь по законам их прекрасной страны отнимет у неё стихию?— это всего лишь стихия, а не её разум.Флёр страшилась совсем иного: того, что будет заперта в темнице предопределений, судьбы или воли эфемерной Богини.Того, что будет скована, и именно это её и погубит, превратив вполне сносное существование в жуткий эшафот.Её стихия?— вода.Вода мягкая, нежная; она даёт прохладу в жаркий солнечный день и покой тогда, когда нет уже сил этот самый покой искать.Вода в грозу топит, накрывает огромными волнами, безжалостно ломает кости, заставляет задыхаться, быстро и жадно заполняя лёгкие; она поглощает всё на своём пути и погребает под собой целые цивилизации.У Флёр светлые волосы, цветом напоминающие песок на побережье океана. А глаза у неё?— светло-голубые, как море утром у самой линии горизонта.Делакур-старшая двигается строго, с достоинством и всегда так, будто наперёд знает абсолютно все намерения окружающих. Взгляд у неё цепкий, внимательный и часто слишком отрешенный?— как будто бы чужой.Отец Флёр как-то сказал, что она вся в мать. Не со зла?— он не имел в виду то, что Флёр может сбежать так же, как и её мать, с каким-то человеческим отродьем, оставив семью, опозорив всех своих родственников и нарушив обеты.Он имел в виду, скорее всего, её взгляд и внешность?— Флёр почти уверена в этом. Почему почти? Ну, а какой глупец будет уверен хоть в чём-либо до самого конца?А насчёт побега… Делакур-старшая слишком умна и принципиальна. Она никогда не бросит дочерей?— если выйдет замуж, а не умрёт, конечно?— ради какого-то ничтожного чувства, которое потребовало бы подобной ужасной жертвы.Флёр помнит мать. Её пустую улыбку и постоянно виноватый взгляд, её руки, вечно что-то судорожно прячущие, и губы, улыбающиеся, когда она сама прощалась?— навсегда.Габриэль долго плакала после ?исчезновения? дорогой матушки, отец?— ругался и искал нерадивую жену, а Флёр?— просто молчала, куклой смотря на всю эту мышиную возню.Она-то видела мать, она-то знала, что их бросили?— с самого начала.—?Полно грустить, Флёр. Мы въезжаем в столицу. Ну же, посмотрите, какие прекрасные храмы, люди, лавочки, дворцы. Улыбнитесь,?— мягко, но не ласково говорит мачеха.Делакур-старшая в ответ почти незаметно кривит красивые тонкие губы в неприятной ухмылке, отворачиваясь к окну.Дома серые, дома красные?— всё равно дома.Запахи пряные, запахи пыльные?— всё равно запахи.И саганы красиво одетые, саганы бедные?— тоже всё равно саганы.Карета несётся, ветер обманчиво воет, принося сладкие запахи из булочной. Воздух почти сухой, но Флёр не жалуется: в столице, где правят огненные, не место воде.Мир живёт, дышит и наслаждается. Мир крутится, крутится волчком, набираясь сил для чего-то непременно важного.А Делакур-старшая безукоризненно отчетливо помнит поля ржи и жёлтые моря подсолнухов, помнит величественные скалы, горы и буйные моря?— свой дом; помнит то место, где ей было хорошо.* * *Сезон. Время, когда всех девушек страны, уже достигших совершеннолетия, приглашают ко двору Императора, чтобы те смогли выбрать супруга на всю жизнь.Смешно слово ?выбрать?. Скорее, ткнуть пальцем на лучший вариант или на тот, который навяжут родственники. Причём этот любой вариант будет продиктован жадностью, оправдываясь законами Империи: мол, мне, пожалуйста, красивую женщину, её стихию и приличное приданое.Балы и танцы, сломанные каблуки и прозрачные ткани, лёгкие шутки и минимум политических фраз напополам с сарказмом. Много макияжа и безвкусных украшений, много пустозвонов и мерзких обещаний?— неважно даже чьих?— мужских или императорских: всё ведь, в сущности, одно и то же.Сезон. Очередная пустая трата времени. Очередное разочарование.Флёр показывают разные дорогие платья?— её отец достаточно богат и горд собой, чтобы позволить старшей дочери предстать перед Императором не замухрышкой, а вполне достойным венцом Рода.Делакур-старшая смотрит на всё равнодушно, тогда как её сестра в восторге перебирает кружево, нежно касается шёлковых тканей самыми кончиками пальцев?— чтобы, не дай Богиня, не испортить.Флёр оборачивается на мачеху и уважительно говорит, желая поскорее остаться в одиночестве:—?Полагаюсь на ваш вкус.И мудрая женщина, кивнув, начинает выбирать более закрытые наряды с минимальным количеством кружев и всяких вычурных рюш.Габриэль хочется злорадно посмеяться, но умом понимая, что подобное поведение может обидеть сестру, старается держать беспристрастное выражение лица. Хотя слово ?монашка? так и вертится на языке?— незамужние саганы всегда одевались в Сезон вольно, чтобы привлечь мужчин своей красотой и почувствовать себя свободно.Портнихи кивают в ответ на замечания женщины по поводу ушивки и прочего и бросают на Делакур-старшую жалостливые взгляды?— как же, бедняжка не рада скорому замужеству, в ней наверняка говорит это дурная кровь, а вовсе не её душа.Флёр ждёт, пока ей будет дозволено отправиться в свою спальню. И, получив желаемое, поднимается по лестнице медленно и каким-то странно-печальным образом?— Габриэль не находит подходящего слова.Она не понимает сестру. Чего грустить, когда можно веселиться? Они не бедны, а у отца есть связи в высшем обществе. Дорогой Флёр подберут хорошего молодого человека, который влюбится в неё и будет подпитывать стихией тогда, когда она отдаст ему свою и начнёт медленно стареть.Зачем же переживать? Ведь всё будет так, как было со всеми, как принято веками и понятно каждому.Делакур-младшая хмурится, продолжая размышлять. Но долго на это времени не тратит?— мачеха решила купить и ей обновки.* * *Делакур горд своей красавицей-дочерью. Он смотрит на неё?— в нежном фиалковом платье, которое аккуратно обхватывает лёгкой непрозрачной тканью её тонкую талию и руки, мягко струится и ниспадает к полу?— и одобрительно улыбается умной жене.Мачеха Флёр растягивает губы в улыбке. И следит, чтобы выбранная ею обувь была удобна и каблук был достаточно устойчивым?— чтобы её падчерица не заботилась ни о чём в свой первый день Сезона.Волнение томит её грудь: хоть девочка и не родная, но всё же важна ей.Габриэль с завистью смотрит на волосы сестры, которые в этот день прислуга решила немного завить и оставить распущенными. Габриэль не берут во дворец?— а она так мечтала увидеть Императора, восхититься красотой замка и станцевать хоть один прекрасный вальс. Но нет, она, видите ли, ещё слишком мала. Что за глупость, в самом деле!А Флёр всё ещё жарко, душно. Ей бы ощутить прохладу воды, вглядеться в гладь и увидеть там своё настоящее отражение?— свою суть, свои надежды и мечты, которые спрятаны глубоко внутри, погребены под обидой, болью и сломанным духом.—?Идём. Не то опоздаем,?— с удовольствием говорит отец Флёр и подаёт руку кроткой жене, чей взгляд грустно скользит по лицу падчерицы.Флёр следует за ними, поправляя лёгкую шаль рукой в непривычной перчатке. И мимолётно смотрит на браслет-эскринас?— свою клетку, своё вечное проклятье.Оборачивается?— и видит лицо Габриэль. Оно отражает самые разные эмоции, но среди них нет искренней доброты.?Что ж,?— думает Флёр,?— это её выбор?.